Полный финиш - Марина Серова

— То есть вы думаете, что работал киллер? — спросил младший лейтенант. Крылов, допивавший пиво и угрюмо жующий куриную ножку, скептически хмыкнул и переглянулся с мрачным Ковалевым. Я заметила этот взгляд.

— Почему — киллер?

— Но вы же сами говорите, что спецподготовка плюс отмычки… и вообще. Специалист, в общем.

— Что работал хорошо подготовленный спец, я не сомневаюсь. А вот насчет киллера… сомневаюсь. Дело в том, что, например, я тоже смогла бы открыть туалет булавкой.

— Да ну? — оживился старший. — Покажите.

— Только, надеюсь, мне не будут на основании того, что я умею открыть замок булавкой, инкриминировать убийство, — с кислой вымученной улыбкой выговорила я.

Лейтенант скупо ухмыльнулся и открыл передо мной дверь…

Я скользнула взглядом по настороженным физиономиям своих соседей по купе, остановилась на угрюмом лице Воронцова. Почувствовав мой взгляд, он сказал:

— Зачем такие странные опыты? Не надо, Женя, ты что говоришь? Им же нужно дело раскрыть… смотри, они его тебе и впаяют.

— Интересно, как они это себе представляют? Я и шага-то шагнуть ночью не могла, не то что убить Олега, затащить в туалет его труп, предварительно вскрыв булавкой замок.

— М-да… — со скепсисом протянул старший мент, скользнув взглядом по моему пепельно-бледному лицу и по чуть подрагивающим рукам. — Ну хорошо, покажите, как открыть дверь булавкой, Охотникова.

…Дверь я не открыла. Руки меня не слушались, я не могла должным образом согнуть булавку, и она нагло прыгала в пальцах, которые передергивало мелкой дрожью. Лейтенант посмотрел на меня как на глупую хвастливую бабу, тяпнувшую лишнего и теперь отчаянно несущую чушь.

Серьезно, как ни странно, смотрели на меня только Крылов и Ковалев.

Я прекрасно помнила, как переглянулись они в купе и как не понравился мне этот взгляд.

И тут мне в голову пришла мысль, которая, по всей видимости, едва ли осенит граждан милиционеров. Я подумала: а зачем, простите, изощряться в открывании туалета булавками, если его прекрасно можно было открыть ключом, который все это время находился в купе у проводницы Лены? В том самом купе, где резвился г-н Крылов?

И еще… еще я вспомнила, как друг Крылова Костя Ковалев профессионально поймал в зажим Немякшина — тогда, когда они играли в домино. Когда он говорил Паше, чтобы тот бил по ушам не так сильно, как Крылов…

Это был примерно такой же захват, как тот, каким сломали шею Олегу Денисову.

Глава 5 Эдуард Рощин как зеркало русского джентльменства

В Сочи поезд прибыл с опозданием примерно на пять часов. Мало того, что в Туапсе его затормозили не меньше чем на полтора часа в связи в убийством Олега Денисова — так ведь еще и по графику он шел со значительным опозданием — на три с лишним часа.

Немякшин, который торчал исключительно в нашем купе, избегая смотреть на девушку покойного Олега в своем собственном, бормотал в этой связи себе под нос слова из известной рекламы российских железных дорог:

— «И цены недорогие, и поезда ходят точно по расписанию»! Твою мать!!

Я сидела, мрачно уткнувшись в стену прямым немигающим взглядом.

Сказать, что на душе у меня скребли кошки, — это значит ничего не сказать. Конечно, Олег никогда не был мне близким другом, но в Питере мы долгое время — почти три недели — работали бок о бок, разгребая проблемы моего питерского клиента, бизнесмена Эдуарда Сергеевича Рощина. И вообще — Олег не мог не вызывать определенной симпатии: высокий, атлетичный, улыбчивый, со своеобразным, хоть и определенно грубоватым, юмором… Конечно, я видела, что он может быть и жестоким, и напористым, и бескомпромиссным, но что тут поделаешь, таковы особенности его работы.

А работал он в частном охранном агентстве. Коллега, стало быть.

Но кто мог так безжалостно расправиться с ним?

Я перевела взгляд на трио веселых друзей. Бесспорно, улыбки на их лицах несколько потускнели, и некоторая напряженность не расковала их до конца, но это только на время, а стоит приехать в Сочи, как эти скованность и настороженность слетят, как одуванчиковый пух под порывом ветра. Бесспорно, им нет никакого особенного дела до смерти человека, с которым они к тому же ссорились…

…Но убить его?

Разве это возможно?

Я наклонилась к уху молчаливо сидящего рядом Воронцова и прошептала:

— Как ты думаешь, Саша… кто?

Он пожал плечами.

