Ультра. Как в 40 лет изменить свою жизнь и стать одним из лучших атлетов планеты - Рич Ролл

Однако будущее Брюса не стало историей грандиозного успеха, как я себе тогда представлял. Три года спустя, всего за две недели до отбора в олимпийскую команду США 1988 года, Брюс на скорости 150 километров в час наедет на группу подростков. Двое погибших, четверо искалеченных. Поскольку Брюс сел за руль пьяным, его приговорят к семнадцати годам тюрьмы; он отсидит пять.

Конечно, я не мог предвидеть столь печального развития событий, как и того, какие всходы дадут семена, посеянные тем вечером, в моем случае. Нет, тогда мое восприятие ограничивалось все более расплывающейся картинкой перед глазами и все более нарастающей эйфорией. Я был счастлив до умопомрачения – и не только потому, что внезапно превратился в рубаху-парня и обнаружил, что могу любезничать с девушками, а потому, что нашел волшебный эликсир ото всех обуревавших меня страданий. В голове вертелась одна и та же мысль: «Когда я смогу испытать это опять?»

По возвращении в Бетесду я думал лишь о том, когда поеду на новое собеседование. И в течение следующих месяцев я бражничал по всему Восточному побережью. В Принстоне я был гостем студенческого клуба, где потягивал водку с тоником в обществе университетской элиты. В Провиденсе я наслаждался лучшими домашними вечеринками, которыми мог похвалиться Университет Брауна, – ел моллюсков и устриц, запивая их бесчисленными стаканами пива. Я посещал занятия, чтобы оценить уровень преподавания, изучал планы тренировок и соревнований… В общем, отлично проводил время.

Потом пришла пора ехать в Гарвард – по очевидным причинам, лидер в моем рейтинге. Университет мечты! Отправившись на выходные в Кембридж, я сыграл в тачбол за пловцов Гарварда. Несколько глотков пива, казалось, сотворили чудеса с моей координацией. Потом мы пошли на матч американского футбола между Гарвардом и Йелем, где я попробовал свой первый в жизни бурбон из элегантной серебряной фляжки, украшенной монограммой. В перерыве я ушел с гарвардского стадиона и вместе с пловцами Дэйвом Берковом и Джеффом Пельтье направился в находившийся неподалеку лучший бассейн Гарварда – Blodgett Pool. В бассейне не было никого, кроме нас троих да упаковки в дюжину банок пива. Мы переоделись в плавки, забрались на десятиметровый трамплин и принялись накачиваться пивом, а потом сбросили свои одурманенные тела в импровизированном состязании «кто громче плюхнется животом о воду». Вскоре к нам присоединилась оставшаяся часть команды пловцов и еще несколько примкнувших. Они прикатили к бассейну магазинную тележку с непочатым бочонком пива, чтобы сыграть в «пивное поло». Бассейн был целиком в нашем распоряжении, и следующие пару часов мы играли в «кто кого перепьет», но в воде; веселье било через край.

Наутро я не смог окончательно оклематься, но пошел в душ, оделся и отправился в ресторан на встречу с тренером Джо Берналом. Я принял все меры, чтобы выйти за трезвого, но, похоже, держался не слишком уверенно: «скомкал» заготовленную речь, повторял заданные мне вопросы, то говорил без умолку, то боролся с накатившей дремотой. Мои воспоминания о том обеде весьма расплывчаты, если не сказать больше, но помню свою уверенность, что потерял уважение Бернала. Как и шансы поступить в Гарвард. Тренер с полным основанием мог решить, что я – полный кретин.

Я ругал себя на чем свет стоит. Столько трудов, и все коту под хвост. Как я только мог? Это не мог быть я. И все же это был я. Добро пожаловать в мир алкоголизма.

Перед отъездом из Гарварда я пошел к тренеру Берналу и с самым сокрушенным видом, каковой только мог изобразить, заявил:

– Прежде всего я хочу извиниться за вчерашний вечер. Это было недопустимо.

– Извиниться за что? – спросил тот, одарив меня непонимающим взглядом.

«Неужели пронесло? Или ему просто наплевать на меня?» Я решил не будить спящую собаку и сменить тему.

– Я просто хочу, чтобы вы знали, как сильно я хочу попасть в Гарвард. Если меня примут, я обязательно выберу вас. Обязательно.

– Отлично, Рич. Именно это я хотел услышать. Теперь все зависит от приемной комиссии, но я бы хотел видеть тебя среди студентов. Я дам знать.

Когда пыль улеглась, я получил положительные ответы из всех колледжей, куда подавал заявления: Принстон, Амхерст, Мичиганский университет, Университет Вирджинии, Беркли, Браун, Стэнфорд сказали «да». И Гарвард тоже! Восемь из восьми. Я стал единственным учеником Лэндона, которого приняли одновременно и Принстон, и Гарвард. Жизнь заиграла яркими красками. Я отправился в Гарвард, как и обещал Тому Вердену – пловцу, перед которым я преклонялся, когда мне было восемь.

