Милые роботы (сборник) - Михаил Михеев

Васенков ожидал, что оно уйдет или отвернется хотя бы. Не мог же он одеваться, когда она смотрит! Он хотел спуститься со стола на противоположную сторону, но там висела крышка.

Черт знает что!

Он нахмурился, и на лице у девушки появилось легкое недоумение, она даже моргнула растерянно. Потом повернулась спиной.

Давно бы пора сообразить!.. Он быстро разобрался в одежде, нашел брюки, сунул в них разом обе ноги и спрыгнул на пол. Брюки оказались впору — он был узок в бедрах. Но куртка явно не налезала на плечи. Он сильно повел руками, ожидая, что тонкая ткань пижамы расползется по швам. Но куртка, как стальная кольчуга, только врезалась в тело, стесняя движения. Васенков хотел ее снять, но никак не мог зацепить пальцем рукав.

Тогда девушка протянула руку, дернула за рукав и куртка снялась. Девушка унесла ее обратно, в тот же угол. На этот раз Васенков смотрел во все глаза. Угол на самом деле был пуст, плавно сходились две стены — и все. Она бросила куртку в угол. Куртка исчезла. Вместо нее в руках появилась другая.

Васенков сильно моргнул. Тряхнул головой.

Здорово походило на фокусы Кио, хотя заниматься ими здесь вроде бы и не было надобности…

Новая куртка оказалась даже свободной. Пуговиц и застежек каких-либо Васенков на ней не нашел. Полы куртки просто прилипали одна к другой, как намазанные клеем. И это оказалось даже удобнее пуговиц.

Он посмотрел на свои босые ноги и увидел на полу сандалеты. Такие же плетеные, как у девушки. Откуда они появились, он не заметил. Когда спускался со стола, их, похоже, не было.

Он пригладил волосы и повернулся к девушке.

— Здравствуйте! — сказал он.

— Здравствуйте! — ответила она, слегка нараспев. — Как вас называют?

— Зовут, — поправил Васенков.

Сонное оцепенение проходило медленно, и удивляться он начал уже потом.

8

Он не спрашивал ничего.

Девушка рассказала все сама.

Она говорила минуты две, не более, и как ни фантастично было все, что Васенков услышал, он поверил в это сразу.

Да, он находился на обитаемой Планете. Девушка назвала ее Планета Энн. Разумеется, это ничего не говорило Васенкову, но девушка пока не сообщала никаких астрономических ориентиров, по которым можно было понять, что это за планета. Условия жизни на ней были схожи с земными, и населяли ее, естественно, разумные существа, внешне почти не отличающиеся от земных людей. А если судить по этой девушке, то таких на Земле, по мнению Васенкова, еще пришлось бы поискать.

Точного ее имени он, как ни старался, произнести не мог. На их певучем языке это звучало нечто вроде Ллииинн. Простая длительность звука, как мог заключить Васенков, коренным образом меняла значение слова. Непривычное ухо его не различало таких тонкостей, поэтому он попросил разрешения называть ее просто Линн.

Она кивнула согласно, хотя и улыбнулась чуть. Возможно, это слово обозначало что-либо па их языке, но она не стала объяснять.

Линн свободно говорила по-русски и по-английски — в специальном Институте по изучению Третьей Планеты преподавались именно два этих языка.

Вопросов, разумеется, у Васенкова было множество. Однако он считал, что узнает все в свое время, а пока старался не быть излишне любопытным. Меньше всего ему хотелось походить на малограмотного простачка, попавшего в окружение технических чудес.

Конечно, чудес здесь не было. Было тонкое владение тайнами строения материи. Высочайшая, доведенная до совершенства техника — и все! Васенков это так и принимал. Он считал себя способным инженером и, тем не менее, многого объяснить себе не мог. Это действовало на самолюбие, и он не хотел выражать своего удивления вслух.

А удивительного было сколько угодно!

Например, эти стены!

В комнате, в которую они попали из лаборатории, также не было ни окон, ни дверей. Линн просто подошла к стене… и шагнула прямо в нее, как будто стена была из неощутимого, хотя и видимого вещества. Васенков, идя следом, оторопело замешкался. Линн оглянулась, он шагнул поспешно, и стена тут же сомкнулась за его спиной. Он обернулся, потыкал в стену пальцем, взглянул на Линн… и ничего не спросил.

Комната была вначале пуста. Столик и две мягкие скамеечки появились незаметно, не то из-под пола, не то из стены — он даже не заметил, откуда именно.

— Сейчас я буду вас кормить, — сказала Линн. — Вы хотите есть?

Васенков подумал.

— Что-то не пойму. А я долго к вам летел?

— Не очень?

Она уклонилась от точного ответа, он не стал, переспрашивать.

Легонько, одним пальцем Линн толкнула легкий столик к стене. Потом прямо из стены достала тарелочку, за ней другую… третью… Васенков отвернулся, присел на скамеечку и уставился на потолок.

По чешуйчатой поверхности потолка побежали, вздрагивая и переливаясь, разноцветные зелено-голубые сполохи, похожие на игру северного сияния… и Васенков услыхал музыку. Он повертел головой, пытаясь определить, откуда она доносится, и тут же догадался, что музыка рождается внутри него, в его сознании, вот от этих зелено-голубых мельканий. Он закрыл глаза — и музыка стихла.

Цветовая психотехника!

И Васенков даже обрадовался, что хоть что-то из увиденного смог понять и объяснить.

Линн подкатила к нему столик и начала снимать крышки с тарелочек. Кушанья выглядели весьма необычно, но пахли вкусно. Зато столовый прибор мало чем отличался от земного. Васенков с удовольствием взял в руки вилку — нехитрую четырехзубую конструкцию из приятного золотистого металла. И подумал, что если даже здесь не сконструировали ничего, что могло бы заменить вилку, то это значит, она и на Земле просуществует еще долго, пока люди не сотворят какие-либо питательные таблетки или не начнут выдавливать съедобную пасту из тюбиков прямо в рот, как космонавты.

Тарелочек перед Васенковым стояло много, и он не знал, с чего начать. Как бы ни оправдывало его незнание местных обычаев, ему не хотелось выглядеть смешным. Линн и тут догадалась о его затруднениях. Ничего не говоря, она начала есть сама. Поглядывая на нее, Васенков подвинул к себе тарелочку с чем-то похожим на вермишель. По вкусу еда напоминала рыбу. Съел котлету, похожую на мясную, но это оказалось не мясо.

Немного освоившись, он просто подвигал к себе одну тарелочку за другой и запивал чем-то, похожим на крюшон.

А потом Лиин толкнула столик, и он уехал сквозь стену.

Когда столик вернулся, на нем стояла большая круглая ваза, как будто хрустальная. Через ее края на стол свешивались большие фиолетовые цветы странной формы, с четырьмя клиновидными лепестками и ярко-золотистыми длинными тычинками. Кажется, цветы были настоящими — в вазу была налита вода.