Ртуть - Амели Нотомб

«Вот это со мной и происходит», – с досадой поставила она диагноз. Но минуту спустя подумала, что в этом, пожалуй, нет ничего плохого: «К чему бороться? Делать мне все равно нечего. Книга скучная, примерять платья без зеркала нет смысла, и голову незачем ломать попусту. Сон – прекрасное и разумное занятие».

И она отключилась.

Старик стоял у ее изголовья.

– Вы не заболели, мадемуазель?

– Я использую заключение себе во благо: принимаю курс лечения сном.

– Вот ваш обед. Я приду за вами через два часа и провожу к моей питомице. Будьте готовы.

Франсуаза поела в полудреме. Потом опять прилегла на кровать и почувствовала, что Морфей овладевает ею с новой силой. С трудом она дотащилась до ванной комнаты, приняла ледяной душ и наконец проснулась. Она надела старомодное платье, то самое, что уже примеряла. Потом тщательно причесалась, насколько это было возможно без зеркала.

Лонкур, войдя в ее комнату, застыл как вкопанный.

– Какая вы красавица! – воскликнул он, глядя на нее с восхищением.

– Приятно слышать. Будь у меня зеркало, и я бы смогла полюбоваться.

– Я был прав: вы такая же худенькая, как она. Хотя совсем на нее не похожи.

– Действительно, я мало похожа на птицу в когтях у кота.

Он улыбнулся и повел ее в другой конец дома. В комнату Хэзел она вошла одна; та, увидев ее, вскрикнула:

– Франсуаза, вы ли это? Где ваш белый халат?

– Вы жалеете о нем?

– Вы великолепны. Повернитесь-ка. Просто изумительно! Что случилось?

– Я решила, что не обязательно делать вам массаж в медицинском халате. Это платье досталось мне от матери, вот я и подумала: глупо, что я никогда его не надеваю.

– От всей души одобряю ваше решение: вы несравненны.

– У вас, наверно, тоже есть красивые платья?

– Я пыталась их носить, но скоро перестала. Я ведь провожу дни в постели, так что они мне ни к чему.

– Думаю, Капитан был бы счастлив увидеть вас нарядной.

– Не уверена, что мне хотелось бы его осчастливить.

– Почему вы так неблагодарны? – спросила медсестра и порадовалась про себя при мысли, что старик это слышит.

– Я наверно, злюка, – вздохнула девушка. – Вчера вечером он вывел меня из себя, был какой-то напряженный, еще более странный, чем обычно. Мне все время кажется, будто он что-то от меня скрывает, – вернее, будто он скрывает что-то от всего света. А вам?

– Нет.

– Не странно ли: моряк, ненавидящий море, живет на острове, вдали от людей?

– Нет, – повторила медсестра и подумала, что море отвечает ему такой же ненавистью.

– Ну и как же вы это объясните?

– Никак. Это не мое дело.

– Если даже вы меня не понимаете…

Чувствуя, что они ступили на заминированную территорию, Франсуаза поспешила переменить тему:

– Вчера, после нашего разговора, я достала «Пармскую обитель» – я не читала ее раньше.

– Прекрасная мысль! – воскликнула Хэзел с воодушевлением. – Вы уже много прочли?

– Не очень. Честно говоря, мне скучно.

– Не может быть!

– Вся эта война, миланская армия, французские солдаты…

– Вам не нравится?

– Нет.

– А ведь это так интересно. Но не важно: это не надолго. А потом начнется совсем другая история. Если вам хочется читать про любовь, она там будет.

– Такие вещи но слишком интересуют меня в книгах.

– А про что же вы любите читать?

– Про тюрьму, – ответила медсестра со странной улыбкой.

– Тогда это как раз то, что вам нужно: стендалевские герои часто оказываются за решеткой. В том числе и Фабрицио дель Донго. Я тоже обожаю истории про тюрьму.

– Может быть, оттого, что вы сами чувствуете себя узницей, – предположила старшая подруга, сознавая, что играет с огнем.

– Разве это обязательно? Вот вы так себя не чувствуете, однако и вас увлекают эти рассказы. Дело в том, что тюремное заключение – это интереснейшая загадка: когда человеку не на что и не на кого рассчитывать, кроме себя самого, как он будет жить дальше?

– На мой взгляд, самое интересное в историях про тюрьму – это усилия, которые предпринимает узник, чтобы бежать.

– Но побег не всегда осуществим.

– Нет, всегда!

– Бывает и так, что узнику начинает нравиться его тюрьма. Это и произойдет с героем «Пармской обители»: он не захочет на свободу. Франсуаза, поклянитесь мне, что дочитаете эту книгу.

– Хорошо, дочитаю.

