Заверните коня, принц не нужен, или Джентльмены в придачу - Юлия Славачевская

Он потянулся ко мне, прикасаясь осторожным поцелуем. Сначала робко, словно пробуя поочередно верхнюю и нижнюю губу, потом мягко, но требовательно прижался ко мне жаждущим ртом, заставляя меня саму извиваться от неутолимой жажды. От огненного чувства, растекающегося лучиками от сердца, я плавилась, умирая от страсти. Он пил мой рот, смаковал его, то нежно лаская изнутри языком, то чуточку прикусывая нижнюю губу. Это было, словно… Я невольно застонала, усиливая нажим и продлевая поцелуй.

Мы стояли так долго-долго, наверное, целую вечность, не имея сил оторваться друг от друга. Наконец отодвинулись, тяжело дыша.

Я случайно бросила взгляд в зеркало: незнакомец протянул руку, чтобы снять с меня серьги, те самые памятные сережки с радужными камешками, которые мне оставил через маму Муму перед расставанием Мыр. Он старался снять их тихо, незаметно, и во всем этом было что-то… неправильное… воровское…

– Нет! Не снимай их! – Я резко отстранилась.

– Чем они тебе так дороги? – строго спросил красавец-мужчина, подбираясь, словно для прыжка.

– Их подарил мне… близкий человек… – тихо ответила я.

– Тролль?.. – Этой издевательской интонацией можно было убить все живое. Меня словно ударили.

Я еще раз попыталась взглянуть ему в глаза: даже во сне для меня самое важное в человеке – глаза. Недаром про них говорят «зеркало души».

И опять ничего толком не разглядела. Лицо закрывала непонятная полупрозрачная дымка, позволяя замечать тонкие черты лица лишь тогда, когда я смотрела вскользь, не фокусируя зрение. Я даже не смогла бы точно определить цвет его глаз или волос и уверенно сказать – он брюнет, блондин, рыжий?.. И это тоже было страшно неправильно.

У меня возникло чувство, будто меня нагло обманули. Знаете, когда берешь красивую шоколадную конфету в фирменной упаковке, разворачиваешь ее в предвкушении, а там… обсосанный кем-то леденец с осколками горелого арахиса. Я даже всхлипнула от разочарования.

– Ты что-то имеешь против троллей? – свистящим шепотом спросила, почему-то все больше сомневаясь в том, что это сон. В самом деле, зачем во сне так надежно маскироваться? И если он решил спрятаться, чтобы лечь со мной в постель, пусть не удивляется, если я сейчас выпинаю его вон, и неважно – оживший он кошмар или мечта! Если это мой сон – то что хочу, то и делаю, а если кошмар – то делаю что хочу!

– Тролли – грязные животные! – начал говорить воплощенный конец моей романтики.

– Он моется! – обиделась я за Мыра.

– И чистит зубы? – фыркнул собеседник. – Он – животное!

– Ты никогда не получал лабутеном в глаз? – невинно поинтересовалась я, крутя в руках изящную и безумно дорогую туфельку. Когда слова не работают – нужно переходить к действиям.

– Нет, – ответили мне в недоумении.

– Все когда-то бывает в первый раз, – философски сказала я, мысленно прощаясь с обувью. И не только мысленно.

– Ты ненормальная! – заявили мне с негодованием, когда роскошная черно-алая туфля со свистом пронеслась мимо чьего-то (не будем тыкать пальцами!) виска и шумно врезалась в стену.

– По каким меркам? – хладнокровно поинтересовалась я, присматриваясь ко второй туфельке, если уж первая не достигла цели.

– По всем! – Меня схватили за руки и отобрали обувь.

– Отдай, пожалуйста, орудие мирового пролетариата! – выпалила я, выкручиваясь из сильных рук.

– И давно пролетариат пользуется таким оружием под тысячу условных единиц? – съехидничал мужчина и продолжил свою подрывную деятельность, целуя мою шею за ухом. Но мое романтическое настроение улетучилось в никуда. Остались лишь обида за Мыра и легкое, с привкусом горечи сожаление о случившемся. Во рту стало кисло.

– С тех пор как научился зарабатывать! – парировала я, отталкивая партнера. – Все, баста! Если у тебя и были какие-то планы на эту ночь, то я в них не укладываюсь!

– А куда ты укладываешься? – вкрадчиво спросили меня, медленно подбираясь к застежкам корсета. – Есть особые пожелания? Могу предложить кровать… или шкуру у камина.

– Свою? – фыркнула я. Извернулась из объятий и, стянув с ложа покрывало, спрятала свою неземную бежевую красоту. Не про пса колбаса!

– Зачем так грубо, Леля? – Он по-кошачьи гибко подкрадывался ко мне, заставляя меня все плотнее прижимать к груди покрывало и раздумывать о вреде эротических снов и влиянии умных троллей на женскую чувственность. – Я же тебе всю душу открываю!

