Повернуть время вспять - Рэдклифф

– Миссис Гилберт, шестьдесят три года, три дня после желудочного шунтирования. Примерно сорок пять минут назад у нее разошелся шов.

– Этому что-то предшествовало?

– Возможно, кашель.

– Так-так.

Эмброуз Рифкин подошел к операционному столу, быстро взглянул на живот пациентки и на мониторы, висевшие в изголовье стола, после чего кивнул анестезиологу.

– Все в порядке, Джерри?

– С ней все хорошо, Эм.

Отец Пирс посмотрел через стол на Уинтер.

– Каков ваш план, доктор Томпсон?

Задать ординатору вопрос о плане операции, которую он при любом раскладе не будет делать самостоятельно, было проверенным методом, который позволял отсеивать ленивых и негодных кандидатов. Подразумевалось, что, находясь в операционной, ординатор должен понимать проблему и видеть ее решение, даже если операцию проводит не он.

Удивленная, что завотделением помнит, как ее зовут, Уинтер в последний раз провела по животу пациентки тампоном с бетадином.

– Необходимо расширить разрез и сделать внутрибрюшное промывание, а также провести осмотр кишечника, – с этими словами Уинтер сняла перчатки и протянула руки, чтобы надеть стерильный халат, который держала для нее медсестра. – Кроме того, следует санировать рану.

– Почему вы заподозрили инфекцию?

Завотделением говорил ровным тоном, но, судя по интонации, он был не согласен с Уинтер.

Она пожала плечами, натягивая стерильные перчатки.

– Я не заподозрила, но почему бы этого не сделать, раз мы уже здесь. Если мы упустим инфекцию глубоких слоев кожи на раннем этапе, то завтра будем выглядеть очень глупо.

Эмброуз Рифкин рассмеялся.

– А мы этого не хотим.

– Не знаю, как вы, сэр, но я точно не хочу, – подтвердила Уинтер, сияя глазами поверх маски.

– Что ж, очень хорошо. Только сделайте так, чтобы на этот раз у нее ничего не разошлось.

– Я собиралась использовать какой-нибудь невсасывающийся шовный материал, – сказала Уинтер, мудро воздерживаясь от упоминания того, что осложнения возникли не по ее вине. Главное было не уличить виновного, а исправить ситуацию. – Пролен довольно прочный, он должен хорошо держаться.

– Прерывайте шов через каждые несколько сантиметров, я не хочу, чтобы она вернулась сюда снова, – с этими словами завотделением столь же быстро направился к двери, как и вошел. Перед тем как окончательно уйти, он не оборачиваясь, добавил: – Звоните мне при возникновении любых проблем, доктор Рифкин. Я в восьмой операционной.

– Да, сэр, – пообещала Пирс в закрывшуюся позади отца дверь. Она взяла стерильную простыню, которую ей протянула медсестра, и передала ее через операционный стол Уинтер.

– Смотрю, ты любишь рисковать, – сказала Пирс тихим голосом, чтобы ее могла услышать только Уинтер.

– Ты о чем?

– О твоих словах насчет инфекции. Будет безопаснее, если с ним ты будешь придерживаться правил.

– Спасибо за подсказку, – искренне поблагодарила ее Уинтер. Ординаторы во многих смыслах защищали друг друга и держались вместе, как и в других профессиональных объединениях вроде армии или полиции. Они прикрывали друг друга и редко показывали пальцем на того, кто ошибся, прекрасно зная, что в следующий раз могут оказаться на этом месте сами.

– Мне показалось, что он нормально на это отреагировал, – заметила Уинтер.

– Это потому что ты повела себя немного по-ковбойски, а ему это нравится. Впрочем, тебе лучше проявлять осторожность, потому что в случае ошибки это доверие может выйти тебе боком.

Уинтер накрыла простыней ноги пациентки и взяла другую, чтобы расстелить поверх лица.

– Тебе лучше знать. У тебя на лице написано, что ты тот еще ковбой.

– Может, я просто по-настоящему хороша в деле, – шутливо сказала Пирс.

– Может, я тоже хороша, – не уступала Уинтер.

– Давай выясним.

Они накрыли стерильными простынями все тело пациентки, оставив открытым лишь то место на животе, где проходил шов. После этого Уинтер на автомате обошла операционный стол и заняла место слева, где полагалось находиться ассистенту. Однако, когда стоявшая там Пирс не сдвинулась с места, Уинтер уставилась на нее в недоумении.

– Ты левша? – непринужденно спросила Пирс.

– Нет.

– Тогда тебе стоит встать с другой стороны стола.

