Мир русской души, или История русской народной культуры - Анатолий Петрович Рогов

разные, и кое-где настолько затейливые, нарядные и красивые, что за ними охотились и из других мест, и мужики стали делать их на продажу, привозить на большие базары и ярмарки. Делали, разумеется, тоже зимами в маленьких бревенчатых работнях, которые в коренной России тоже были почти у каждого мужика.

С Вологодчины на базары привозили прялки с широченной, самой похожей на большую лопату лопастью, только сплошь покрытую затейливой резьбой, очень часто ярко, пестро раскрашенной.

И с Северной Двины прялки шли по форме такие же, но без резьбы, с дивной, тонкой, преимущественно пурпурно-красной росписью разными узорами, в которые обязательно вставлялись картинки праздничных чаепитий, катаний на санях, райских птиц.

Из ярославских краев прялки были в виде высоких стройных башенок-шпилей со сквозными прорезями со всех четырех сторон. Прямо как окошки подлинных башенок-шпилей в двадцать пять-тридцать этажей с маленьким изящным орнаментированным навершием — на них и крепили кудель.

А с Волги из Гордца продавали даже инкрустированные прялки, вернее, донца с головками, на которых сидели и в которые вставляли гребни. Делали их так: вылавливали в реке Узоле дубовые топляки, пролежавшие в воде десятки лет, отчего они становились черными и прочными, как железо, — то есть черный мореный дуб, сушили его, кололи на тонкие пластины и из них вырезали почти прямоугольное туловище коня с сильной, горделиво изогнутой шеей и маленькой чуткой головой, под этот силуэт выбирали на чистом осиновом донце углубление и сажали его туда. Клеем не пользовались, сверлили насквозь через дуб и осину отверстия и загоняли шпоны, тоже черного дерева. И не абы где загоняли, а на месте глаз, там, где сбруя пересекается, там, где хвост вяжется, где копыта. И получалось, что и резьбы-то еще никакой нет, и ног у коня нет, и гривы, и хвоста, а он все равно уже бляшками на сбруе блестит и глаз его выпуклый горит. Потом мастер лихими овальными порезами соединял шпонки-копытца с туловищем — делал ноги, от последней шпонки изгибал на доске пружинистый хвост, по шее пускал летяще штришки — гриву, и, смотришь, как будто срослись осина и черный дуб, как будто всегда были одним целым — изображением неудержимого поэтичного коня. И то, что он снизу чуточку выступает, кажется тоже естественным, словно это нарост.

Кстати, эти выступы — единственные на городецких донцах, а так они плоские и резьба на них не объемная, а глубокая, штриховая, и вся светотеневая игра на донце создается только ею.

Инкрустировались также и всадники на конях, и кареты и повозки, если конь был запряжен. Но все делалось тоже предельно условно, с поразительным композиционным и графическим чутьем. Экспрессия, чувство линии и движения в этой резьбе такие виртуозные, что все донца воспринимаются как нечто классическое, равное этрусским вазам или гравюрам японцев.

Круг сюжетов, разрабатываемых в них, невелик. Два коня у дерева со сказочной жар-птицей на макушке. Эта сцена пришла из языческих времен, из языческой мифологии. Она встречается в иконах, в народных вышивках, в древнем литье и изображает, по определению академика Б. Рыбакова, Великую богиню, богиню Земли, превратившуюся в дерево, и «предстоящих перед ней жрецов с дарами». Но городецкие мастера, наверное, не знали, что это древняя богиня, и сделали сцену сугубо бытовой: всадники у них или с саблями, или курят длинные барские трубки, или размахивают плетками. Попадаются на конях и амазонки, а внизу почти всегда прыгают собачки. Есть лихие выезды в каретах и легких открытых колясках. Есть война: наверху, над лесами и конниками, на горячем коне летит генерал в треуголке, а пониже идет в атаку шеренга солдат, предводительствуемая офицером. Встречаются сцены гуляний, бесед, охоты и укрощения дикого коня, которую вырезал, как он сам написал, мастер Лазарь Мельников из деревни Охлебаихи.

Зимами, когда не было полевых работ, крестьяне все чем-нибудь промышляли, прирабатывали. Без дела сидели только лентяи. Где-то делали на продажу сани, где-то дуги, где-то бочки. Где-то плели из ивовых прутьев, из лыка и бересты корзины, короба, лапти. Где-то гнали деготь, жали конопляное и льняное масло. Во многих местах резали деревянные ложки, черпаки, ковши.

Огромные красавцы ковши в виде плывущих лебедей и ладей с конскими головами вырабатывались под Тверью, под городами Вышний Волочек и Калязин. Эти ковши выдалбливали, затем выбирали теслами и выравнивали скобелями из целых могучих корневищ или из капа — наростов на деревьях, и потому они назывались коренными или каповыми. Такие ковши предназначались для больших мирских пиров, для пиров княжеских и боярских, их было принято дарить в праздники царям и Царицам, а также именитым иностранцам, ибо красотой они отличались необыкновенной; сам рисунок, текстура дерева подбирались в них необыкновенные, причудливейшие, какие бывают только в корневищах и капах; и плюс к тому они хитро, по-особому полировались — сияли.

Любое дерево ведь само по себе всегда очень красиво по текстуре — по рисунку. Русские мастера разбирались в этом бесподобно, всегда и все использовали, дерево у них всегда везде живое, чарующее.

Большие точеные блюда и чаши шли с Северной Двины. Иногда на них встречаются такие вот надписи резные по бортикам или на дне: «Сия чаша немалая русского дерева работы деревенских людей. Просим кушать деревенского кваску с перишком за благодарностью».

Дивные солоницы с крышками в виде утиц и креслиц резали в Подмосковье, на Волге…

В общем, все, буквально все, сотворенное крестьянскими руками, было всегда очень разным, красивым, приятным, радостным и одновременно всегда удивительно умно, практично и удобно придуманным.

ОДЕЖДА

Человек даже в тропиках во что-нибудь да одет. Все люди на земле в большей или меньшей степени одеты, и мы, прежде всего, и воспринимаем каждого по его одежде — лицо-то видим потом, — а образ каждого изначальный создается именно одеждой, которая на нем и которая, стало быть, ему нравится, ибо людей, облачающихся во что ни попадя, очень мало, они исключение, патология.

То есть одежда — основной показатель вкусов человека, его культуры. И целого народа, разумеется, тоже.

А какова была одежда древних россиян, хорошо известно по фильмам, по книгам. Сообразная нашему климату была одежда и очень красивая, очень яркая, много цветная, чисто черное встречалось крайне редко. И покрой как у бедных, так и у богатых был очень долгое время совершенно одинаковый, разнились лишь материалы и украшения.

Мужчины на исподнее надевали порты и рубахи до колен с косым, чаще всего стоячим воротом, застегивавшимся на левом плече. Обязательно подпоясывались легким пояском. У простонародья рубахи были