Эльфийский клинок - Ник Перумов

«Жаль, что вы стали такими домоседами…» Прощальный взмах руки Торина. И его взгляд, обращённый уже не к остающимся в своём тёплом и покойном гнёздышке хоббитам, а к убегающей вдаль дороге, к неблизкому и опасному пути… Что ему, вольно живущему гному, до его, Фолко, сородичей, давно забывших терпкий вкус дальних странствий? И что остаётся ему, Фолко Брендибэку? Возить на торжище знаменитую на всю Хоббитанию брендибэковскую репу?! И слушать этого толстого глупого дядюшку Паладина?!

«Жаль, что вы стали такими домоседами…» Фолко наполняла весёлая бесшабашная злость. Порывшись в углу, он достал оттуда видавший виды заплечный мешок с двумя лямками, разложил его на постели и спокойно принялся собираться. Некоторое время дядюшка ошарашенно следил за ним, а потом побагровел и заорал, брызгая слюной:

– Ты почему меня не слушаешься, а?! Бездельник, дармоед, чтоб тебя приподняло да шлёпнуло! Как ты смеешь?! Почему не отвечаешь, когда к тебе обращается старший?! Истинный Брендибэк обязан быть почтительным к старшим и беспрекословно выполнять их распоряжения! Немедленно прекрати заниматься этой ерундой и иди грузить телеги! Без… – Дядюшка вдруг осёкся.

Фолко разогнулся и смотрел на него спокойно, без страха и почтения, а с какой-то кривой улыбкой.

– Не надо кричать на меня, дядюшка, – тихо проговорил Фолко. – Я этого очень не люблю… и никакие телеги я грузить не пойду. Грузи сам, если хочется… А я занят.

Казалось, дядюшка Паладин потерял рассудок. Он зарычал, захрипел и бросился вперёд, на ходу занося руку для оплеухи.

– Я тебя, негодяй!..

Фолко отступил на шаг и выхватил меч из ножен. Юный хоббит стоял молча и не шевелясь, но клинок был недвусмысленно направлен в живот дядюшки. Тот замер и только слабо булькал от полноты чувств, слушая необыкновенно спокойную речь Фолко:

– Больше ты не будешь драть меня за уши, дядюшка. И не будешь гнать на работу, и не будешь изводить нравоучениями, перестанешь рыться в моих вещах и не сможешь помыкать мною. Я ухожу, и пеняй на себя, если вздумаешь помешать мне! А теперь прощай.

Фолко закинул за плечи торбу, пристегнул меч к поясу, невозмутимо обошёл остолбеневшего дядюшку и зашагал по коридору к кухне. Взял себе сухарей, вяленого мяса – запас на несколько дней. За спиной раздалось какое-то шевеление – Фолко обернулся, увидел медленно вдвигающегося в кухню бледного дядюшку, усмехнулся и вышел во двор. Не торопясь он пересёк его, выбрал и оседлал лучшего в конюшне пони. Выйдя к воротам, он увидел высыпавший из всех дверей народ и торопящегося к нему дядюшку, утратившего свой обычный величественный вид.

– Держите его! – не своим голосом завопил дядюшка.

С полдюжины хоббитов посмелее двинулись было к замершему посреди двора Фолко, но их порыв тотчас иссяк, стоило ему распахнуть плащ и взяться за эфес. В странном ослеплении он готов был сейчас рубить всякого, кто осмелился бы встать у него на пути, – только не знал, как это делается. Никто не дерзнул остановить его. Фолко гордо вскочил в седло, ударил пони пятками по бокам и выехал за ворота усадьбы.

Порыв свежего ветра ударил в лицо Фолко. Пони его старался изо всех сил, пути назад уже не было, и хоббиту следовало торопиться – ведь гном, наверное, успел отъехать довольно далеко…

За спиной вдруг послышался знакомый звук – кто-то из Брендибэков сдуру принялся трубить в сигнальный рожок: «Воры! Пожар! Враги! Вставайте все! Воры! Пожар! Враги!» – старинный сигнал тревоги в Бэкланде. Ему откликнулось несколько рожков на соседних фермах. Фолко увидел, как из стоявших в отдалении от дороги домов стали выбегать их перепуганные, ничего не понимающие обитатели. Фолко усмехнулся. В эту минуту он очень нравился себе. Что ему до всех этих суетящихся хоббитов? Как сидели посреди своей репы триста лет, так и ещё столько же сидеть будут. А ему – неизвестность, дальняя дорога, меч на боку, холодные ночи под тонким плащом… Фолко невольно поёжился, но тут же успокоился, вспомнив, что предусмотрительно захватил с собою тёплый плащ, подбитый птичьим пухом.

