Кто в тереме? - Лидия Луковцева

к Лиде, усаживалась чаевничать или приглашала на чай к себе, напрашивалась на ночевки под предлогом, что ей снятся кошмары, пока Лида ей не сказала однажды:

– Люсенька, спасибо тебе огромное. Но, ты только не обижайся, ты меня притомила. Я уже хочу побыть одна. Ты за меня не беспокойся, пока я этих тварей не найду, я ничего с собой не сделаю.

– Ка-каких тварей?! Ты с ума сошла?!

– Нет, не сошла. Но этот Бурлаков… Он не мычит, не телится… И до сих пор ничего с места не сдвинулось. Так и спустит все на тормозах. А Гарик там будет лежать неотомщенный!

– Откуда ты знаешь, что не сдвинулось? Перед тобой же не отчитываются!

– Ну, он же приглашает меня… на беседы, – презрительно усмехнулась Лида. – Толку от его бесед! Как будто я знаю больше него!

– Ты напрасно так. Насколько я знаю, Бурлаков – мужик толковый. Да и времени прошло не так уж много. Не все же преступления по горячим следам раскрываются!

– Тебе, конечно, виднее, – опять усмехнулась Лида, – ты с ним не один пуд соли съела.

– Ну, зачем ты так! Какой пуд! Люди так говорят… А нас с ним просто однажды случай свел, ты же знаешь.

– Да, только в твоем случае никто из вас троих не пострадал. Мой случай всех злее, – в третий раз страдальчески усмехнулась она.

– И ты собралась мстить? Лида, ты что задумала?! Ты понимаешь, что твоя самодеятельность может плохо кончиться?

– Да угомонись ты! Я же не собираюсь покупать пистолет и идти стрелять всех подряд! Чай, не в кино!

– А что ты собираешься?..

– Просто порасспрашиваю людей…

– Каких?!

– Всяких-разных. Какие попадутся. Слухами земля полнится!

– Их полиция расспрашивает. А ты, смотри, дорасспрашиваешься!

– Уж кто бы говорил, а ты бы молчала! Лучше б я тебе и не говорила ничего!

– Лида, окстись!

– Хорошо-хорошо, успокойся! Не буду никого расспрашивать.

– Честно? Обещаешь?

– Обещаю. На «Битву экстрасенсов» поеду, если что… Поедешь со мной?..

На том, вроде бы, и порешили.

Короче, Людмила Петровна подзапустила выполнение своих обязательств, налагаемых дружбой, на предмет присмотра за квартирой и, главным образом, полива цветочков, во множестве стоявших на подоконниках и полочках и висевших в кашпо по стенам.

Милкина пятиэтажка в стройном ряду нескольких собратьев, постройки семидесятых годов, ничем не выделялась. Все они пребывали в одной цветовой гамме – тоскливого блекло-зеленого цвета, словно майка китайского производства после первой же стирки. И в состоянии одинаковой же обшарпанности. Летнее жаркое солнце и осенние затяжные дожди уже свели на нет весенние старания коммунальщиков – придать домам праздничную новизну.

Запасы небесной влаги, видимо, временно истощились, и уже пару дней бледное солнце с переменным успехом боролось с тучами, а ветру удалось подсушить асфальт и тротуары. В душах артюховцев традиционно затеплилась надежда, что, авось, вскоре дожди и совсем прекратятся, а к Новому году, глядишь, и распогодится. А там – чем черт не шутит – и морозцы ударят! Хотя бы к рождеству, а уж к крещенским – обязательно!

Недалеко от Милкиного подъезда вольготно раскинулась огромная лужа, лишь слегка уступающая размерами обмелевшему Аральскому морю. Ветер, забавляясь, гонял по ней туда-сюда волны. К его забавам присоединились двое детей. Мальчик лет шести-семи и девочка постарше, лет девяти-десяти, оба в ярких резиновых высоких сапожках, стояли в центре лужи.

Как только очередная волна подкатывала к их ногам, дети с восторгом лупили по ней сапогами, преобразовывая волну в грязный фонтан. Фонтан рассыпался мутными брызгами, окатывая мореходов. Людмила Петровна, неспешно двигаясь вдоль берега этого, не зафиксированного географическими картами моря, затормозила на полпути, сраженная услышанным.

Мальчик произнес:

– Катька, я уже весь мокрый и грязный. Пошли по домам!

Катька ответствовала:

– Потерпи! Надо ценить грязные моменты жизни, пока нас не отмыли.

Людмила Петровна не понаслышке знала, что устами младенцев частенько глаголят истины, и еще какие, но в подобные философские глубины ей приходилось нырять не каждый день.

С одного из балконов раздался пронзительный женский визг:

– Катька, зараза, немедленно вылазь из лужи!

Девочка подняла голову, какое-то мгновение смотрела вверх, потом пробормотала себе под нос: «Сама зараза!». И, не дожидаясь очередной волны, с яростью ударила по воде сапогом.

Бессильная ярость адресовалась кричавшей, но досталась ни в чем не повинной луже. Восхитительно высокий фонтан окатил детей. Мальчик не захотел уступать пальму первенства даме и, упоенно проорав клич: «Сама зараза!» – изо всех сил врезал следующей подкатившей волне.

Людмила Петровна отскочила на приличное расстояние, поскольку в воздух взмывали фонтаны не хуже царскосельских, сопровождаемые новыми истошными воплями: «Сама зараза!» К детским воплям присоединился уже знакомый пронзительный визг сверху:

– Ах ты, зараза! Вылезай немедленно, дрянь такая! Вот я тебя сейчас сама вытащу, мало не покажется!

Вскоре из подъезда вылетела седовласая фурия, без платка, в калошах на босу ногу и наброшенной кое-как на цветастый халат куртке – человек одевался в спешке.

Зараза-Катька перестала избивать волны и с опасливым интересом воззрилась на, по всей вероятности, бабушку, мысленно прокручивая варианты: каким способом бабуля будет извлекать ее из лужи. Бабушка беспомощно топталась на берегу, слишком поздно вспомнив одно из главных правил педагогики: нельзя грозить ребенку наказанием, которое не можешь исполнить.

Почувствовав, что теряет лицо, женщина задрала голову и прокричала в небо:

– Наташка! Наташ! Гляди, что твой Темка творит! – признавая тем самым свою педагогическую несостоятельность и перекладывая ответственность на чужие плечи.

С другого балкона раздался еще один вопль возмущения и ужаса, уловив который, Темка обреченно посеменил к берегу. Волны захлестывали ему в сапожки.

Катька осталась в луже. Кажется, до нее начало доходить, что она перегнула палку, но как выйти из положения – не могла сообразить. Темка, ретроград и отступник, ретировался, и она осталась один на один со своей разъяренной бабулей.

Бабуля, однако, тоже пребывала в растерянности. Поиски решения с обеих сторон затягивались.

– А вы идите домой, а то простынете, – подсказала способ решения проблемы Людмила Петровна. – Не будет же она здесь всю ночь стоять мокрая. Не будешь ведь, Катя?

– Шли бы вы, женщина, – не приняла подсказки самолюбивая бабушка, – куда идете!

– Буду! – проявила солидарность с бабушкой Катька.

– Извините, – сказала Людмила Петровна вслух. «Две ослицы», – мысленно провела она генетическую прямую от бабушки к внучке, вспомнив Ваню из ее группы.

Уже много лет она работала ночной няней в круглосуточном детском садике для детей с ДЦП. И члены их педагогического коллектива работали там, в основном, по много лет.

Любовь к детям? Наверное. Но любовь к детям – это все же нечто эфемерное. Главное все