Но я никак не мог избавиться от ощущения, что что-то не так.

В конце апреля 1985 года я получил свежий номер Swimming World. Обложку украшала фотография команды Стэнфордского университета на верхней ступени пьедестала чемпионата Национальной ассоциации студенческого спорта (NCAA[19]) – радость, широкие улыбки, воздетые к небу кулаки. Невольно я спросил себя: «А как бы это было – плавать с этими парнями там, в далекой Калифорнии?» Я принялся фантазировать. Но так и не смог представить себя среди них. Конечно, я достойный пловец. Но, взглянем фактам в лицо, отнюдь не великий. Поэтому я приказал себе выбросить из головы несбыточные мечты, выключил свет и попытался уснуть. Но не сумел.

На следующий день, отринув страхи и сомнения, я поднял телефонную трубку, позвонил в справочную и узнал номер офиса Скипа Кенни – знаменитого тренера Стэнфордского университета. Я нервно крутил телефонный диск, а на лбу выступали бисерины пота. На другом конце провода ответили:

– Плавательная программа Стэнфорда. Говорит тренер Нэпп.

Тед Нэпп был молодым ассистентом тренера в Стэнфорде – сам недавний выпускник и великолепный пловец. Я представился, объяснил, почему интересуюсь Стэнфордом, сказал, что меня готовы принять, и рассказал о своем опыте в плавании.

– Не уверен, что мои результаты вас впечатлят. У ваших парней столько таланта. Столько мастерства. Просто скажите, что я напрасно трачу ваше время.

Я уже был готов к неизбежному отказу, но…

– Вовсе нет, Рич. Когда ты сможешь нас навестить?

Я не верил своим ушам.

Никогда не забуду, как впервые моему взору открылся стэнфордский Палм-Драйв – ослепительной красоты бульвар, вдоль которого растут пальмы, а в конце находится Квадрат – огороженный с четырех сторон дворик, выложенный испанским песчаником. Я был очарован сияющим в лучах заходящего солнца, словно золотом, храмом Стэнфорд-Чёрч. И осознал в то мгновение, что никогда не поеду в Гарвард.

– Сейчас начало весны, так что кампус может тебе показаться пустоватым, – сказал мне по телефону Нэпп. – Студенты по большей части разъехались. Но многие пловцы все еще здесь. Я позабочусь, чтобы ты с ними познакомился.

Для начала уже неплохо. На этот раз – никаких вечеринок. Я приехал наладить контакт с местом, где сразу почувствовал себя как дома. Следующие несколько дней я осматривал кампус и общался со студентами в резиновых шлепанцах и майках, играл с ними в летающую тарелку и катался на ярко окрашенных скутерах. Я познакомился со своими героями и посетил впечатляющего вида спортивные сооружения, и среди них бассейн DeGuerre Pool – открытый бассейн мирового класса; не сравнить с ужасающим подвалом, в котором привык плавать я.

«Я смогу каждый день плавать под открытым небом, в лучах солнца!» А что гораздо важнее, мне здесь были рады. Из разговоров с тренерами и пловцами стало ясно, что хоть я и не суперчемпион и даже на школьном уровне не добился ничего особого, мне все равно найдется место в команде. Но больше всего в Стэнфорде меня поразила разлитая повсюду атмосфера счастья и позитива, чего я не заметил в университетах Лиги плюща. Все, с кем я встречался, с энтузиазмом рассказывали мне, как сильно любят Стэнфорд. Везде, куда ни кинь, взгляд натыкался на блаженствующих студентов – они читали на солнышке, занимались виндсерфингом на озере Лагунита, катались по пляжу на велосипедах.

Там было все, чего недоставало Лэндону. И мне это очень нравилось.

Когда родители встретили меня в аэропорту, то поняли все по моему лицу. «Ой-ой-ой», – сокрушенно выдохнула мама: вдруг ее единственный сын уедет в Калифорнию и больше не вернется. Конечно, они хотели, чтобы я пошел в Гарвард. Да и какие родители не захотели бы? Но еще больше они хотели, чтобы я был счастлив. Итак, Стэнфорд. Через пару дней, зажав в руке письмо с положительным ответом из Гарварда – небывалой красоты манускрипт, отпечатанный на пергаменте цвета слоновой кости, с моим именем, вписанным от руки каллиграфическим почерком, – я позвонил тренеру Берналу. «Кто ты такой, чтобы отказывать Гарварду? Ты рехнулся?» – кричал внутренний голос. Но я собрался с духом и изложил свои новости. Разумеется, тренер не был в восторге. Он вообще больше никогда со мной не заговорил. Паршиво, но я был уверен, что сделал правильный выбор. Я последовал зову сердца.