– Мне кажется, ты невзначай ошибся и не ту дверцу открыл. – Я стояла как несокрушимая скала. – Пока что вижу лишь избыток либидо!

– Тяжело с тобой, любимая, – вздохнул мужчина. И я испытала сожаление, что ничего нельзя вернуть вспять и нельзя вычеркнуть из жизни Мыра, забыть Моня и уж в любом случае не выполнять условия договора.

– Кому сейчас легко? – задала риторический вопрос, пытаясь себя ущипнуть и проснуться. Честно, я уже не надеялась на свою стойкость. Мне все ближе и ближе становилась положительность. Та, которая произошла от глагола «ложить» с корнем «лож».

Фу! И о чем я только думаю!

– Солнышко, не дури! – пробовали меня ласково уговаривать бархатным голосом.

Номер не прошел!

– Я не солнышко, я – тучка! – вредничала я, шаря глазами по помещению в поисках одежды.

– Хорошо, – согласился мужчина, внезапно останавливаясь. Сделал призывный жест кистью. – Тучка моя грозовая, прекрати капризничать и плыви ко мне.

– Нетушки! – категорично отказалась я.

– Да что с тобой?!! – взорвался мачо. – Почему?

– Потому! – Сон мне перестал нравиться, потому что скандалить я не люблю.

– Это из-за тролля?! – запоздало догадался он, не оставляя попыток изловить своевольную красавицу.

– Возможно… – задумалась я. Но живой в руки не давалась. В отличие от покрывала. Ну, мы люди не гордые, нам и простыня, если что, тоже вполне годится!

– Он же зеленый! – возмущался мой неудавшийся половой партнер. – С красными глазками!

– Это экзотично! – оборонялась я.

– Клыкастый! – пер напролом разъяренный Парис. Почему именно Парис? Уж больно смазлив и загадочен. И дело откровенно идет к войне.

– Зато открывашки не нужно! – метко парировала Елена Троянская.

– Он же страшный! – уже не на шутку бухтел знойный мачо.

– На вкус и цвет!.. – Я осаживала этого неугомонного как могла, с шумом и топотом удирая от него по номеру, как алкоголик от навязчивой «белочки». Наши возбужденные скачки отражали бесчисленные зеркала. Ну, хоть какую-то функцию во сне исполнили…

– Он – животное! – ревел красавец-мужчина.

– И пусть! Ты не лучше!

– Дура! – в сердцах крикнул мужчина и рассыпался мириадами золотых искорок.

– Нет в мире совершенства! – вздохнула я. – Если женщина имеет свое мнение – значит, сразу дура.

Сон прервался. Я открыла глаза. Все как и было: я в гареме, за окном вовсю пиликают брачующиеся сверчки, а в остальном тишина и благоденствие.

– И что это было? – зевнула я. – Чего только не примерещится.

– Я НЕ НАДЕНУ ЭТО БЕЗОБРАЗИЕ!!! – раздался вопль из коридора. Моя входная дверь стукнула, и в спальню ворвалась Миримэ, потрясая шифоновой тряпкой. – Ты видела?!! – бесновалась эльфийка.

– Еще нет, – дипломатично ответила я, выпутываясь из одеяла и наблюдая – не пойдет ли у нее изо рта пена, чтобы во время определить бешенство.

– Сейчас я тебе покажу! – обрадовала меня девушка и начала расправлять розово-серебристую ткань на кровати.

– Какой извращенец это придумал! – В дверях возник вихрь из черных косичек, и ко мне на кровать плюхнулась Эсме, сжимая в руках голубую тряпку с серебром.

– Девочки… – начала я, лихорадочно соображая, что мы вчера ели и может ли это быть заразным.

– Какая прэ-э-э-эсть! – тут же вползла и Шушу, размахивая чем-то зелено-золотым.

– Мне кто-то что-то объяснит? – вопросила я у троицы.

– Я! – На пороге нарисовалась Кувырла, рассерженно сдвигая тюбетейку на левый глаз. – Им нечего надеть на смотрины!

– И какие проблемы? – зевнула я. – Тут вещей целый гардероб…

– Ниче ты не пендришь в колбасных обрезках! – авторитетно заявила Кувырла и повергла меня в шок.

– Не… пендрю, – согласилась я. – А должна?

– Так! – обвела нас строгим взглядом Баба-ляга. – Все завтракать! Там и перетрем!

– Вам не идет воровской жаргон, – осторожно попыталась вернуть бабулю к литературной части великого и могучего.

– В натуре? – заинтересовалась бабушка, поправляя на шее пудовый кулон на массивной цепи.

– Зуб даю, – кивнула я и утомленно поползла в ванную комнату.

Когда я вернулась в надлежащем виде, то есть причесанная, подкрашенная и прилично одетая в футболку и джинсы, девочки прошлись по моему наряду взглядами и единодушно вынесли вердикт: