Власть над водами пресными и солеными. Книга 1 - Инесса Ципоркина

Я проглотила содержимое своего бокала единым духом, не разобрав вкуса, и сосредоточилась на насущных задачах. Итак, что мы имеем?

Вспомнились все эти червячки тревоги, сомнения, жалости и ступора, прогрызавшие норы в самообороне Викинга, превращая жизнеспособность моей ипостаси в решето. Так не пойдет. Душа растолстевшей бухгалтерши в теле матерой уголовницы — это даже хуже, чем душа матерой уголовницы в избыточном теле бухгалтерши. Чтобы душа соответствовала телу, ее придется… наполовину убить. Просто чтобы оставшаяся часть закалилась и развилась как надо.

Придется стать такой же, как судьба: уничтожить все, что не дает реализоваться главной черте. Ну, а главную черту вычисляем… по внешности. Это еще по-доброму. Старому Викингу не придется убеждать окружающих, что она не такая, как ее имидж. Пусть имидж будет чистой правдой. Хотя видит бог, соответствовать ему — каторга!

Вот и слово найдено! Викинг отправляется на каторгу, где ее отшлифуют и доведут до требуемой крутости. Кто злюка? Я злюка? Да ничего подобного! Я просто хочу, чтобы эта часть меня стала конкурентоспособной!

Мой мир — интересно, он по здешним меркам нижний или срединный? — на девяносто процентов состоит из конкуренции, словно медуза из воды. В семье и на работе, в детстве и в старости, на любовном ложе и в дубовом гробу мы соревнуемся с теми, кто рядом. Даже если они за сто верст или в мире ином — они РЯДОМ. И требуют продолжения… поединка. Предложение, от которого мы не можем отказаться.

Слышишь шепотки за спиной: лузер, слабак, никому ничего доказывать не желает, говорит, что гордый и самодостаточный, а сам просто тряпка, обувкопротирочный материал? Законам природы наплевать, удачны или неудачны твои отговорки: ах, я не намерен это исполнять, потому что я бунтарь, одиночка, уникум, феномен, рог единорожий, хрен моржовый… Что ни ври, а подчиниться придется.

Я притормозила эскадрон моих мыслей шальных, вылезла из шезлонга и направилась к воде. По правую руку от меня, на самом горизонте, в лучах заходящего солнца сиял, напоминая очертаниями Тадж-Махал, лишенный минаретов, какой-то не то отель, не то Всевенецианский Дом культуры — а может, и то, и другое разом. Я присела на камень лицом к «Тадж-Махалу», подняла витую раковину и задумалась, глядя в запечатанный от смертоносной сухости закрытый створкой вход. Внутри, в последнем усилии задержать испаряющуюся воду, мучилось крохотное тело моллюска.

Судьба ничуть не подлее природы. Природа, оправдываясь эволюционным производством всяких там створочек, коготков и усиков, гробит вас мириадами, несчастные вы тварюшки. Зато у судьбы и такого оправдания нет. Она занята уничтожением ради уничтожения. И сокровищница человеческого опыта — всего лишь едкие слезы и горячечные вопли неудачников о пощаде и справедливости. Когда еще они дадут результат… Отращивайте коготки и створки, люди! И не забудьте о сверхчувствительных усиках.

Я свои конкурентные поединки проиграла. Практически все. С какого ракурса ни смотри, а я могу искусать и нагнуть куда меньше народу, чем кусает и гнет меня.

Мой последний шанс изменить обстоятельства — взрастить себе двойника-терминатора в мире, влияющем на мое существование. Это мои когти-створки-усики, моя дорога в ад, вымощенная благими намерениями, жестокими преступлениями и незаслуженным успехом. Смотрите, дидактики всех мастей, как я делаю ШАГ!

Я зашвырнула раковину подальше в воду. Боги тебя любят, моллюск. Твоя жизнь продолжается.

Мореход вышел из домика на фоне пиний и розовеющих закатных облаков и встал рядом со мной на волноломе. Потом положил руку мне на плечо и подтолкнул вперед. И я увидела, как бетонный брусок, с обеих сторон подпертый камнями, превращается в причал. А на дальнем конце стоит простая белая трехмачтовая яхта — ну прямо лос-анжелесская невеста, решившая выскочить замуж по-быстрому…

— А где паруса в лохмотьях и голая баба на форштевне? — изумленно вопросила я. — Что, следуем за быстротечной модой?

— Ну, мне-то пофигу, как оно выглядит, — махнул рукой Мореход. — Я самый беспечный капитан в мире. Команды у меня нет, пассажиров я вожу по одному, сколько бы их ни было, а ты будешь мне как…

— Попугайка на плече, — безапелляционно закончила я.

Я хорошо понимала: хоть лоцманом назови, только к штурвалу не ставь. И на рее мне тоже делать нечего. Потому что страх высоты у нас с Викингом общий. И я, в отличие от нее, не имею ни малейшего шанса возобладать над своими фобиями. Зато предоставлю такой шанс своей ипостаси.

— Кстати, как ты собираешься ее, гм, улучшать? — как бы между прочим задал Мореход САМЫЙ насущный вопрос.

— О-о-о… Побереги нервы. Рассказ об этом и будет темой наших бесед все время, пока ты будешь таскать меня по водАм, — усмехнулась я.

Хотя что там… Невелика хитрость подтолкнуть руку, наносящую оплеуху обидчику, подставить под падающее спиной вперед тело угловатый табурет, проследить события до хруста в шейных позвонках, потом выйти, запереть снаружи дверь черного хода — и все, остается лишь наблюдать, как поперек доселе благополучной судьбы паленым мясом взбухает клеймо убийцы. Или киллерской татуировкой — как знак, что обратного хода нет.

Пока нет.

Я тебя вытащу, аватара моя, вытащу. Когда ты сделаешь то, что мне надо. Когда ты станешь именно таким безжалостным ублюдком, как я хочу.

— А я тебе говорю: если они душевнобольные, ты тем более это поймешь! — бушевала Майя. Мне оставалось только любоваться ее могучей статью (имя богини, воплощавшей иллюзорный мир, почему-то нередко достается крепким девчонкам с зычным голосом и кавалерственным нравом) и уверенными движениями рук, двигающих книжный шкаф. От моей помощи Майка отказалась, а сына припахала двигать диван. Тоже в одиночку. Хорошо хоть дали мне сойти с того дивана.

Промозглый субботний вечер — идеальное время для воссоединения семьи на почве домашней работы или группового преступления. Сестрица затеяла перестановку, генеральную уборку и небольшой киднеппинг. Ну совсем небольшой. И я, в общем-то, разделяла ее намерения.

К тому моменту я, засевая душу своей подопечной семенами зла, сама вполне созрела. Для злодейства.

Чтобы повышать сопротивляемость ЧУЖОГО человеческого тела и души, быть злодеем необходимо. Добрые люди такими гадкими вещами брезгуют. Они лучше выслушают слезливую исповедь тряпки и неудачника, одолжат ему денег, пустят переночевать, похлопочут о работе для него, заступятся за него перед сплетниками и насмешниками… Но создавать из говна пулю? Помилуйте, зачем нужна вся эта грязная работа?