Исключая чувства (СИ) - Ставрогина Диана

Сам Дима выдохнул только осмелившись постучать в дверь нужного кабинета. Дождался громкого и ровного «Войдите!» и пересек порог.

При его появлении Лара продемонстрировала лишь легкое удивление: с показательной озадаченностью приподняла брови и едва заметно вопросительно склонила набок голову. Ни одного лишнего движения. Если она на самом деле и испытывала сильное волнение, обнаружить его было нельзя. Что ж, Дима тоже себя неплохо контролировал.

— Привет, — заговорил он как ни в чем не бывало.

— Привет. Ты зачем здесь? — Вот так, сразу к делу. Ни улыбки, ни радости в тоне. Враждебности не было тоже, скорее вежливое любопытство.

— Решил узнать, как дела. — Дима пожал плечами. — Ты тогда сбежала уж слишком быстро.

— Я не сбегала, — отрезала она уже без изначально вежливой интонации. Дима прищурился, не признавая ее слова за убедительный ответ. — Мы закончили, и я уехала домой.

— А кто сказал, что тогда мы закончили? — парировал он и довольно ухмыльнулся.

На самом деле разговор интригующе свернул не туда. По плану было незамысловатое общение и нормальное знакомство: очень хотелось изучить Лару получше. На протяжении двух недель Диму мучили любопытство и чувство неясной природы, какое-то беспокойство, как если бы он сделал не все, что действительно хотел. Например, расстался раньше желаемого с одной прекрасной дамой в одну прекрасную ночь.

— Традиционно секс завершается оргазмом. — Лара с вызовом вздернула бровь.

Против воли Дима заулыбался. Если они и дальше станут общаться в таком духе, то будет весело. И непредсказуемо: ответы на все реплики Лары вырывались у него раньше, чем успевали пройти проверку у разума.

— Вот уж нет, — оттолкнувшись от стены, Дима направился вперед, выдерживая паузу. Продолжил он, только когда уперевшись бедрами в край столешницы, навис прямо над Ларой. — С оргазма можно начать — и так будет намного, — он выделил последнее слово, — интереснее.

Встретившись с ее уже знакомо распахнувшимся взглядом своим, Дима замер. Очень вяло и медленно настигли мысли, что он вообще-то так себя обычно не ведет: не напирает, не нарушает личные границы и не переходит сразу от слова «привет» к обсуждению оргазмов и прелюдий. С Ларой обе встречи подряд шли по своей уникальной колее. Бесконтрольно отрубались мозги, и с рассеянным туманом в башке общение Дима выстраивал на автопилоте интереса и желания продолжить разговор несмотря ни на что.

Лара не торопилась отвечать. Зрачки были расширенные, губы, вновь ярко-алые, четко выделяющиеся на белоснежной коже, приоткрыты — завораживающая картинка. Между их лицами, находившимися на расстоянии всего нескольких сантиметров, становилось сложно сохранять дистанцию — их словно притягивало друг к другу. Пространство, перестав быть бесконечным, обретя вдруг границы, густело и тяжелело. Дима за пару глубоких вдохов полностью погряз в аромате знакомых духов, и его повело. Последних джентельменских сил хватило только на то, чтобы просипеть:

— Я тебя сейчас поцелую. — На грани слышимости, воздухом по ее губам.

В глубине зеленых глаз что-то вспыхнуло, пробирая Диму до мурашек, до воспоминания о предвкушаемом эти две недели беспамятстве, до гула в ушах, сквозь который прошло одно слово:

— Целуй, — тем самым хриплым шепотом.

Дальше Дима не ждал ни секунды. Губы соприкоснулись резко, выбивая разряды под кожей. Целоваться, навалившись на стол, было крайне неудобно, Дима мало понимал, как он еще не потерял баланс и не рухнул на Лару сверху.

Вроде бы опирался руками на стол, вроде бы сминал какие-то бумаги, возможно, очень важные, возможно — оригиналы официальных документов, которые нельзя заново напечатать принтером на свежих и ровных листах, но остановиться и обойти стол, прерваться хотя бы на пару движений секундной стрелки — нет, только не сейчас.