Пони резво бежал по ухоженной дороге, вившейся среди многочисленных полей и ферм. Она вела на север, к Воротам Бэкланда, где у самого берега кончалась Отпорная Городьба. Фолко довелось побывать там всего один раз, когда их, младших хоббитов, впервые взяли на большую ярмарку возле Хоббитона. Фолко успел тогда бросить лишь недолгий взгляд на Восточный тракт, убегавший в таинственную, подёрнутую голубоватой дымкой даль. Широкий, раза в три шире скромного хоббитанского просёлка, он гордо раздвигал навалившиеся было лесные стены и уходил на восток, прямой, точно древко копья. Где-то там, за лесом – Фолко знал это, – лежали недавно заселённые хоббитами новые земли, не так далеко было и до Пригорья, но тогда ему показалось, что он стоит на самом краю обитаемых земель и что за густыми лесными завесами до самых Туманных гор не сыщешь ни одного живого существа. Обоз тогда долго и со скрипом заворачивал на Брендивинский мост, дядюшка Паладин визгливо ругался с повозными, скупо отсчитывая плату за проезд по мосту, а он, Фолко, забыв обо всём, стоял во весь рост на мешках, не в силах оторвать взгляда от устремлявшейся к горизонту и постепенно сходящейся в тонкую нить дороги. Опомнился он только от сильного подзатыльника – зачем, мол, репу ногами давишь, дармоед! Фолко передёрнуло, на лице появилось жёсткое и недоброе выражение, рука чуть картинно легла на чёрные ножны…

День выдался ясный, солнечный, ехать было – одно удовольствие, и Фолко вскоре позабыл обо всём, включая и то, что он теперь – бездомный бродяга. Дорога звала его, и каждый поворот, казалось, скрывает от него до времени совершенно особый мир.

На дороге Фолко попадалось немало народу, с любопытством глазевшего на едущего верхом неизвестно куда молодого Брендибэка. Фолко с усмешкой следил, как изумлённо открывались рты встречных хоббитов, стоило им заметить оттопыренный слева плащ!

Вдали зачернела Отпорная Городьба. Как-то сразу придвинулись синевшие до этого где-то далеко справа кроны Старого леса. Фолко подъезжал к Воротам Бэкланда; вскоре показались и они. Дорога сделала очередной поворот, и хоббит увидел широкие, распахнутые сейчас створки, невысокие сторожевые башенки по бокам и уходящий вдаль сплошной частокол Городьбы. Почти все хоббиты из Бэкланда, выйдя за Ворота, тут же сворачивали влево, через Брендивинский мост. Фолко невольно поёжился: его путь лежал направо.

Он беспрепятственно миновал Ворота, выехал на середину перекрёстка, встал так, чтобы не мешать едущим в коренную Хоббитанию, и осмотрелся.

К западу от него, по левую руку, через широкий Брендивин был переброшен древний, почерневший от времени бревенчатый мост, целиком сложенный из исполинских дубовых стволов. Он был достаточно широк – по нему в ряд могли ехать сразу три телеги. А перед мостом, на глубоко вкопанных в землю столбах, был намертво укреплён деревянный щит с вырезанными на нём словами на всеобщем и староэльфийском языках: «Земля свободного народа хоббитов под защитой Северной короны. Приказываю: да не перейдёт этот рубеж нога человека, ныне, присно и во веки веков, да управляется Хоббитания свободной волей своих граждан по их собственному разумению. А буде у кого из людей возникнет надобность повидать кого из хоббитов – пусть приходит к Барэндуинскому[1] мосту, и передаст письмо по хоббитанской почте, и ждёт ответа на постоялом дворе. Дано в год пятый Четвёртой Эпохи, Аннуминас, собственноручно – Элессар Эльфийский, король Арнора и Гондора».