Солнышкин плывёт в Антарктиду - Виталий Коржиков

В то же самое время на площадь вступила удивительная процессия. Впереди неё два обнажённых по пояс гиганта торжественно несли двух дохлых кошек. Следом, увешанный звенящими колокольцами, мягко ставил ноги громадный слон, на котором под просторным балдахином восседал смуглый мальчишка. Его чалма так искрилась от алмазов, что несколько идущих рядом телохранителей то и дело вздрагивали от зайчиков в глазах.

За слоном, поднимая облака пыли, ползла на коленях свита, а слева от него на курносом «джиппике» чинно ехали два советника в погонах офицеров одной иностранной державы и в пробковых шлемах. В Жюлькипур спустился наследный принц одного из горных княжеств.

— Вот это да! — сказал Перчиков и хотел подтолкнуть Пионерчикова.

Но Пионерчиков на минуту оторопел, открыл рот и вдруг, замахав фуражкой, бросился к сидевшему на слоне мальчишке:

— Здравствуй, друг! Как живёте, ваше высочество?

Пионерчиков бросился к сидевшему на слоне мальчишке:

— Как живёте, ваше высочество?

— Прочь с дороги! — закричали телохранители.

Слон остановился. К Пионерчикову подбежала стража, а сидящий наверху мальчишка указал на штурмана жезлом:

— Чего хочет этот моряк?

— Как же, ваше высочество, вы что, забыли? — удивился Пионерчиков. — Мы же с вами в одном лагере отдыхали! В Артеке. Помните, помидоры в колхозе собирали, а вам ещё арбуз на трудодни выдали…

Задрав носик, принц с насмешкой и презрением посмотрел на штурмана и взмахнул жезлом:

— С дороги!

Пионерчиков был оскорблён.

— А ещё пьесу написали о нём! — не унимался штурман.

Упоминание о пьесе, кажется, подействовало на принца. Во-первых, потому, что пьесу написали не о нём, достойном наследнике Солнца и Луны, а во-вторых, потому, что её написали о его злейшем враге.

В стороне фыркнула машина. С сиденья приподнялся сухопарый офицер и сказал:

— Ты оскорбил достойного из достойных, их высочество могли бы одним движением растоптать тебя, ничтожного, и бросить на съедение тиграм. — При этих словах слон многозначительно приподнял и опустил ногу. — Но их высочество великодушны: они ограничиваются десятью ударами по пяткам за неразумные слова и приказывают купить тебе этих двух его любимых кошек.

Слуги подняли дохлых кошек за хвосты, а свита налетела на Пионерчикова.

Только теперь юный штурман, кажется, понял, что не каждый принц его знакомый, тем более хороший. Он сжал кулаки и повернулся к друзьям: слышал ли кто из них что-нибудь подобное?! Десять палок! Любимые кошки!

— Держитесь, Пионерчиков! — крикнул Перчиков и, рванув тельняшку, ринулся к штурману.

Но тут толпа шарахнулась, и на глазах у всех стали происходить вещи просто ошеломляющие. Стоявший смирно слон вдруг выхватил из машины советника в золочёном мундире и, перевернув в воздухе, затолкал его глубоко под сиденье. Потом он проделал то же самое со вторым советником и под возгласы разбегающейся свиты, обхватив хоботом принца, посадил его на советников. Раскрутив кончиком хобота за хвосты двух любимых кошек наследного принца, слон швырнул их ему на голову. Потом он сделал шаг вперёд и под общий ропот опустился на колени перед смеющимся Челкашкиным. Толпа тоже упала на колени. И только Пионерчиков смущённо приоткрыл рот. Его догадки подтверждались. Он подскочил к доктору и шёпотом спросил:

— Что вы делаете?

— А ничего, — благодушно улыбнулся Челкашкин. — На этот раз я совершенно ни при чём! Сам удивляюсь! — И он, разведя руками, весело кивнул на болтающиеся в воздухе ноги советников.

Но тут случилось кое-что, заставившее Челкашкина удивляться ещё больше: слон приподнял хоботом самого доктора, а за ним Перчикова и усадил их, одного за другим, к себе на спину.

Пионерчиков было задумался, но слон хоботом подхватил его за штаны, сунул в корзину и рысцой побежал по улице. С его спины были видны проносящиеся мимо дома, широкая листва пальм и нежно дымящийся океан.

Слон трусил рысцой среди разбегающейся толпы, а Перчиков смотрел, не мелькнёт ли где-нибудь рыжая голова Солнышкина.

Самое странное торговое заведение

Любой моряк, побывавший в Жюлькипуре, конечно, видел за громадами сверкающих банков целый океан бедных лачуг.