– И еще доставьте мне удовольствие – причешите меня.

– Что, простите?

– Разве так уж необходимо все время меня массировать? Давайте передохнем: причешите меня, я это обожаю.

– Пучок, косу?

– Все равно. Я просто люблю, когда кто-то занимается моими волосами. Их уже столько лет никто не чесал, не укладывал…

– Надо было попросить Капитана.

– Мужчины не способны нежно прикасаться к волосам. Тут нужны женские руки – да и то не всякой женщины. Любящие руки, чуткие, ласковые и умелые – ваши, Франсуаза.

– Сядьте вот на этот стул.

Хэзел послушно села, сияя от счастья. Молодая женщина взяла щетку и провела ею по длинным волосам подруги, которая зажмурилась от удовольствия.

– Как приятно!

Франсуаза нахмурилась:

– Потише, Хэзел, представьте, вдруг кто-то слышит нас, что он может подумать…

Девушка рассмеялась:

– Никто нас не слышит. И потом, что тут плохого, разве нельзя причесать подругу? Продолжайте, ну пожалуйста.

Франсуаза принялась чесать щеткой ореховую шевелюру.

– Какое блаженство. Я всегда это обожала. Когда я была маленькой, девочки в школе запускали руки в мои волосы – я, наверное, и длинными-то носила их из-за этого. Было ужасно приятно, но я скорее бы умерла, чем в этом призналась, и когда подруги принимались причесывать меня пальцами, делала вид, будто мне не нравится, а им только того и надо было: чем больше я вздыхала и морщилась, тем охотнее девочки играли с моими волосами. Как-то один мальчик тоже решил попробовать, но дернул так сильно, что я завизжала от боли. Мораль: нечего мужчинам лезть в женские дела.

Обе рассмеялись.

– У вас прекрасные волосы, Хэзел. Я в жизни не видела такой красоты.

– Должно же во мне быть хоть что-то красивое. В «Дяде Ване» Чехова обиженная природой героиня сетует: «Некрасивым девушкам всегда говорят, что у них прекрасные волосы и прекрасные глаза». А мне нельзя даже сказать, чти у меня прекрасные глаза.

– Только не начинайте опять жаловаться!

– Успокойтесь. На что я могу жаловаться, испытывая такое блаженство? Теперь расчешите меня гребнем, пожалуйста. О, поздравляю, у вас изумительно получается. Гребень требует больше таланта, чем щетка. Как чудесно: у вас просто гениальные руки.

– Какой прелестный гребень.

– Еще бы: он из дерева камелии. Капитан привез его из Японии сорок лет назад.

Медсестра подумала, что до нее им, конечно, пользовалась Адель.

– Все же хорошо жить с человеком, который долгие годы бороздил моря: он дарит мне редкие вещи, привезенные издалека, и рассказывает прекрасные, экзотические истории. А вы знаете, как японки мыли волосы в старину?

– Нет.

– Я имею в виду, разумеется, принцесс. Чем знатнее была японка, тем длиннее носила волосы, женщины из народа стригли их: с короткими удобнее было работать. Так вот, когда волосы принцессы пора было мыть, приходилось дожидаться солнечного дня. Тогда знатная девица отправлялась со своей свитой к реке и ложилась на берег так, чтобы волосы свисали в воду. Служанки входили в реку. Каждая брала в руки бесконечно длинную прядь, смачивала её до корней, пропитывала драгоценными благовониями, камфорой, эбеном и другими, втирала их пальцами по всей длине пряди, а потом полоскала ее в реке. Затем все выходили из воды и просили принцессу лечь подальше от берега, чтобы можно было расстелить ее мокрые волосы на траве. Каждая служанка вновь брала вверенную ей прядь, доставала веер и принималась за работу; словно сотня бабочек одновременно махала крыльями, чтобы высушить волосы принцессы.

– Очаровательно.

– Но скучновато. Вы представляете, сколько часов это занимало? Поэтому японки в былые времена мыли голову всего четыре раза в год. Трудно вообразить, что в этой цивилизации, такой утонченной, существовавшей по законам эстетизма, красавицы почти всегда ходили с блестящими от жира волосами.

– Я обожаю вашу манеру рассказывать чудесные истории и под конец одним махом перечеркивать всю их поэтичность.

– А я бы не отказалась быть японской принцессой: вы стали бы моей фрейлиной, мы с вами пошли бы к реке, и вы мыли бы мои волосы.

– Мы можем сделать это в море! – воскликнула Франсуаза, вновь преисполнившись надежды открыть Хэзел то, что от нее скрывали.

– Морская вода вредна для волос.

– Пустяки! Потом вы прополощете их под душем. О, не отказывайтесь, пожалуйста, пойдемте прямо сейчас!