Третий знак киберкалипсиса - Андрей Матвеев

Но кто-то произносит эти слова, я плохо понимаю, что значит «неурочный», но догадываюсь, что это тот час, когда ты здесь быть не должен.

Хотя я и так уже оказался сегодня в том месте, где услышал то, что предназначалось совсем не для моих ушей. Хотел услышать будущее и услышал. Мы выходим из рощи, и я останавливаюсь.

Котоголов следует моему примеру. Садится у правой ноги и тоже смотрит.

Мы оба смотрим, перед нами маленькая, аккуратная хижина. Она стоит на берегу небольшого пруда. Рядом с хижиной бочка, хорошо видно: в ней горит огонь.

Дверь в хижину открыта, но я знаю, что мне туда нельзя.

Туда никому нельзя, кроме Старшей Матери.

Я плохо помню нынешнюю королеву, я лишь догадываюсь, кто она. Но она должна быть красивой. Королевы карнавала всегда самые красивые!

А самая красивая из всех - Монка, это я знаю давно!

Внезапно котоголов исчезает среди кустов бересклета.

Мне ничего не остается, как самому нырнуть в них, затаиться и смотреть в сторону хижины.

Из нее выходит женщина. Она в полотняной накидке королевы карнавала, с распущенными по плечам волосами. Я узнаю ее, я много раз видел ее в жилище. Еще помню слова Белки о том, что всем мужчинам эта женщина предпочитала Бонзу и что вроде бы даже родила от него.

Ведь одна из любимых тем для разговоров у нас: кто бы мог у каждого из нас быть матерью и отцом.

Только говорим мы об этом, когда взрослых нет рядом.

Все мужчины нам как один отец, и все женщины - мать.

Хотя настоящие матери - лишь матери света, их надо слушаться, им надо подчиняться.

Женщина идет к пруду, мы с котоголовом, затаив дыхание, смотрим на нее.

Хотя и осень, но днем все еще тепло. «Желтое лето» - время, когда солнце пригревает, будто до зимы много-много месяцев.

Женщина снимает накидку, под ней ничего нет.

Я чувствую, как у меня вспыхивают щеки, сейчас, наверное, они пылают, будто цветы бересклета.

Ведь я никогда еще не видел так близко взрослой голой женщины.

Женщина входит в пруд и быстро окунается в воду. Потом вскакивает и выбегает обратно на берег. «Желтое лето»: днем солнце пригревает, но ночи холодные, и вода уже остыла.

Зато щеки мои пылают все сильнее и сильнее, мне становится горячо, я обливаюсь потом.

В запретном месте, в неурочный час…

По распадку, вдоль реки, пробирались хохряки…

Я бы хотел сейчас стать хохряком и оказаться в своей норке. Среди готовящихся к зиме корней и прорастающих мертвецов. Мне не хочется думать о том, что произойдет совсем скоро, на карнавале. Но я уже знаю: что-то случится, и жизнь моя изменится.

Котоголов тихо муркает.

Он прав: время идет, а я так и не срезал себе подходящего куска коры для маски.

Женщина уходит в хижину.

Я тихо поворачиваюсь и иду вслед за котоголовом, внимательно осматривая березы. Мне нужно толстое дерево с плотной корой. Кора снимается ровным слоем, аккуратно. Если все делать, как надо, то у тебя в руках оказывается прямоугольный кусок бересты. Из прямоугольного куска надо сделать полукруг. Прорезать в нем два глаза и рот. И лишь потом покрасить. И углем нарисовать там, где предполагается нос, черные усы котоголова. Затем к маске прикрепляется веревочка, и все, ее можно надевать.

«Что-то произойдет!» - думаю я, осторожно делая первый надрез на выбранном дереве.

Котоголов хитро смотрит на меня, кажется, он тихо муркает себе под нос песенку о том, что «по дороге, вдоль реки, пробегали хохряки!».

И вдруг я с тоской понимаю, что все же придется сегодня еще раз лечь на землю и попытаться расслышать голоса своего, уже почти наступившего будущего!

8.

Тимус давно уже не видел таких странных снов. Клочья тумана цепляются за мрачные, черные сосны. Трава серая, как и небо.

Кто-то идет ему навстречу, слышатся тихие, вкрадчивые шаги.

Он мягко спрыгивает с ветки и приземляется на все четыре лапы.

Нужно затаиться и посмотреть.

Почему-то ему не нравится тот, кто идет по лесу.

От него пахнет угрозой.

Смачный, агрессивный запах.

Тимусу хочется проснуться, но сон не отпускает.

Он впрыгивает в туман - бежится легко, серая трава даже не приминается под лапами.

Шаги становятся четче. Тот, кто идет, уже ничего не боится.

Вновь надо затаиться, притвориться сухой веткой, камнем, едва различимым в тумане кустом бересклета.

Сон давит на грудь, Тимусу трудно дышать.

