Кровь Севера - Александр Мазин

Точно. В широком и низком подземном зале тусовалась целая толпа. Вернее, не тусовалась, а работала.

Кипучая деятельность при свете факелов.

Человек тридцать что-то активно перетаскивали.

— Кто это? — шепотом поинтересовался Тьёрви у нашего трясущегося проводника.

— На-настоятель… З-золото… — Зубы казначея клацнули.

— Мышка решила обмануть кошку, — процедил хёвдинг. — Главного жреца — живьем. Он денег стоит.

Я не успел спросить, как отличить настоятеля от прочих. Тьёрви и его орлы уже кинулись в бой. Правда, перед броском хёвдинг не забыл приголубить пленника по бритому кумполу.

— Будь здесь! — велел я Вихорьку, перепрыгнул через обмякшую тушку монаха и поспешил за соратниками.

Нас ждали. Дюжина франков в кожано-бляшечных бронях явно из числа монастырской стражи. А я-то думал, что все они пали, защищая храм.

И епископ тоже хорош! Бросил своих умирать подопечных и смылся.

Франки встретили нас слаженным строем… Который Тьёрви и его парни проломили, даже не сбавив хода.

Я чуть замешкался, потому что уцелевшие после контакта с моими друзьями франки (примерно половина) решительно набросились на меня.

Зря они это сделали. В темноте они ни черта не видели и большая часть ударов досталась их же приятелям. А вот мой Вдоводел действовал безошибочно. Я проскочил через сбившийся строй, оставив моих противников выяснять отношения исключительно между собой, и, вырвавшись на оперативный простор, принялся рубить всё, что двигалось. Вернее, всё, что двигалось недостаточно быстро, ведь по ней, родимой, по скорости, я даже в полумраке безошибочно распознавал своих.

Настоятеля взяли живьем. Ему и еще парочке монастырских иерархов хватило ума забиться в угол, когда стало ясно, что выход (равно как и вход) из сокровищницы надежно перекрыт скандинавским железом.

Вот так жадность губит служителей культа. Дернули бы они сразу наутек — оказались бы на свободе. За алтарем прятался не единственный вход в подземелья. Еще два вели к конюшни и прямо в келью настоятеля. А самый длинный коридор выводил вообще за пределы монастыря. К речке. А там беглецов уже поджидала спрятанная в зарослях парусная лодка. И ни одного нормана поблизости!

Но нет, епископ со товарищи решил прихватить с собой монастырские ценности. И сам стал ценностью. Ярлы назначили за него выкуп в три кило серебра.

Очень скромная цена, учитывая какую добычу мы взяли.

— Теперь можно и домой, — заявил довольный Стюрмир, сменивший плащ на облачение священнослужителя, весившее никак не меньше доброго панциря — столько на нем было золотой и серебряной канители.

На мой вопрос: не боится ли он гнева Христа за то, что облачился не по чину, Стюрмир только рукой махнул.

— Вот кабы это нашего жреца плащик был — я бы еще подумал, а это пустое. Ты ж видал, Ульф, сам Белый Христос в рубище ходил, а похоронен и вовсе в набедренной повязке.

— Зато Он воскрес! — напомнил я.

— Эко диво! — воскликнул Стюрмир. — Я тоже воскресну в чертогах Одина, если умру, как полагается. А жрецы эти здешние, кабы ходили в рубище, как ихний Христос, так мы бы их и не тронули. Вон как того, в городке. На кой они нам нужны, нищие? А они обряжаются так, как у нас не всякому конунгу по доходам, едят на злате и серебре и думают, что их бог в рубище за них вступится. Да скорее голодный волк вступится за жирную свинью, чем этот тощий Христос — за кабана-жреца, с которого я этот плащ снял!

Вот так поэтично и образно ответил мне не искушенный в богословии простой датский викинг.

И возразить мне было нечего.

Потом был пир. То есть сначала на территории «прибрались», лужи крови засыпали песком и сверху набросали соломки. Для приятного запаха. В трапезной (или ее аналоге) монастыря и на подворье накрыли столы. Богато накрыли. В монастырских погребах яств хватало не то, что на одну тысячу — на десять.

Мне выделили место среди воинской элиты. В мою честь даже сказали тост. Хрёрек-ярл порадовал. Напомнил почтенной публике, кому мы обязаны обнаружением той здоровенной кучи сокровищ, которая громоздится на почетном месте посреди зала. Кто указал на казначея? Мой трэль. А за все действия трэля несет ответственность его хозяин. Так что ему и бонусы. Или штрафы. В зависимости от содеянного трэлем.

Главной дележки еще не было. Сначала планировалось похоронить павших и отметить это дело как положено.