Не произнеся ни слова, Уинтер вернулась обратно, стараясь не показать своего изумления. Она не ожидала, что ей так скоро доверят такое ответственное дело, но тем не менее Пирс позволяла ей действовать за ведущего хирурга. Технически, Пирс находилась рядом и несла всю ответственность, поскольку была старшим ординатором на операции, но все же она поручила делать работу Уинтер. Это была проверка, но вместе с тем Уинтер была оказана честь.

Уинтер посмотрела на анестезиолога поверх натянутой на двух стальных опорах простыни, отделявшей стерильную зону от нестерильной. В давние времена, когда пациента перед операцией усыпляли эфиром, которым смачивалась тряпка, эту разделительную простыню назвали эфирным экраном. Это название так и осталось, хотя современные хирурги уже давно не использовали эфир и забыли, когда это было.

– Начинаем, – сказала Уинтер.

– Она в твоем полном распоряжении, – произнесла Пирс.

Внимание Уинтер уже было полностью сосредоточено на операции. Не глядя на Пирс, она протянула правую руку и попросила у медсестры скальпель.

– Хорошая работа, – похвалила ее Пирс уже в раздевалке.

– Спасибо.

Уинтер открыла свой шкафчик и стала рыться там в поисках свежей формы. Операция длилась всего полтора часа, но пациентка была крупной, и накладывать аккуратные швы по здоровым тканям оказалось делом непростым. К тому моменту, когда они закончили, Пирс и Уинтер взмокли от пота.

– Зашивать второй раз всегда тяжко.

– Да, но сейчас все сделано на совесть.

– Это точно.

Уинтер стянула верхнюю часть формы, остро ощущая близкое присутствие Пирс. Уинтер обычно носила под формой майку, потому что лифчик стеснял движения. Она давно привыкла переодеваться вместе с другими женщинами: за последние восемь лет Уинтер делала это тысячи раз. Ей было известно, что кое-кто из ее коллег был лесби, но ее это не смущало. Когда приходится работать бок о бок на протяжении многих часов, привыкаешь уважать личное пространство. Но то, что Пирс была сейчас так близко, выводило Уинтер из равновесия, и она не понимала почему.

– Спасибо, что дала мне провести операцию.

– Не стоит благодарности.

Боковым зрением Уинтер увидела, что Пирс начала раздеваться, и быстро отвернулась, когда выяснилось, что под формой у Пирс больше ничего нет. Перед мысленным взором Уинтер отпечатались крепкие руки, маленькая гладкая грудь и развитый торс. Уставившись в свой шкафчик, Уинтер быстро достала чистую рубашку и натянула ее через голову. Не оборачиваясь, она сказала:

– Та еще операция.

– Не то слово, – подтвердила Пирс.

Она захлопнула шкафчик и прислонилась к нему плечом. Пирс чувствовала радость, которая всегда охватывала ее после успешно завершенного сложного дела. С технической точки зрения, операция была простая. Однако речь шла об осложнении, и Пирс хотела быть уверенной, что проблем больше не возникнет. Вдобавок лечащий врач дал ей полную свободу действий, и это добавило ей как беспокойства, так и удовольствия.

Уинтер тоже прислонилась к шкафчику, почти касаясь плеча Пирс. Она собрала промокшие от пота волосы с шеи и заколола их простой заколкой.

– Как он чувствует, когда нужно вернуться в операционную? – спросила Уинтер.

– Ума не приложу! – покачала головой Пирс.

Ее отец внезапно появился в операционной в тот самый момент, когда они осматривали брюшную полость пациентки. Для Пирс всегда оставалось загадкой, как он это делает, но отец всегда возникал в операционной в самые ответственные моменты. Он понаблюдал несколько минут и ушел, ничего не сказав. Но его молчаливого одобрения было для Пирс достаточно. За эти годы она уже поняла: это максимум, что она может получить от отца.

– Никто этого не понимает, но он всегда приходит в операционную именно тогда, когда это нужно. Он просто знает, когда наступает момент, когда нас необходимо проверить.

Уинтер задумалась, каково это, когда один из лучших в мире хирургов приходится тебе и отцом, и одновременно является твоим наставником. Несмотря на сдержанную невозмутимость в голосе Пирс, Уинтер чувствовала, что за этим кроется определенное бремя, о котором Пирс не хотелось говорить. Судя по теням в глазах Пирс, ей приходилось нелегко, и Уинтер почувствовала желание унять эту боль. Такой реакции она от себя не ожидала. Уинтер постаралась говорить обычным тоном.

– Расскажи, как это – оперировать вместе с ним.

– Он мало говорит до начала операции, а потом – только по делу. Он все делает быстро и ожидает того же от тебя.

– Это у вас семейное, – пошутила Уинтер.