Перед прочтением — сжечь! - Николай Переяслов

Но всё это — реалии давно уже забывшей о Господе и верящей единственно только в силу доллара да своего оружия Америки, тогда как погружение в эту инфернально-безбожную атмосферу читателей нынешней России — дело весьма-таки непредсказуемое и откровенно опасное, ибо утрата русским человеком Бога практически тут же кидает его в крайнюю противоположность, превращая из смиренника и праведника в самого рьяного служителя сатаны.

Так что Стивен Кинг на русской почве — это почти то же самое, что эпидемия чумы в лагере беженцев, когда стоит жаркий июнь и в целой округе нельзя отыскать ни капли чистой воды. Зло, облечённое в слово, получает через него идеальную возможность распрограммироваться в виде материальных сущностей. Сам Кинг за свои романы уже получил недавно первую порцию расплаты, угодив среди бела дня под тяжёлый автофургон, нанесший ему многочисленные переломы и увечья. Ну, а что получат в качестве инфернального „довеска“ к его книгам читатели России — об этом пока что ведает только один Господь Бог. Но я очень сомневаюсь, что этот внелитературный „довесок“ принесёт им хоть какую-нибудь маленькую радость…»

Ознакомившись с содержанием текста, и Лёха, и даже индифферентный обычно ко всему окружающему Виталька решительнейшим образом воспротивились его печатанию в качестве предисловия к нашему изданию Кинга. Во-первых, сказали они, первые тома собрания уже отпечатаны и брошюруются, так что никакое предисловие в них уже при всём желании не вошьёшь; во-вторых, даже если вставить этот текст только в те тома, что ещё не ушли в производство, то это всё равно очень сильно удорожит издание, на что у нас уже совершенно нет денег; ну и, в-третьих (и это едва ли не главнее всего остального), содержание предисловия таково, что прочитавший его человек никогда не станет покупать предлагаемую ему книгу — а, стало быть, какой же тогда для нас смысл в его печатании?

Всё это было сказано мне в присутствии стоявшего здесь же посреди подвала Антона Северского, который ничуть на эти слова не обиделся, а только тяжело вздохнул и, забрав свои листочки, удалился. Через несколько дней его статья была опубликована в пятничном выпуске газеты «Маяк», где печатались всякие новости культуры, брачные объявления и материалы на второстепенные темы, и сразу же после этого к нам в подвал зачастили нетерпеливые покупатели.

— Ну, чё, скоро вы там свои ужасы продавать начнете? — спрашивали они, оглядывая растущие вдоль стен штабеля уже упакованных рабочими в пачки книг.

— Скоро, скоро, — с оптимистическим вожделением потирал руки Лёха.

Не оставила без должного внимания этой публикации в «Маяке» и команда «Красногвардейского литератора», выстрелившая очередным своим листком сразу и по Антону Северскому, и по Стивену Кингу, и по нам грешным одновременно.

«…Одни из уродов хотят сколотить себе на славе заокеанского сочинителя страшилок какой-никакой капиталец, а другой торопится тут же пристегнуть к этой сомнительной акции своего пресловутого Бога, — гремел, распекая всех нас, поэт Глеб Колтухов. — Был бы сегодня жив мой друг Коля Рубцов, он бы нашёл намного более близкие для народного слуха слова, чтобы охарактеризовать всех этих окололитературных придурков, а я лучше сяду на свой старый велосипед да поеду в подмосковный посёлок Заветы Ильича к поэту Цыгановичу смотреть, как он пьёт там стаканами водку…»

Примерно в таком же духе выступили в те дни и другие члены МГО, кто в стихах, а кто в прозе поиздевавшиеся над публикацией Северского и нашим издательским проектом. Как всегда, конкретно, хотя и без всякой логики, высказался в своей рифмованной балладе сатирик Стервовеликов:

…Тут опять загалдели о Боге, —вечно он, как медведь из берлоги,тычет морду свою в нашу жизнь.Кто там вякнул о нём, покажись?Покажись — дам пинка тебе в носи закроем о Кинге вопрос…

Сам Селифан Ливанович написал в этот раз что-то весьма фрагментарное и путанное, напоминающее скорее бормотание пьяного мужика у пивнушки, нежели статью профессора литературы. Его очередная «Метеосводка» пестрела сокращениями, многоточиями, выражениями «и т. д. и т. п.», «ну, вы понимаете, о чём я», «все и так всё знают», «нет необходимости объяснять» и им подобными.

Зато блистал в своей редакторской колонке Голоптичий.

«Смутные эпохи всегда пьянят мозги любителям погреть руки за чужой счёт — одни норовят заработать себе деньги на несовершенстве закона об авторском праве, другие спешат поднять свой упавший интеллектуальный авторитет, нещадно эксплуатируя при этом имя навязанного нам из-за границы Бога… Ну да ничего! Мы ещё посмотрим, на чьей улице будет настоящий праздник. В народе ведь не зря говорят, что цыплят считают по осени», — глубокомысленно заканчивал он свою язвительную реплику, не подозревая о том, что дожить до ближайшей осени будет не суждено уже не только ему самому, но и практически никому из всех членов их литературной студии, за исключением одного человека…

Глава 3

«ПРОЦЕСС ПОШЁЛ…»

…А между тем, конвейер нашей удачи раскручивался все сильнее и сильнее, постепенно заполняя подвал отпечатанными страницами, а наши души — надеждами. Переплетчики приступили к одеванию книг в привлекательные цветные обложки, и вдоль стен уже начали выстраиваться первые партии готовой продукции в виде складываемых в аккуратные штабеля упакованных в коричневую бумагу пачек. Приходя по утрам в подвал, я окидывал взглядом эти пирамиды, и сердце обмирало в радостном предчувствии счастья. Казалось, вот сейчас разверни любую из крайних упаковок и увидишь внутри не отсверкивающие глянцевым блеском обложки книг, а тугие пачки зеленоватых долларовых бумажек или радужно рассыпающиеся залежи евро.

Следует, однако же, признаться, что в жизни начали происходить также и менее приятные моменты, и особенно — после опубликования в «Маяке» того самого предисловия к собранию сочинений Кинга, которое нам предлагал Северский. Бог бы с ним, что с этой поры нам ни за что ни про что пришлось принимать на себя половину адресовавшегося ранее одному только Антону дерьма, изливаемого со страниц «Красногвардейского литератора» водоплавовскими борзописцами, но ведь в наш подвал на углу улиц Коммунистической и Рыночной беспрерывным потоком потянулся после той публикации всякий праздношатающийся народец, якобы изнывающий в нетерпении от желания приобрести себе нашу книгопродукцию. Были, правда, среди заглядывавших к нам и деловые люди, предлагавшие свои услуги по реализации печатаемого нами собрания сочинений или же готовые заключить с нами договоры на издание новой продукции после того, как мы закончим штамповать своего Кинга. Но были, к сожалению, и моменты, откровенно настораживающие и вселяющие тревогу — к примеру, такие, как визит начальника нашего городского УВД полковника Дружбайло.