Он переворачивается на другой бок, шаги становятся еще слышнее, если сейчас открыть глаза, то можно увидеть, как кто-то проходит по лесу рядом с тобой.

Кто-то без лица.

Серое пятно, плохо различимое в тумане.

Камень опять встает на четыре лапы, сухая ветка распрямляется, невысокий куст бересклета зачем-то скатывается с пригорка.

Кто-то все так же идет сквозь туман, пробираясь между соснами.

Он знает одно: это не мальчик, это взрослый мужчина.

От взрослых иначе пахнет, запах окутывает со всех сторон, тонкие, невидимые нити, через которые нельзя перепрыгнуть.

Можно лишь бежать вдогонку.

Он никогда еще не бегал на четырех лапах, ему начинает нравиться.

Только странно все видеть лишь серым и черным, это не его мир, хотя если проснуться, то цвет вновь вернется, Тимус в этом уверен, но сон продолжается, и ему остается одно: бежать вслед запаху, думая, куда же он приведет.

Он никогда еще не был в этих местах.

Какое-то ущелье, поросшее низкими корявыми сосенками. Шаги опять становятся тихими и вкрадчивыми. Наконец затихают.

Человек без лица останавливается, опять пора притвориться сухой корявой веткой. И вовремя.

Тот, кто идет впереди, вдруг начинает ворочать здоровый камень, что у самого склона ущелья.

Пытается сдвинуть его с места.

Наконец ему это удается, камень откатывается в сторону. Странный и не очень приятный сон.

Здесь нет тумана, но все такое же серое.

И почему-то луна тоже серая, среди серых звезд на сером небе. Запах снова становится невидимой нитью, ведущей в черную дыру на склоне.

Надо бежать за ним, мягко переступая четырьмя лапами.

Тот, кто шел впереди, уже скрылся в черной дыре.

Тимусу страшно, но он ничего не может поделать - ему надо пробраться следом, проскользнуть тихо и незаметно, хорошо, что все это сон, ведь всегда можно проснуться, по крайней мере, так бывало прежде.

В пещере тепло, тот, кто шел впереди, зажег факел и принялся шарить по углам.

Надо где-то притаиться и подсмотреть, что же он ищет.

Одна из лап срывается, он кубарем катится куда-то вниз.

Человек оборачивается, Тимус с ужасом смотрит, как сквозь серую маску проступают глаза, потом нос и рот.

Сон обрывается, Тимус открывает глаза.

Все, как обычно: низкая крыша жилища, в очаге горит огонь.

Он засовывает руку под лежанку, маска для карнавала на месте.

Все спят, Тимус встает и тихо пробирается к выходу.

У двери сидит котоголов, только вот не разберешь какой.

Котоголов вдруг улыбается, Тимусу опять становится не по себе.

Будто эта тварь сидела и поджидала, когда он проснется, а сейчас что-то хочет ему сказать.

Котоголов направляется в ночь, вдруг останавливается и выжидательно смотрит на Тимуса.

И снова уверенно идет в темноту, под высокими яркими звездами.

Тимус следует за ним, даже не пытаясь понять, куда его ведут.

В голове обрывки сна, только вот запах куда-то пропал.

Котоголов сворачивает от жилища в сторону, хорошо виден костер.

Возле него кто-то сидит на корточках.

Тимус начинает догадываться, кто это, и его пробирает дрожь.

- Рассказывай! - говорит ему Старшая Мать, когда он садится рядом.

Котоголов тут же, устроился между ними, положил мордочку на передние лапы и закрыл глаза.

Тимус послушно рассказывает свой сон.

- Запах, - говорит Старшая Мать, - ты можешь вспомнить его? Тимус пытается, но у него не выходит.

- А ты? - вдруг спрашивает Старшая Мать у котоголова.

Тот открывает глаза и фырчит. Шерсть на загривке топорщится, он оскаливает пасть и показывает зубы.

- Сможешь найти? - спрашивает Старшая Мать. Котоголов трясет башкой и скрывается в темноте.

- Извини, - говорит Тимусу Старшая Мать, - я была несправедлива к тебе в последние дни.

Тимус ничего не отвечает, он сидит рядом, и его бьет дрожь.

- Замерз! - говорит Старшая Мать и вдруг обнимает его, прижимая к себе.

Тимус не замерз, но он никогда не посмеет сказать Старшей, что ему сейчас страшно.

И рассказать, насколько страшно и отчего. Хорошо, если в этом виноват только сон.

Сны быстро забываются, и все опять становится на свои места. Ярко светит солнце, голубое небо над головой, привычные лица вокруг.

А не серые пятна, сквозь которые постепенно проступают глаза, нос и рот.

Только вот Тимус догадывается, что дело не в одном сне, пусть даже таком странном.

Что-то происходит, но никто пока не может сказать что.

Из темноты возникает котоголов и ластится к Старшей Матери.