— Вот и я ничего не понимаю, — продолжала я. — Ну некому… некому. И еще… еще мне кажется, что произошедшее с Олегом связано с… с моим нехорошим состоянием. У меня никогда такого не было. Словно кто-то подумал, что я могу помешать при реализации его планов насчет Денисова… и нейтрализовал меня. Но тогда…

— …но тогда это сужает круг подозреваемых до двух купе, — пробормотал Воронцов. — Значит, убийца сидит здесь. Здесь или за стенкой.

Я озабоченно потерла щеку и после длинной паузы сказала:

— Ну что ж… это ведь только предположение, правда? Ведь эти менты выдвинут дежурную версию о том, что кто-то на станции Никольск зашел в поезд… тот, с кем у Денисова была заранее назначена встреча, и убил его. А где можно найти лучшие условия? Весь поезд спит, тихо, темно… Если ты квалифицированный человек, то можешь сделать все, как говорится, без шума и пыли… а потом засунуть труп в поезд, где его гарантированно не найдет никто до тех пор, пока поезд не выйдет за пределы санитарной зоны. А это с момента отправления четверть часа, не меньше.

Воронцов как-то странно посмотрел на меня и после долгой паузы, наполненной только восклицаниями неунывающей троицы, режущейся в переводного «дурачка», тихо спросил:

— Вот зачем, скажи, ты сегодня пошла открывать эту дверь булавкой? Можешь ответить, Женя?

— Я не знаю… просто они так…

— Хорошо, — мягко прервал меня Саша. — Спрошу напрямую: ты имеешь высокую квалификацию… могла бы ты, естественно, будь ты в норме, а не вот так, как сейчас… могла бы ты справиться с Олегом и сделать все так, как проделал тот человек? Тот, который его убил.

Как ни застилали обрывки постепенно тающей дурнотной пелены мои глаза и как ни мутилось в голове, я ответила немедленно:

— Да.

На второй день жизни в Сочи мне в номер гостиницы позвонил не кто иной, как мой старый знакомый — тот самый Эдуард Сергеевич Рощин, на которого я работала в Питере. Воронцова в этот момент не было в комнате, он пошел принимать душ, и, как выяснилось несколькими минутами позже, это следовало признать отрадным фактом.

Потому что разговор вышел непростой. Тяжелый. Не для его ушей и впечатлительной натуры.

— Евгения Максимовна? — зарокотал в трубке приятный, густой баритон. — Это говорит Рощин. Эдуард Сергеевич Рощин. Не так давно мы в Петербурге весьма удачно сотрудничали с вами.

— Да, я помню, здравствуйте, Эдуард Сергеевич. А как вы меня нашли?

— Да это не имеет значения. Конечно, если будете настаивать, я вам расскажу… но позже. Простите, что беспокою вас на второй день отдыха. Вероятно, вам не так часто удается вырваться отдохнуть.

— Ничего.

По голосу Рощина, в котором приглушенно, но тем не менее вполне явно рокотали нотки напряжения и тревоги, я поняла, что он позвонил мне не только для того, чтобы справиться о том, как я нахожу достоинства местных пляжей. Сам факт звонка уже свидетельствовал об обратном.

— Я вас слушаю, — поспешила добавить я.

— К сожалению, удовольствие слышать вас обошлось мне дорогой ценой, — замысловато начал он. — Мне известно, что это несчастье — с Олегом Денисовым — произошло едва ли не на ваших глазах…

— Я надеюсь, вы говорите это не для того, чтобы выбить из меня всю возможную и невозможную информацию? — поспешно вставила я.

— Что вы! Конечно, нет. Нет. Я не об Олеге. Просто… просто сегодня мне прислали замечательное послание, в котором обещают в скором времени устроить преисподнюю. Но это еще ничего. Дело в том, что сегодня взорвался водный мотоцикл с одним из моих охранников и в окно моего сочинского особняка кинули гранату. Начальник моей охраны говорит, что это «Ф-1».

— Мило, — отозвалась я. — И что же вы думаете делать по этому поводу?

— Я хотел бы встретиться с вами, Евгения Максимовна. Дело важное. Я не могу рассказать всего по телефону. Но, по всей видимости, то, что произошло с Олегом, и сегодняшние недоразумения — это звенья одной цепи. Я уверен в этом.

— Но я приехала отдыхать, Эдуард Сергеевич!

— Я пока что и не предлагал вам прервать отдых. Боюсь только, что после того, что я вам сообщу, вы сами сделаете это.

— Я всегда говорила вам, Эдуард Сергеевич, что вы на редкость удачно выбираете время, чтобы сообщить столь же приятную информацию, — со сдержанной, даже, если можно так выразиться, строгой иронией произнесла я. — Вы в самом деле убеждены в том, что говорите?