Не иметь возможности всем телом вжать Лару в себя было мучительно, и Дима просто потянул ее наверх, поднимая из кресла, желая затащить на стол, прямо на бедные распечатки.

Губами он скользил вниз по нежной коже шеи, языком оставлял влажные следы, упиваясь ее судорожными то ли всхлипами, то ли попытками дышать. Ее руки давно цеплялись за его волосы, перебирая, потягивая, царапая у корней кончиками острых ногтей. Было головокружительно хорошо, но мало. Дима потянулся к пуговицам на шелковой блузке, но Лара, дернувшись, удержала его ладони в своих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— С-с-стой, — отстранившись, она слабо шептала ему куда-то в ухо, задевая мочку губами, то есть ничуть не облегчая Диме участь.

— Что? — Страдание в его голосе показалось до того отчаянным, что он сам поморщился.

— Нам… нужен договор.

[1] Беллами, Мэттью — британский музыкант, фронтмен группы Muse.

Глава 11

— М-м, что? Какой… договор? — Чуть вывернувшись из кокона их взаимно-страстных объятий, Дима уставился на Лару с непониманием. Волосы были взъерошены просто донельзя… соблазнительно, у нее даже дыхание перехватило. Снова.

Весь его вид заявлял, чем они только что занимались и с какой именно степенью энтузиазма: окрашенные алым пигментом лариной помады губы и щеки, блуждающий, малоосмысленный взгляд, частые короткие вдохи и выдохи, не оставляющие сомнений в его увлеченности произошедшим.

Ларе нравилось, что он сейчас такой из-за нее. Что это ее помада на его лице, что ее руками устроен беспорядок в прическе, расстегнут воротник белой рубашки и помяты полы пиджака, что вся ее сущность — причина его бурно скачущего пульса. Эта сопричастность кружила голову, наполняла тело пронзительным, лежащим вне физических реакций удовольствием. Эгоистичным, омерзительно самолюбивым и пугающе сильным желанием однажды свести его с ума.

Упиваться мужским восхищением было непривычно. И опасно. Лару как ножом внутри проскребло, когда среди буйства чувственных впечатлений и восторгов, совсем слабо и неохотно забилась единственная претендующая на адекватность мысль: границы, она забыла про границы.

Она настолько бесконтрольно увлеклась, что ничего не прояснила, не узнала, зачем он пришел, почему решил устроить продолжение вполне законченной авантюры. Если… если его интерес выходит за рамки сексуального, им определенно не по пути. Он должен с отчетливой ясностью понимать, на что может рассчитывать.

Никаких романтических отношений.

Никаких влюбленностей.

Она не способна ни на то, ни на другое.

— Да. — Лара выпрямилась, настраиваясь на сложный разговор. — Прежде чем мы продолжим, я хочу прояснить некоторые моменты и внести предложение по поводу нашего дальнейшего взаимодействия. — Дима одарил ее насмешливым взглядом, намекая на излишнюю для их нынешнего положения официальность речи. Ларе и самой хотелось поморщиться, но…

Пресекать необходимо сразу, без неуверенности и обходительных церемоний. Без откладывания «на потом», которое всегда равняется красноречиво очевидному «слишком поздно» в обиженных, искренне оскорбленных глазах другого человека.

В недомолвках, неоправданных надеждах, претензиях и ссорах Лара точно не нуждалась. У нее не было ни времени, ни сил, ни желания из лишней скромности наивно попасться в ловушку подобных отношений. А еще меньше — по случайности стать объектом влюбленности и без всякого умысла разбить сердце тому, кто переоценил свои силы. Люди тщеславны. Люди не умеют себя контролировать. Вопреки самомнению в действительности они не знают себя и потому барахтаются в паутине мучительных, не поддающихся истолкованию чувств и желаний, стараясь посильнее задеть оказавшихся поблизости дергающимися конечностями, чтобы, запутав, притянуть к себе и не страдать в одиночку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Людскую природу Лара просчитала давно, но абсолютной уверенности в отношении логики поступков конкретного человека не было никогда. Даже при условии полной ясности намерений каждой из сторон. Всегда приходилось считаться с тем, что между жуткой агонией в компании другого и стабильным спокойствием в одиночестве большинство выберет агонию. Даже если это нерационально, вредоносно и губительно.