Канонир - Юрий Корчевский

Перед уходом я попросил у Джафара деньги.

— Давай я их тебе потом отдам, к пятнице.

— Нет, день я отработал, отдай заработанное.

С недовольным видом Джафар отсчитал пятьдесят акче. Интересно, сколько же он взял с больных? Я подозревал, что он делится не честно — не так, как мы договаривались. Ладно, начало положено, я вновь занимаюсь любимой работой и зарабатываю деньги.

— Вот что, Юрий, прошу тебя — смени одежду. Твоя уж очень бросается в глаза. Я дам тебе слугу, он поможет выбрать её на базаре.

Хм, об этом я не подумал. Вместе со слугой — смышлёным подростком, мы пошли на базар. Я купил восточную рубашку свободного покроя, ярко-синие шаровары, расшитый халат, тюбетейку и что самое смешное — туфли из кожи с загнутыми носами.

Когда я заявился в таком виде на корабль, вахтенный матрос меня не сразу признал и не хотел пускать на судно, а команда потом хихикала в кулак при встрече со мной. Зато на улицах Стамбула меня принимали за своего и не обращали на меня никакого внимания.

Каждый день я оперировал, проводя две, а то и три операции, за исключением пятницы. У мусульман это был священный день, когда всякие работы воспрещались.

Прошёл месяц, мне удалось сколотить изрядную сумму серебром. Одно беспокоило — купцы заканчивали продавать товар. Вскоре закупят местные товары, и — в обратный путь. Торговля у купцов шла бойко, и они уже мысленно прикидывали прибыль. У меня же ситуация была с точностью до наоборот. С каждым днём больных становилось больше, а с ними — и денег. Я не был ограничен в выборе, брался за всё, кроме уж совсем безнадёжных случаев.

Слава Джафара росла как на дрожжах, и он ходил, плотоядно потирая руки. За месяц, что мы стояли в Стамбуле, его состояние выросло, и я предполагаю, значительно больше моего — если уж у меня было полмешка серебра.

«Может, вложить деньги в товар да выгодно продать потом на Руси?» — мелькала мысль. Но я её отгонял — ну нет у меня торгашеской хватки, прогорю и останусь ни с чем. Нет уж, лучше вернусь с серебром. Дом свой можно будет купить в другом городе — побольше, чем Муром, например — в Пскове или Новгороде, а может, и в Твери. В Рязань мне дорога закрыта. А Москва с её Александровской слободой — самое сердце опричнины — так туда соваться и вовсе не след.

А в один из дней случилось необычное — у дома Джафара прозвучал и стих цокот копыт. Слуга пошёл открывать и вернулся, причём шёл странно — спиной вперёд, подобострастно сгибаясь в поклоне. Увидев гостя — толстого и низкого турка в феске с густыми усами, Джафар чуть не перевернул пиалу с чаем, опрометью кинулся во двор, склонился в глубоком поклоне и проводил гостя в дом. Кто это такой, я не знал, и о чём шла беседа, мне было неведомо.

Дверь вдруг резко распахнулась, и быстрою походкой вошёл Джафар. Это было что-то новенькое — обычно он ходил степенно, торопиться было не в его стиле. Почти с порога он стал ныть и заламывать руки:

— Я так и знал, что этим всё кончится, видно Всевышний отвернулся от меня, а всё ты! — Он показал пальцем в мою сторону.

— Да что случилось, объясни.

— Ты знаешь, кто посетил мой скромный дом? Сам каймакам!

— А кто это?

— Неверный, ты не слышал имени помощника великого визиря, самого досточтимого Мехмеда Соколлу?

— Нет, не слышал.

— О горе мне, работал себе спокойно, лечил больных, пусть и не таких сложных. И вдруг появляешься ты на мою голову.

— Да что случилось, Джафар?

— Нам отрубят головы, я уже чувствую на своей шее саблю палача.

— Джафар, хватит плакаться, скажи — в чём дело?

— У дочери самого великого визиря болит живот, уже второй день, и ей становится всё хуже.

Придворный лекарь помочь не смог, и утром его посадили на кол. Каймакам, наслышанный о моём умении по разговорам среди придворных, предложил визирю испытать меня. Горе мне, горе! — чуть не завыл в голос Джафар.

— Так в чём беда, Джафар? Едем!

— Ты что, не понимаешь? Если дочь визиря умрёт, нам отрубят головы!

— А если ты откажешься, тебя просто повесят. Что предпочитаешь?

Глаза Джафара округлились от ужаса, он схватился за шею, как будто почувствовал прикосновение верёвки палача у виселицы.

— Да, ты прав, надо поехать. Вдруг Аллах снизойдёт и поможет.

