Адмирал Империи 17 - Дмитрий Николаевич Коровников

Александр Михайлович хихикнул, повернувшись к своим офицерам на мостике «Екатерины Великой», ставшими невольными свидетелями нашей перепалки.

— Все сказал? — вздохнул я, сохраняя спокойствие и видя, как занервничал мой старый недобрый знакомый. — Теперь послушай меня. Я, как тот еще, по твоему выражению «выскочка», прекрасно понимаю твое желание отличиться и реабилитироваться в глазах Самсонова за прежние провалы. Но сейчас главное — сохранить в целости твои экипажи и корабли, их в 10-ой «линейной» итак немного осталось…

— Заткнись! — взревел Красовский, теряя лицо и вскакивая с кресла. — На что ты намекаешь⁈ На то, что я погубил половину своего подразделения⁈ А так же на то, что я желаю вымолить прощение у командующего⁈ Осторожно, Васильков, я тебя последний раз предупреждаю, не смей задирать меня, иначе все это для тебя плохо кончится!

— Держи свои эмоции в руках, — ответил я вскипевшему Красовскому, прежде всего недовольный собой, так как вместо того, чтобы договориться с командиром 10-ой «линейной» и уговорить его остановить преследование поляков, я наоборот всеми своими словами и ненужными сейчас намеками, настраивал его на обратное. — Не собирался я тебя задирать, просто констатирую факты. Ты мне лучше скажи, почему твоя дивизия вместо реорганизации и пополнения за счет резервных номерных дредноутов, была послана Иваном Федоровичем в эту глушь? Нет ответа? А я думаю, ты прекрасно знаешь причину…

Это к вопросу о том, что Самсонов по-прежнему точит на тебя зуб, и именно победой над Вишневским-младшим ты хочешь поправить свое пошатнувшееся в глазах командующего положение. Я тебя не виню и не запрещаю этого делать… Да не кричи ты! — сам прикрикнул я на Александра Михайловича, который по-прежнему полоскал меня так, что я даже звук не время на своем мониторе выключил…

Через минуту Красовский, видимо, осознав, что выглядит в глазах своих подчиненных не очень презентабельно, сделал над собой усилие и успокоившись, снова сел в кресло. Вид у него при этом был такой, будто он смотрит на меня, как на ничтожество. Вероятно, я сильно его зацепил, но не теперешними словами, а еще тогда, когда начал угрожать Красовскому, что расскажу его некую тайну. Напоминаю, совершал я этот не очень-то красивый поступок только лишь потому, что других доводов остановить сражение у Херсонеса-3 у меня не оставалось, как и не оставалось времени быть в сознании…

— Клянусь, если ты сейчас прислушаешься ко мне и прикажешь своим кораблям повернуть назад, я лично сделаю все для того, чтобы восстановить к тебе доверие Самсонова, — продолжал я, обещая то, чего мне делать крайне не хотелось, а именно — вступаться и пытаться обелить Александра Михайловича в глазах вышестоящего начальства.

Но выбирать не приходилось, корабли 10-ой «линейной» для меня были дороже…

— Я поражаюсь твоей самоуверенности, — прыснул со смеха Красовский. — Во-первых, в чьей-чьей, а в твоей протекции я нуждаюсь меньше всего на свете. А во-вторых, ты сам в космофлоте на птичьих правах и не выкидывает тебя Самсонов только из-за твоего родства с Дессе и хороших отношений с Таисией Константиновной. Если бы с тобой рядом не было двух этих ангелов-хранителей, ты бы и дня не продержался в Черноморском флоте… И он еще собирается вступиться за меня! — Александр Михайлович снова переглянулся со своими офицерами.

— В общем, оставь домыслы по поводу причин моих действий при себе. Находясь здесь, я прежде всего выполняю долг перед нашей Родиной! Если я сейчас послушаюсь тебя и поверну обратно, не добив полуразгромленную польскую эскадру, это будет расценено не просто как ошибка, но и как трусость. Отступление ляжет позором на весь флот Империи! Я преследую врага, и я добью младшего Вишневского, во что бы то ни стало! Ты меня понял? По-другому не будет. Все, нам не о чем больше разговаривать!

Экран передо мной погас, оставив меня надолго в задумчивости. Я с тревогой всматривался в продолжающие лететь походной колонной польские крейсера Мариуша Вишневского, которые преследовала группа наших кораблей во главе с «Екатериной Великой». У поляков оставалось десять вымпелов, два из которых они тянули на магнитных тросах. Но не состав и численность 4-ой польской хоругви меня беспокоили, а то, что ждало Красовского ближе к переходу, если он продолжит преследование.

В том, что Александр Михайлович решил окончательно разобраться с Вишневским, сомнений после такого яркого разговора у меня не оставалось. И сейчас я с тревогой смотрел на растущий на тактической карте будто на глазах «туман войны» — серая невидимая сканерам зона пространства, создаваемая явно не нашими зондами, в которой нас ждали. В том, что там была засада я даже не сомневался, а еще я сказал «нас», так как, конечно же, не мог в сложившихся обстоятельствах покинуть группу Красовского. В общем, невеселая складывалась ситуация…

… Между тем на кораблях 10-ой «линейной» экипажи Красовского вовсю готовились к предстоящему сражению.

— Посмотрим, на что способны эти вельможные паны, — бросил Александр Михайлович, гордо подняв подбородок и обращаясь к своим офицерам. — Переводите двигатели в режим «форсажа»…

Его флагманский авианосец первым ринулся в атаку, устремившись навстречу вражескому строю. Шесть сопел «Екатерины Великой» выплюнули из себя добрую порцию интария, заставив громадный дредноут вырваться вперед и буквально за минуту войти в зону действия палубных орудий. За авианосцем Красовского последовали и остальные, справа и слева от «Екатерины Великой» шли «Пантелеймон» и «Транзунд», чуть сзади выстроились в кильватер легкий крейсер «Сивуч» и эскадренный миноносец «Поспешный».

Красовский с помощью наглой и стремительной атаки явно рассчитывал на эффект неожиданности. И по первости навал действительно удался. Поляки хоть и понимали, что русские корабли приближаются к ним все ближе и ближе, явно с недобрыми намерениями, тем не менее, не останавливались и не разворачивались к группе Красовского носами. Наоборот они настырно продолжали лететь в направлении перехода на «Бессарабию», туда,