Перекресток - Мэтт Бролли

Пирог, который принес бармен, сложно было назвать пирогом. Перед Джеффом стояла тарелка мяса «с душком», залитого густым соленым соусом и прикрытого куском слоеного теста. Тем не менее он съел его до последней крошки. Симмонс запил пирог колой, провел тыльной стороной ладони по губам, поблагодарил бармена и вышел из паба. Свой фургон он припарковал на стоянке. До церкви было километра три пешком, но там его приметная машина бросалась бы в глаза, а Симмонс не мог так рисковать.

Зима определенно приближалась. Джефф почувствовал это еще на острове: земля под его палаткой по утрам замерзала, а ночью воздух становился почти ледяным. Теперь, когда Симмонс шел по закоулкам к церкви Святого Михаила, он замерз. Он забеспокоился о пленнике, но лишь из-за того, что тот был нужен ему живым в течение следующих нескольких дней. Джефф планировал держать пленника в пещере все это время, однако скоро станет слишком холодно, значит, придется перевести его в туристический центр на другой стороне острова.

Времена года меняли Уэстон больше, чем другие города, так, словно Уэстон летом и Уэстон зимой – два совершенно разных места. С поздней весны до конца лета население города, казалось, увеличивалось вдвое. Туристы прибывали из ниоткуда, подобно вылезающим из ракушек крабам, и захватывали здесь все, чтобы с наступлением зимы поспешить обратно в свои города. Джефф предпочитал видеть Уэстон таким, как сейчас: тихим и пустынным, принадлежащим только его жителям.

Симмонс добрался до церковных ворот уже в сумерках. Кисти его рук онемели от холода, и это ощущение, хотя и болезненное, понравилось Джеффу. Он любил вечера, как этот, когда воздух свежел, но оставался спокойным. Джефф открыл старые церковные двери, и его встретил аромат зажженных свечей. Знакомая дрожь пробежала по нему, едва он вышел на открытое пространство. Его тело загудело, словно попало в набор вибраций, обволакивающих церковь. Такое состояние вернуло Симмонса к первому воспоминанию о посещении церкви: он шел рука об руку с отцом через двери церкви Святой Бернадетты. В то время ему было года четыре, но он хорошо помнил ощущение благоговения, на мгновение лишившее его дара речи. Всю неделю до этого отец рассказывал ему о Божьем доме, и вот Джеффри, открыв рот от шока и удивления, стоял там, где жил Бог. Конечно, в то время он имел лишь примитивное представление о том, что значит это выражение, но тогда он почувствовал присутствие Бога так же верно, как чувствовал его сейчас.

В церкви, как и в пабе, было пусто. Мужчина преклонил колено и направился в переднюю часть церкви.

Его отец так и не понял, почему сын все еще ходит в церковь «после того, что случилось. После того, что ты сделал!» – это было потом, когда Джефф стал старше. Однако отец никогда не обвинял Джеффа и ни разу не пытался запретить сыну эти посещения. Джефф понимал замешательство отца и жалел, что не смог объяснить, что для него значит церковь. Никто, даже человек, которого они никогда не обсуждали, не мог отнять этой радости.

Прихожанки начали рассаживаться на пустые скамьи. Ни одного знакомого лица. Это была не его церковь, поэтому он никогда не присутствовал здесь на мессе. Ни одна из женщин не выглядела моложе шестидесяти, возможно семидесяти, что для вечерней мессы было нормой. Симмонс предположил с печалью: все они были вдовами и позже зажгут свечи за умерших мужей. Наверное, они находят в этом ритуале некоторое утешение.

Через пять минут священник направился к алтарю. Было воскресенье, так что отсутствовали благовония, исходящие из золотой чаши, и алтарные служки, ведущие процессию вокруг церковных скамей. Когда Джефф впервые был алтарным служкой, он и его друг Грегори не поняли, что должны следовать за священником, они заняли место у алтаря, и священник совершал путь в одиночестве. Джефф чуть не захихикал, когда позже рассказывал об этом отцу, но улыбка исчезла, когда отец отчитал его.

Этот священник был так же стар, как и его прихожане. Движения священника были медленными и размеренными, а его кости скрипели, когда он держал чашу с вином и благословлял ее.

Было бы невежливым не дать вначале причаститься пожилым женщинам. Затем и Джефф опустился на колени перед алтарем, высунул язык, и священник пробормотал: «Corpus Christi».

– Аминь, – произнес Джефф, благословляя себя, и вернулся на место.

Узнал ли его священник? Джефф Симмонс сомневался. Они оба сильно изменились за эти годы. До сегодняшнего дня Джефф старательно избегал посещать ту же мессу, что и старик. Хотя разве не дрожала рука священника, когда он клал облатку Причастия ему на язык?

Джефф вернулся к скамьям и помолился. Он просил сил осуществить то, что задумал, и довести дело до конца. Еще мальчиком Симмонс понял, что Бога нужно просить о реальных вещах. Бог не исполнял желания, как джинн, но мог помочь добиться желаемого. Джефф продолжал стоять на коленях и усиленно притворяться, что молится, но вот месса закончилась. Старушки зажгли свечи и помолились. Он сел, когда последняя из них ушла. Один в холодной церкви. Во времена его детства местная церковь все время оставалась открытой. По крайней мере, отец сказал ему об этом, а Джефф никогда не подвергал такой факт проверке, но, уже повзрослев, узнал, что в какой-то момент в церкви всегда запирались двери, а значит, кто-то должен был попросить его уйти.

Священник дважды высунул голову из ризницы и лишь потом приблизился. Его шаги отдавались эхом. Священник подошел к Джеффу и прислонился к спинке скамьи.

– Боюсь, мне придется закрыть двери, сын мой. Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил священник.

Слова были очень добрыми и искренними. Джефф даже заколебался и только после ответил. Снова Симмонс усомнился в себе, как истинный Фома неверующий. Тут он вспомнил о своей цели:

– Да, отец, думаю, нам нужно поговорить.

Глава восьмая

Луиза положила трубку и потерла глаза. Это было последним из всего, чем бы ей хотелось сейчас заниматься. Она согласилась стать экстренным контактом, но ведь она не была матерью Эмили. Пол не должен продолжать в том же духе: это несправедливо по отношению к кому бы то ни было. Мысль о материнстве все еще привлекала Луизу, но эта возможность таяла с каждым годом. Иногда Блэкуэлл фантазировала о том, как Эмили переезжает к ней. Они могли бы жить вместе в Уэстоне. Луиза могла бы отвозить девочку утром в школу и найти няню, которая присматривала бы за ней, пока она не