Тонкая нить - Наталья Арбузова

73. Лиха беда начало

Как ты уже слыхал от меня, мой благосклонный читатель, я стала бродяжкой, или по началу только лягушкой-путешественницей. Я придумала много плутовских способов потворствования новой своей страсти. Прежде всего, научные и околонаучные конференции, или удовлетворение своего любопытства за счет государства. По окончанье университета, пока меня еще помнили в лицо, я выписывала себе командировку и приезжала, скажем, в Тифлис на конференцию по теории вероятностей без приглашенья, равно как и без доклада. Все сходило с рук. В Тифлисе нам устроили праздник с накрытыми столами прямо на винограднике. Нас возили вверх по Арагве в замок князей Эристави. Арагва катилась узким потоком посреди широкого каменистого ложа. В горном селенье бродили худые темные свиньи. Позднее я, мой читатель, дорабатывала эту шулерскую стратегию по мере ужесточенья правил участия в конференциях.

74. Большие прогулки

Чем дальше в лес, тем больше дров. Пошла бродяжничать нагло и неприкрыто. Как только дети с детсадом на дачу, я в бега. Сижу над Белым морем, похожая на «Ждущую» Рериха. На Кижах нахожу деревню Ямку о двух дворах. Меня приютили, брали на рыбалку. Рука у меня дергалась при поклевке сама, и окунь сам шлепался в лодку. Змеи шустро плавали в воде, уходили из-под ног через два шага на третий. Старики говорили, что босиком нельзя, садиться нельзя, а наипаче ложиться. Змея «клюнет» в шею, близко головы, и на моторке до больницы не успеют довезти. Нельзя выбрасывать рыбу вблизи жилья, нельзя без сапог спускаться в погреб. Если змея встанет и клюнет выше сапога, скидавать рубаху, рвать и перетягивать ногу выше ранки, чтоб яд дальше не шел. А там кликать людей, ковылять к ним. Чем дальше от головы клюнет, тем дольше продержишься. От деревни Ямки ходила я по гривке, поросшей Иван-чаем, озеро и по праву и по леву руку, глядеть издали белыми ночами на высокие церкви.

75. И не хошь, а складно заговоришь

Я живу в Ферапонтове, от монастырских стен остались одни ворота, а в церкви все цело. Вдруг озеро выплеснет на валуны те мягкие камешки, те минеральные краски, которыми писаны фрески. Я ими рисую на валунах. Хозяйка на почте работает, дочки ее лет по десять лен теребят. Старуха сказала: «Сюда еще ездили, когда барышни бант под косою носили».

В деревне Пристань три бабки. Все говорят друг про друга, что эта мол знает. Когда же до дела дошло, оказались несведущи все. Тогда из Больших Гоголей, не приявших меня, привели пошептать над козою ту, что действительно знала. Пришла, образуя с клюкою букву диковинного алфавита. Мне велела уйти и сама, исполнивши дело, ушла, а сало в платок завязала. Бабка Стеша сказала: «Мне козу не держать – понавозить картошку нечем. Картошку же мне не садить – так нечем козу и кормить».

76. Большому кораблю – большое и плаванье

Я научилась плавать без билета по северным рекам, прыгая на суденышко в деревянных шлюзах прямо через борт. Освоила я и морские каботажные рейсы. Слушай, мой изумленный читатель. Багажа с собой не бери вовсе, это не с руки. Судно стоит в порту часа четыре. Нейди ни в первый, ни в последний час, но иди в середине этого периода. Иди, грызи яблоко, ни один матрос на тебя не глядит. Сошел пассажир, купил яблок и возвращается в свою каюту. Билеты проверять будут через час-полтора у тех, кто пойдет косяком с багажом. Ночевать будешь на верхней палубе в шезлонге, в крайнем случае в шлюпке под брезентом, на спасжилетах. Днем берега не видно, одно море, даром что каботажное плаванье. Ты же знаешь, мой читатель, я скорпион, и стихия моя вода.

77. Гегард

Это по-армянски алебарда. Армяне верят, что некий их соотечественник, присутствовавший при распятии Христа, прекратил его крестные муки алебардой, которую потом принес на родину. В честь сей святой алебарды высечен в скале храм под тем же именем. Я шла пешком по горной дороге в Гегард. Меня обогнала машина, называемая в просторечии козлом. В ней сидел отец с тремя сыновьями, сзади же блеял связанный баран. Семья ехала в почитаемый храм принести жертву в благодарность за благополучное возвращенье сына из армии. Вот такое там христианство с ветхозаветными пережитками. Барану предстояло быть зарезанным на жертвеннике. Кровью его жертвенник должен быть помазан. Мясо же следует зажарить поблизости и позвать случайного гостя, коим должна была послужить я. Семья подвезла меня до храма, но присутствовать при помазании жертвенника кровью мне не было дозволено – это мужской обряд. Меня послали посмотреть храм. Свою же обязанность есть жертвенную баранину я исполнила с честью, за что мне потом подкинули в сумку бутылку сладкого армянского вина с царевной Ануш на этикетке. То-то сумка моя отяжелела, когда я выходила из машины.

