Почему забыли русских героев? Параллельная история Первой мировой войны - Валерий Евгеньевич Шамбаров

Фердинанда и его жену. Это было именно то, что требовалось всем сторонникам войны. И произошло именно в нужное время. В Вене шутили, что убийцам надо поставить памятник за такой «подарок». Когда Вильгельм II получил донесение о теракте, он на полях начертал: «Jetzt oder niemals» — «Теперь или никогда».

Глава 6

Началось

Сараевские выстрелы всполошили весь мир, но быстро отодвинулись на второй план — теракты случались и раньше. У всех государств были свои проблемы. Англичанам пришлось в июле подавлять междоусобицу в Ирландии. В Петербурге разразилась массовая забастовка. А внимание Франции заняло сенсационное дело мадам Калло, жены министра финансов — за клевету на мужа она застрелила редактора газеты «Фигаро».

Но начались интенсивные консультации. Германские дипломаты прощупывали позицию Англии, Италии. Правящий триумвират Турции разъехался вдруг с визитами: Джемаль в Париж, Талаат в Петербург, Энвер в Берлин. Но переговоры с Францией и Россией были лишь маскировкой, они еще не собирались воевать и ничего не могли предложить туркам. А немцев подразнили этими переговорами, чтобы были пощедрее, и в Берлине Энвер достиг нужного соглашения. В Россию отправились и президент Франции Пуанкаре с премьером Вивиани. Когда им представили дипломатический корпус в Петербурге, Пуанкаре намекнул послу Австрии, что «у Сербии много друзей», а посла Сербии успокоил — дескать, может и обойдется.

Нет, не обошлось. В Берлине и Вене кипела работа. Вырабатывали ультиматум Сербии — такой, чтобы она не могла принять. Австрийский император Франц Иосиф писал Вильгельму II: «Нужно, чтобы Сербия, которая является нынче главным двигателем панславянской политики, была уничтожена». Вильгельм соглашался, поучал: «Надо покрепче наступить на ноги всей этой славянской сволочи». Текст ультиматума утвердили 14 июля, но вручение задержали. 23 июля французская эскадра с президентом и премьер-министром отчалила из Петербурга. С русскими расстались, а до Франции ее руководству еще предстояло добраться. И тогда-то ультиматум был предъявлен.

От Сербии потребовали чистки офицеров и чиновников, замеченных в антиавстрийской пропаганде, ареста подозреваемых в содействии терроризму. Согласно одному из пунктов, австрийцев должны были допустить к расследованию на сербской территории и к наказанию виновных. Принять этот пункт Сербия никак не могла. Официально — он нарушал суверенитет страны. Но премьер Пашич знал и другое: если даже дать согласие, австрийцы виновных найдут. Террористы были арестованы, от них следы вели к офицерам из «Черной руки». Вена все равно получит повод к войне, но Сербия окажется в еще более невыгодных условиях. А на ответ давалось всего 48 часов, дипломатическое урегулирование заведомо исключалось.

Принц-регент Александр воззвал к Николаю II, прося защиты. Царь заверил его: «Пока остается хоть малейшая надежда на избежание кровопролития, все мои усилия будут направлены к этой цели», но в любом случае Россия «не окажется равнодушной к участи Сербии». Русский государь и Англия предложили вынести вопрос на международную конференцию. Франция и Италия согласились, Германия отказалась. 25 июля, не дожидаясь сербского ответа на ультиматум, она начала скрытую мобилизацию — без официального ее объявления рассылались повестки резервистам. Флоту, находившемуся в Норвежском море, кайзер приказал возвращаться на базы — он намеревался бросить все корабли на Балтику, против России.

А 26 июля, когда ни одна из держав Антанты еще не приступала к военным приготовлениям, немецкое правительство заблаговременно утвердило ультиматум… нейтральной Бельгии. Дескать, Германия получила «надежную информацию», будто Франция намерена напасть на нее через Бельгию. А поскольку бельгийская армия не сумеет остановить французов, немцы вынуждены «в целях самосохранения» ввести в Бельгию войска. Если она согласится, то обещают после войны уйти с ее территории и возместить убытки. А если откажется, «будет считаться врагом» Германии.