Костер сложили — высотой метра три. Не столько из необходимости (с нашей стороны потери были ничтожные), но — почтить героев. А зачем скромничать, если дров в монастыре хватит на двадцать таких костров? Цели прославления послужили и пленники, коих тоже уложили на костер. Пленникам повезло. Уж не знаю почему, но сжигать их живьем не стали. Сначала прирезали.

Достойно получилось. Огонь поднялся выше монастырских стен.

Я при сем не присутствовал. Вместе со Скиди и Вихорьком мы спустились в монастырскую тюрьму и открыли все тамошние жуткие норы. Открыли и ушли. Дальше — сами. Дорога к реке свободна. Я отдавал себе отчет в том, что половина узников уже не способна передвигаться, но я сделал, что мог. Чисто по-человечески. А благотворительность — не моя добродетель. Скиди я соврал, что дал обет. Дал и исполнил. Обет — это скандинаву понятно. И другим, если спросят, отвечу так же. Тем более финансового ущерба я никому не нанес. Кому нужны эти малохольные, если и здоровых трэлей некуда девать. Полная монастырская конюшня «живого имущества».

Хотя в конюшне были не все. Пяток «элитных» пленников Хальфдан велел притащить к нам на пир. Им даже оставили собственную богатую одежду. Чтоб самим любоваться и выкуп содрать побольше. Был составлен «прайс-лист», который ярлы намеревались отправить ближайшему архиепископу. Посредником был выбран шевалье Жиль. «Прайс-лист» на монастрырский топ-менеджемент командиры огласили публично. А то мало ли… Решит какой-нибудь пьяный и веселый хирдман позабавиться с «элитным товаром». Чтоб не удивлялся потом размеру компенсации.

Кстати о забавах. В трапезной было весело. Верно, никогда за всю историю монастыря здесь не было такого количества женщин. К потаскушкам франкских вояк добавилось несколько сотен крестьянских девушек, пригнанных из близлежащих деревень. И «леди» из городка шевалье Жиля. Эти прибыли сами. То есть не сами, конечно, а в сопровождении мужчин. По приглашению нашего ярла. Отказаться рыцарь не рискнул. Выбора у него не было. Или — добровольно-принудительно. Или — просто принудительно.

Впрочем, в монастыре его ждал небольшой подарок. Мои друзья выгребли из монастырской сокровищницы не только серебришко-золотишко, но и кучу закладных, долговых расписок и прочих финансовых документов. Вся эта бухгалтерия, в которой без сомнения находилось и собственное долговое обязательство шевалье Жиля, отправилась в погребальный костер. Из рукописных предметов были оставлены только книги. Не из почтения к святыням, а потому что викинги по опыту знали: их можно продать и продать недешево.

Но вернемся к пиру. Наш рыцарь восседал на почетном месте напротив ярлов, что несомненно не укрылось от взглядов церковных иерархов. Но они не вякали. От шевалье зависело, как быстро они вырвутся из злобных языческих лап.

Прислуживал мне Вихорёк. Пацанчик приоделся, умылся и выглядел, пожалуй, бодрее, чем его господин. То есть я. Недавние ужасы никак не затронули его детскую психику. Напротив, он был весьма оживлен и бодр. Если бы не я, он оказался бы в набитой пленниками конюшне. Или — в земле. Хотя если бы не он, наших на погребальном костре было бы значительно больше.

Однако никто, кроме меня, не заценил боевых заслуг паренька. Вот если бы он с оружием в руках выступил с нами в одном строю…

И хорошо, что не выступил. Затоптали бы, даже не заметив. Так что быть ему пока что трэлем. Моим. Уверен, это существенно лучше, чем — рабом при монастыре. Вихорёк тоже так считал. И всемерно старался услужить.

Между тем пир набирал обороты — пришел черед мужским развлечениям. Борьбе и метанию острых предметов. Господа норманы не навоевались. Им было весело.

Зато шевалье Жиль и его спутники явно были не в своей тарелке. Им было страшно. Кроме того с ними были женщины, на которых уже облизывались победители.

Впрочем, не мои проблемы. Я пил монастырское вино, замечательное, надо отдать ему должное, и думал всё о том же: какого хрена я тут делаю? Болтаюсь черт знает где и творю черт знает, вместо того, чтобы быть вместе с моей Гудрун? Мои друзья — понятно. А я? К богатствам я равнодушен. Лишь бы на жизнь хватило. Такую, как мне нравится. Слава? Да плевать мне на то, что думают обо те, о ком я понятия не имею. Кстати, к моим потомкам это тоже относится. Пусть любят меня таким, какой я есть… Когда появятся на свет.

Может я здесь, потому что тут мои друзья? Да, наверное, так и есть. Я поклялся быть верным Хрёреку. Верным своему хирду. Я — его часть. И естественно, что я — с ним. Я не могу его оставить. Это было бы так же странно, как если бы мой указательный палец пожелал остаться дома, когда я выхожу за порог.