78. Архыз

Представь себе, мой читатель, горную долину на Кавказе, поначалу широкую, покрытую вдоль реки лиственным лесом, где водятся зубры. Выше долина сужается, впереди видны горные пастбища, и летние хижины пастухов стоят кой-где под реликтовыми архызскими соснами. Лыжники самовольно селятся в них зимой. Пастухи прячут от них дверь и чугунную плиту с печки – кладут, уходя, в стороне от дома, и снег скрывает их. Но лыжники находят. Дверь навешивают, плиту вмазывают глиной, щели в стенах конопатят мхом. Теперь нужны дрова. В стороне лежит поваленная сосна, ствол чуть не метр диаметром. К ней ползут по снегу на животе, пилят по очереди первый кругляк, катят к хижине, колют. Горный ручей тоже надо искать – он каждый год меняет русло. Но его, причудника, находят и приносят ледяную воду. Купаются в пушистом снегу – он теплее. И начинается счастливая жизнь. Управляют несложное хозяйство – чистят картошку, моют посуду в ковбойках на проталине – солнце обжигает руки. Уходят на лыжах вверх по долине искать другие группы. Спрашивают в первой заселенной хижине: «Такой-то прошел на Дукку?» Прошел с группой, можно идти в гости. Возвращаются под яркими звездами. Сидят в натопленной хижине при свече и читают наизусть стихи.

79. В басурманах

Я выписываю у нефтяников плутовскую командировку в Баку и живу неделю в Загульбе на Апшероне. Каспий катается по плоскому глинистому ложу, таская длинные, острые, ни на что не похожие ракушки. У него два берега причудливого рисунка. Великий Дизайнер создал так. Первый берег базальтовый, черное кружево. По нему не идешь, а скачешь через гладкие провалы-каверны. Второй, подальше – невысокая стена известняковых утесов, белые скалы, наверху темные рощи инжира. Однако ж басурманы не дают мне спокойно любоваться пейзажем. Я бегаю от них по высокой узкой стене, они за мной двумя стаями с обеих сторон. Добегаю, не упав, до русского дома отдыха, спрыгиваю на его территорию и крещусь. Когда я уезжаю, они стоят заслоном и не дают мне сесть в автобус. Прорываюсь, собрав последние силы и подняв страшный крик.

По приезде в Москву еду в автобусе же в нефтяное министерство и вдруг чувствую страх. Подымаю голову – на меня пристально глядит явно азербайджанское лицо. Я задрожала как осиновый лист. Рядом проснулся пьяный рабочий. Он не оплошал спросонья, верно оценил ситуацию и высказался в единственно подходящих выражениях. Я почувствовала себя дома и в безопасности.

80. Брань на вороту не виснет

Видишь ли, сердешный друг читатель, я люблю сказанное к месту бранное слово и сама неплохо бранюсь, когда ситуация к тому обязывает.

Люблю подсесть подчас к старухам,

Смотреть на их простую ткань.

Люблю я слушать русским ухом

На сходках родственную брань.

Мало тебе? Слушай еще.

Велела наша барыня Гертруда Алексеевна —

Кто скажет слово крепкое, того нещадно драть.

……………………………………

А мужику не лаяться – едино что не жить.

Так вот, когда воля вышла,

Уж так-то мы ругалися, что поп Иван обиделся

За звоны колокольные, гудевшие в тот день.

81. Средь родного народа

Ну а что ж работа? На работе стоит «Урал», черт бы его побрал. Это ламповая вычислительная машина, рассевшаяся на весь зал. Велика Федура, да дура. На протирку контактов выписывается спирт, его потихоньку попивают. Когда у моих детей болят уши, материально ответственный Балясов отливает мне сто грамм, я расписываюсь в книге. Выпили всё – на нет и суда нет. Я иду с рублем в зубах и стаканом на угол к алкашам. Это слово ты, мой читатель, наверняка знаешь. Говорю им – на компресс детям. Мужики серьезно отливают мою законную треть, какой уж там смех. Но вот когда детям уже пятнадцать и они заядлые туристы, я иду на стройку менять две пары резиновых сапог 41-го размера на 43-й. Говорю – сыновья-близнецы растут. Мужики мою правду видят, и меняют, и бутылки не спрашивают. Но до этого еще надо дожить.