Джафар побежал во внутренние покои, и вскоре турецкий чиновник вышел, сопровождаемый угодливо согнутым хозяином. Когда он вернулся, в доме поднялась суета, и вскоре Джафар предстал передо мной, переодетый в нарядные одежды. На голове красная феска, шитый золотом халат, из-под халата выглядывала расшитая орнаментом рубашка, широкие шаровары едва не закрывали короткие голенища красных сафьяновых сапог с загнутыми по восточной моде носами. Я по сравнению с Джафаром выглядел как серый воробей рядом с павлином.

Мы вышли из дома. Я нёс в руке свои инструменты в кожаном мешке. Со стороны мы выглядели как хозяин и слуга.

У входа во дворец великого визиря нас остановила стража из янычар. Здоровенные бугаи, обнажённые по пояс, с саблями наголо, преградили нам путь.

— Мы по приглашению великого визиря, да продлит Аллах его годы.

Янычары продолжали стоять с непроницаемыми лицами, но из ворот вышел невзрачного вида турок в ярких одеждах, спросил о цели визита.

Джафар важно представился:

— Лекарь Джафар-оглы, по приглашению самого визиря к больной дочери.

Нас провели во двор, и не успел я как следует разглядеть красоту дворца, завели внутрь. Шли быстро, запутанными коридорами. Ей-богу, я засомневался, что в одиночку, без сопровождения слуг смогу найти дорогу назад.

Наконец слуга остановился перед высокими двустворчатыми резными дверями из чёрного эбенового дерева. Впечатляет! Слуга постучал и, дождавшись ответа, жестом пригласил войти. Сам же остался в коридоре.

Мы попали в большую прихожую, из которой вели ещё три двери. Джафар застыл, не зная, куда идти. Навстречу нам в парандже вышла служанка, подозвала.

Мы прошли и оказались в большой комнате, можно сказать — в зале. Громадный ковёр закрывал весь пол. В центре комнаты стояла большая кровать под балдахином, прикрытая со всех сторон кисеёй. Мы двинулись к кровати, но меня остановили.

— Пусть лекарь осмотрит больную, а слуга пусть подождёт здесь.

Я чуть не засмеялся и встал у дверей.

Джафар запаниковал:

— Нет, пусть он тоже подойдёт, у него инструменты.

Мне махнули рукой и дозволили подойти.

Сначала девушку осмотрел Джафар, потом я. Язык суховат, пульс частит, живот напряжён. При ощупывании живота налицо явные признаки аппендицита.

Надо оперировать, не приведи господи, прорвётся — случится перитонит, говоря простым языком — нагноение брюшины, тогда девица умрёт, а нам отрубят головы.

— Надо делать операцию, — сказал я Джафа- ру. — Тянуть нельзя — прямо сегодня, сейчас.

— Может, завтра? — Джафар потёр шею.

Я понял его уловку — не иначе сбежать из города решил, оставив меня расхлёбывать кашу.

— Нет, сегодня, прямо сейчас. Спроси визиря, даёт ли он согласие.

Джафар переговорил со служанкой, и та вышла из комнаты. Когда распахивалась дверь, я заметил вставших по бокам от двери вооружённых янычар. Похоже, уйти сейчас уже не получится.

Вскоре служанка вернулась, и нас вывели в коридор. Нас ожидал каймакам. Ему вход на женскую половину был закрыт. Мы склонились в поклоне. Помощник визиря вымолвил:

— Великий визирь даёт согласие на операцию, если она спасёт его дочь. Если дочь умрёт, вы умрёте вместе с ней. — Джафар побледнел, на лбу его выступил пот. Каймакам продолжил: — Что требуется?

Джафар молчал, оглушённый известием о возможной смерти. Тогда ответил я:

— Стол, куда бы можно было положить дочь великого визиря, тёплую воду, ткань для перевязки.

— Всё будет исполнено.

Вскоре служанки занесли в комнату всё, что я просил. Они же перенесли дочь визиря на стол.

Я дал ей настойку опия. Пока лекарство начинало действовать, я разложил инструменты, и мы с Джафаром вымыли руки. Ну что же, надо приступать.

Я мысленно счёл короткую молитву и сделал первый разрез.

У Джафара мелко дрожали пальцы, и я беспокоился за него. Операцию я выполню сам, но вдруг он грохнется в обморок? Но нет, забегая вперёд, должен отметить, что собрался-таки Джафар, даже помогал мне.

Операция прошла на удивление легко, без сучка и задоринки. Только вытаскивая из живота аппендикс, я заметил, что он на моих глазах лопнул. Какая удача! Если бы это произошло в брюшной полости, гнойный перитонит был бы обеспечен. Я с лёгким сердцем ушил ткани.

Действие опия уже заканчивалось, девушка начала постанывать от боли. Я дал ей ещё несколько капель — чего мучить человека зря? Перевязал холстинами рану, и служанки бережно перенесли её на кровать.

Мы вымыли руки. Джафар повеселел, даже до шеи не дотрагивался.