Простите меня! (Сборник) - Наталья Нестерова

Андрея подобная перспектива не радовала, да и Лена не желала пропустить археологические удачи.

— Скоро дети встанут, — сказал Андрей. — Мы присмотрим, — он посмотрел на часы, — третий час малышня дрыхнет. Вот что значит чистый воздух.

— Именно! — шумно, булькающе втянула воздух Лена. — Не автомобили надо покупать, — упрекнула мужа, — а про дачу думать.

И тут же уловила осуждающий взгляд бабы Кати: «Не кусай мужа! После его смерти каждый упрек оплачешь».

«Свят-свят! — подумала Лена. — Моему Антону жить и жить. У нас пока дети не все родились, а еще внуков и правнуков на ноги ставить».

Антон, в свою очередь, подумал, что из них четверых более всего похожа на бабулю Ленка, хотя по крови не родная. Но тот же напор, та же воля к победе на каждом участке и в каждую минуту.

Словно подслушав его мысли, Андрей ухмыльнулся:

— Ленка, ты Эмилия номер два, только без оперной карьеры.

— И без вагона нарядов! — с готовностью откликнулась Лена. — Мне супруг такого гардеробчика не обеспечил. Да ладно, баба Катя, не смотрите на меня с осуждением. Я своего Антошкина не променяю на десяток олигархов.

— Ты про что? — напрягся Антон.

— Про куриное пшено, — вспомнила детскую присказку Лена.

Она торопилась уйти. Несмотря на аллергию, приглушенную лекарствами, Лена испытывала истинно женский азарт — Марина там разбирает вещи, а она отсутствует. Сей азарт был не только не понятен мужчинам, но вызывал у них брезгливое недоумение. Они думали, что жены героический подвиг совершают, вяло предлагали помощь и не догадывались, что Марину и Лену впервые в жизни захватила музейно-историческая страсть к раскопкам бытовых древностей.

— Дети встанут, — уходя, велела Лена, — глаз да глаз!

— Не волнуйтесь! — заверил Андрей.

— Она еще напоминает! — хмыкнул Антон, который на самом деле испытывал потрясение от сходства бабушки Эмилии и жены. Считал, что знает супругу вдоль и поперек, а тут Ленка в новом варианте.

— Блинчиков детям на полдник испеку, — поднялась и баба Катя. — К блинам меду, сметаны? Или свежих ягод, черная и красная смородина созрели, подавить с сахаром?

Лена не успела ответить.

— Мне с медом, — попросил Антон.

— А мне с ягодами, — сказал Андрей.

— Детям только со сметаной или с топленым маслом, — распорядилась Лена. — У них диатез на все, кроме продуктов от коровы, то есть молочных. А чистая химия проходит на «ура». Городские дети, венец цивилизации. Скоро из тюбиков будем их кормить. Ладно, я пошла, кажется, нос пробило.

В одной из коробок были плотно утрамбованы дамские сумочки. Много — штук тридцать. Сохранились лучше обуви, некоторые модели чудные и по форме, и по фурнитуре — замкам-защелочкам, окантовочкам. А все-таки с такими не выйдешь на улицу: от сумок несет затхлостью и случайной находкой в прямом и переносном смысле: пахнут отвратно и безошибочно наводят на мысль, что их обнаружили на чердаке, в подвале, в старом сундуке. Так, собственно, и было.

Удержаться от того, чтобы не проверить нутро сумок, было невозможно, щелками замками, открывали молнии. Ничего интересного не обнаруживалось: смятая коробка папирос, оторванный билет в кино, посеревший носовой платок, смешной бумажный рубль, медные монетки, поржавевшие невидимки и шпильки, тюбик помады и прочая ерунда, которую всякая женщина оставляет в сумочке, идущей на помойку. Только Эмилия ридикюльчики не выбрасывала, а зачем-то хранила.

Гора сумок уже соседствовала с холмом тряпок и грудой обуви. Марина оглянулась: некуда ступить.

— Лен, может, все это богатство какому-нибудь этнографическому музею предложить или театральным костюмерам?

— Как ты себе это представляешь? — спросила Лена, которая из последней сумки вытаскивала какие-то бумажки, разворачивала и читала. — Переться в Москву с Эмилиным приданым, потом развозить его по театрам? У тебя есть на это время? Ой, Маринка! Грузовик с цветами был. Миллион алых роз. Только послушай! Вот записка. Наверняка поклонник писал, который директор фабрики. «Незабвенная Эмилия! Примите мой скромный букет. Машина роз, в сравнении с грудой зелени, которой осыпал вас солдафон …», — это про генерала армии, наверное, — оторвалась от чтения Лена. — Ну, дают старики!

— Дальше-то что?

— «Машина роз… тра-та-та, — покажет глубину моих чувств. Последний привет и последнее выражение моей неземной страсти, за которую буду благодарить вас вечно. Завтра меня арестуют, назовут вором в особо крупных размерах, потом посадят. Дальнейшая жизнь — только мрак и умирание. Наказание справедливо по советским законам, при которых выпало несчастье жить». С новой строчки: «Эмилия! Прощайте и помните о человеке, который ради вас совершил бы любое преступление». Все. Ни фига себе!

— Он долго воровал или однажды украл государственные деньги, чтобы машину цветов ей под ноги бросить?

— Ты меня спрашиваешь? — пожала плечами Лена. — Откуда я знаю? Хотя Эмилия говорила… Но все это казалось бреднями рехнувшейся старухи. Маринка! А ведь на самом деле было! Представляешь такие страсти-мордасти?

— Не представляю. Как в кино.

На несколько секунд Марина и Лена задумались, мысли у них были одинаковыми: ради меня никто безумств не совершал, на преступления не шел, грудой цветов меня не осыпал…

Когда первой заговорила Лена, Марина поняла ее без предисловий:

— Зато мы с тобой матери настоящие, и наши собственные мамы не финтифлюшки, да и свекрови… Первым делом — семья, а не тешить себя поклонниками, чтоб они сдохли… Маринка!

— Да, я понимаю. Завидно, хотя и не желаешь подобного успеха.

— Антон, твой братец, зараза, про день свадьбы никогда не помнит. Придет домой — я ему романтический ужин. Он по лбу себя бьет — забыл. На следующий день барскую корзину цветов дарит. Только это как штраф получается.

— Андрей полагает, что истинные чувства как духовные понятия не могут измеряться материальными аргументами, — грустно ухмыльнулась Марина. — Подаренные цветы, золотые украшения, даже коробки конфет опошляют его великое чувство.

— Может, он просто жадный?

— Нет, — помотала головой Марина, — не жадный. В магазинах требует, чтобы я выбирала самое дорогое платье, чтобы не гонялась за скидками, чтобы продукты покупала свежие, а не подвявшие уцененные. Поэтому я предпочитаю без мужа покупки делать, с ним — разоришься.

— На дни рождения Антон подарки мне приобретает в самый последний момент, по дороге домой, в переходе метро. Духи фальшивые или какую-нибудь китайскую дребедень, типа будильника, вмонтированного в живот пластикового поросенка.