Кажется, их загнал сюда жестокий шторм. Они теснятся здесь год за годом, их бока тихо тонут в земле. Нет здесь на прилавках ни гордых ананасов, ни ярких апельсинов, и только у ног какого-нибудь продавца зеленеют на циновке перья лука или петрушки.

Вот среди таких лачуг по путаным улочкам, отстав от друзей, бежал Солыышкин со свёртком под мышкой. Ни Перчикова, ни Челкашкина, ни Пионерчикова нигде не было. Он проскочил через мост, под которым, как рыбы в проруби, толкались в грязной реке тысячи джонок, и остановился у какой-то маленькой лавки. Вся она была завешана циновками и, как жучками, разрисована иероглифами. Ни прочитать, ни отгадать! Солнышкин повертел головой. И вдруг странный чёрный кот потянул его за штанину, а появившийся из-за циновок грустный хозяин, тихо кланяясь, сказал:

— Не хотите ли купить гроб? — и раздвинул циновки пошире.

У стенки стоял десяток крепких гробов.

Солнышкин взмок от жары и волнения, но по спине у него побежал холодок. В окнах лавки висели сушёные каракатицы, с крыши на верёвочках спускались сухие осьминоги и шелестели щупальцами у самого уха. Солнышкину стало не по себе. Он попятился и хотел припустить дальше.

Но рядом с ним появился изящный белый пудель, вцепился в чёрного кота, а из двери противоположного дома раздался добрый старческий голос:

— Чудесные собачки. Пгекгасные собачки!

Дряхлый старичок в потрёпанном камзоле трижды повторил это по-английски, по-французски, по-русски и поклонился на все четыре стороны.

«Узнаю у него, как пройти в порт», — подумал Солнышкин и, подтянув штаны, перебежал через дорогу.

На громадной вывеске были нарисованы породистый бульдог с оскаленными зубами и улыбающийся добрый пуделек.

Старичок вежливо поклонился и, едва Солнышкин открыл рот, взял его под руку, увлекая в дом, причём Солнышкину показалось, что старичок очень близко наклонился к его свёртку и как-то странно лязгнул зубами. Но, ступив на порог, Солнышкин сразу об этом забыл. Перед ним открылся зал, сплошь заставленный собачьими будками. В будках вертелись лайки, шпицы, моськи; собаки метались, визжали, лаяли, грызли сухие корочки.

А в центре зала на бархатной подушке, задрав морду, лежал слюнявый бульдог, около которого была тарелка с нарезанной колбасой. Перед ним, согнувшись, стоял старый лакей. А сбоку сидел, заносчиво вертя мордой, маленький плюгавый шпиц. Бульдог грыз фазанью лапку и так мрачно поглядывал на Солнышкина, что тому снова захотелось побыстрее спросить, как выбраться в порт. Но дальше произошло такое, что Солнышкин прикусил язык. Старичок рысцой подбежал к бульдогу и, поклонившись, ласково пропел:

— Ваше собачье пгевосходительство, к нам пгишёл покупатель!

— К нам пришёл покупатель, ваше бульдожье сиятельство! — поддакнул старичок, стоявший около бульдога.

У Солнышкина на затылке вскочили пупырышки: бульдог перестал грызть фазанью ножку, подвинул к себе зубами тарелку и ударом лапы небрежно метнул вверх два куска колбасы. Оба старичка подпрыгнули и, открыв рты, по-собачьи клацнули зубами. Глаза у них жадно вспыхнули и тут же погасли.

— Непонятно, — пробормотал Солнышкин, пятясь, — какой-то цирк!

Бульдог злобно зарычал. Шпиц тявкнул.

— Всё понятно! Всё понятно! — умилённо кланяясь, запел добренький старичок в камзоле. — Это не цигк, а тогговое заведение, но наши собачки есть и в цигке! Бывшая хозяйка оставила его сиятельству

заведение в наследство. За вегную службу, за пгеданность. Но вегных товагищей он не забывает и сейчас. Вот видите?

Лежавший перед бульдогом шпиц показал серебряные вставные зубы и, вскочив, трижды тявкнул.

О том, что избалованным моськам порой достаются в наследство целые дворцы, Солнышкин иногда читал. Но чтобы собаки торговали собаками — да ещё своей породы, — о такой подлости он не слышал!

Тем временем добренький старичок поймал ещё кусок колбасы.

Второй старик бросил на него злой взгляд и тут же пропел:

— Мы верой и правдой служили нашей хозяйке и будем служить хозяину! — Он тут же получил огрызок кости.

— Добгому хозяину, щедгому хозяину, — сказал добренький старичок, и Солнышкину опять показалось, что он очень близко наклоняется к его пакету и по-собачьи втягивает воздух.

— Посмотрите, какие у нас собачки! — подскочил второй старичок и тоже носом нацелился на пакет. — Вот у этого великолепная родословная.