Тем временем сербский премьер Пашич проявил чудеса дипломатического искусства, составляя ответ. Он принял все пункты, кроме одного. Вместо разрешения австрийцам вести расследование в Сербии предлагал передать вопрос Гаагскому международному трибуналу, заранее обещая подчиниться его решениям. Но для Австрии было достаточно хоть какого-нибудь несогласия. 26 июля она разорвала отношения с Сербией.

Николай II реагировал очень осторожно, чтобы не спровоцировать столкновение. 26 июля царь согласился на подготовительные мероприятия к мобилизации — но не саму мобилизацию. Он пытался использовать свою, как он считал, личную дружбу с «кузеном Вилли». Одну за другой слал ему телеграммы, умоляя помешать австрийцам «зайти слишком далеко». Но Вильгельм воспринимал миролюбие царя как доказательство его слабости. А на ноте российского МИДа, что наша страна не бросит Сербию на растерзание, оставил заметки на полях: «Что ж, валяйте», «Это как раз то, что нужно!»

Конечно, достаточно было одного намека из Берлина, чтобы Австро-Венгрия склонилась к примирению, но направлялись совершенно другие инструкции. Мольтке требовал от австрийцев: «Отвергните мирные предложения Великобритании. Европейская война — это единственный шанс на спасение Австро-Венгрии. Поддержка Германии вам абсолютно обеспечена». А канцлер Бетман-Гольвег, наоборот, просил, чтобы не отвергали мирных инициатив, а делали вид, будто собираются их рассмотреть, иначе «будет трудно возложить на Россию вину за пожар в Европе».

28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В Вене и Будапеште это вызвало общее ликование. Горожане заполонили улицы, пели песни, дамы засыпали цветами военных, которым предстояло отлупить проклятых сербов. Война воспринималась как недолгая победоносная прогулка. 29 июля на Белград посыпались снаряды с кораблей австрийской Дунайской флотилии и с батарей крепости Землин, расположенной на другом берегу Дуная.

В этот же день германскому послу в Брюсселе привезли пакет с ультиматумом для Бельгии. Но вскрыть его следовало позже, по особому указанию. А Франции и России Бетман-Гольвег направил угрожающие ноты. В Париж — что «военные приготовления, которые Франция собирается начать, вынуждают Германию объявить состояние угрозы войны». А нота в Петербург «очень серьезно уведомляла»: «если Россия будет продолжать свои военные приготовления, даже не приступая к мобилизации», эти меры «заставят нас мобилизоваться, и тогда едва ли удастся избежать европейской войны».

Важную роль в развитии событий могла сыграть Англия. Министр иностранных дел Сазонов и президент Пуанкаре неоднократно обращались к ней, просили сделать официальное заявление и твердо поддержать союзников. Глядишь, подействовало бы на немцев или хотя бы австрийцев, как это уже бывало в прошлых кризисах. Но нет, на этот раз Грей разводил руками: «Мы должны сохранять полнейшую свободу действий». В британском кабинете министров и парламенте развернулись дебаты, консультации с США: стоит ли вспоминать о взятых обязательствах или лучше забыть о них? Немцы оценили эти колебания по-своему, и канцлер Бетман-Гольвег открытым текстом предложил Англии купить ее нейтралитет. Уже подразумевалось, что будет война с Францией, хотя она никак не была причастна к «сербскому вопросу», и канцлер обещал — если британцы не вмешаются, Германия не станет присоединять собственно французские территории, а французские колонии согласна поделить.

Лишь первый лорд адмиралтейства Черчилль уже серьезно опасался, как бы грянувшая война не застала корабли врасплох. Он приказал флоту перебазироваться на север, в Скапа-Флоу, подальше от баз немецких миноносцев и подводных лодок, уговорил премьер-министра Асквита подписать приказ о «предварительном военном положении». Во Франции такое же беспокойство проявлял начальник генштаба Жоффр.