Anamnesis mali. История беды - Александр Мишкин

– Так вас что, вместе с машиной унесло?! – изумился я, но тут же вспомнил, как собственными глазами видел в вихре автомобиль. Наверное, тот самый.

– Ну да… Выдернуло меня потом, позже. А дальше – ничего не помню. Очнулся уже здесь, на полу… – Илья Сергеевич вдруг завертел головой, – А где этот?!

– Который?

– Ну… тот, что со мной в машине был… – наш новый пациент явно замялся.

– С вами был ещё кто-то? – уточнил Петрович.

– Ну… да…

– И где же он?

– Так я же говорю: не знаю. Когда меня из машины вытащило, я уже без сознания был. Не помню ничего, – глаза нашего неожиданного гостя забегали.

– Ну, будем надеяться, что вашему спутнику тоже повезло, – я решил закрыть тему, поняв, что по каким-то причинам она неприятна Зотову.

– А я вот надеюсь, что наоборот… Очень надеюсь! – вздохнул тот.

Я удивлённо воззрился на него. Однако!

– То есть, вы надеетесь, что он погиб?! – решил внести ясность Петрович. Вид у него тоже был недоумевающий.

– Видите ли… – начал было Илья Сергеевич, но вдруг запнулся и схватился обеими руками за грудь. Губы его побелели, лицо покрылось крупными каплями пота и наш странный гость с тихим стоном завалился на левый бок.

– Петрович, зови Клару и тащи чемодан! Кажется, мы погорячились с его обнадёживанием! – я схватил Зотова за запястье.

Пульс не прощупывался. Ткнув пальцами в шею, я с некоторым облегчением вздохнул: здесь пульс слабенький, но был!

В палату влетела Кларочка:

– Это кто? – она с удивлением уставилась на неучтённое тело.

– Зотов. Илья Сергеевич, – исчерпывающе объяснил я.

– А откуда он взялся?

– С неба упал, – я пожал плечами.

– Да ну тебя, я серьёзно! – возмутилась Кларочка и больно ткнула меня пальцем в бок.

– Между прочим, говорю чистую правду! – я примерился и вогнал несчастному Зотову иглу под ключицу, – Его ветром принесло. Смерчем, то есть. И прямо к нам.

– С ума сойти! – прошептала сестра.

– Погоди пока, не сходи… Ставь полиглюкин, сейчас посмотрим, что у него с давлением. Возможно, внутреннее кровотечение, – я закончил возиться с подключичкой и стащил с рук перчатки, – Петрович, что там у тебя?

– Семьдесят на тридцать. Кларик, подключай допамин, – Ванька вопросительно посмотрел на меня, – Палыч, надо бы лаборантов вызвать. Группу крови, свёртываемость и тэ пэ. Да к хирургам на стол.

– Сильно подозреваю, что все столы у хирургов уже заняты. Если их вообще в форточку не унесло… столы то есть. Давай-ка для начала кардиограмму запишем. Уж больно начало классическое: будто по книжке, – покачал я головой.

– Думаешь, инфаркт? Скорее всего, просто стукнуло обо что-то, пока ветром носило. Разрыв печени или селезёнки… оттуда и кровит, – засомневался Петрович.

– Может быть. Но кардиограмму всё равно сними. Не зря же он в кардиореанимацию залетел… – криво усмехнулся я.

– Да не вопрос! – Ванька привычно наложил электроды и ткнул кнопку.

Из аппарата поползла бумажная лента. Две пары глаз уставились на неё.

– Упс! Передний крупноочаговый… Свежайший! – Петрович повернулся ко мне и молитвенно сложил руки на груди, – Ты, как всегда, прав, о великий!

– Как же я устал быть правым, – вздохнул я.

Вовсе не шутя, должен заметить. Дар жезла Асклепия, помимо приятного чувства профессиональной гордости за себя, любимого, принёс ещё и массу головной боли. Коллеги (непосвящённые в детали наших прошлогодних приключений) быстренько обнаружили в моём лице некий универсальный диагностико-лечебный агрегат, выдающий безошибочные диагнозы и назначения. И принялись беззастенчиво пользоваться этим самым агрегатом. То есть, мной.

А меня нещадно грызла совесть. Потому, как я ощущал себя обычным халявщиком, которому все эти знания и умения достались не ценой учения и собственного опыта, а в результате банальной случайности. Словом, неприятно себя чувствовать незаслуженно-великим… Некомфортно как-то.

– Ладно, будем лечить инфаркт. Не впервой! – резюмировал я, – Петрович, займись беднягой. А я позвоню пока в приёмное, узнаю, как там обстановка.

В ординаторской я застал Михалыча, сидящего в позе роденовского «Мыслителя» над телефонным аппаратом. Своё назначение дежурным по телефону коллега воспринял слишком буквально.

– Новости есть? – поинтересовался я.

– Тихо пока.

Категорически не согласившись с последним утверждением, телефон заголосил и запрыгал по столу. Я поспешил снять трубку:

– Реанимация.

– Палыч, готовься. Поступают раненые. Много. Кого возможно, хирурги сразу на стол берут. Тяжёлых отправляем в реанимацию. К вам тоже сейчас пятеро поедут, – скороговоркой выпалил доктор Симакин.

– Всегда готовы. Только учти, свободных коек у нас нет – выдуло. Будут лежать на каталках, – предупредил я.

– Каталок мало. На пол кладите. Постелите что-нибудь!

– Сдурел? Что я постелю? Говорю же – выдуло всё! А полы холодные, плитка. Пусть лежат на каталках! – возмущённо заорал я в трубку. Михалыч вздрогнул и на всякий случай отодвинулся подальше.

Симакин на том конце провода засопел. Сопение продолжалось примерно минуту. Я терпеливо ждал.

– Ладно. С каталками мы здесь придумаем чего-нибудь, – великодушно разрешил голос в трубке, – Ждите. Сейчас привезут. Вот только хирурги обработку закончат.

– Везите. Ждём, – я брякнул трубку на аппарат.

– Паша… – прошелестел голос за спиной.

Я обернулся и наткнулся взглядом на испуганные Кларочкины глаза:

– Что?! Что случилось?

– Паша, там… Зотов, который новенький…

– Что с ним?

– Он тебя требует. Говорит, что-то важное должен сообщить! – с каждым словом глаза девушки становились всё испуганнее.

– Ф-ф-фу! – я с облегчением перевёл дух, – Я то думал… А ты чего такая перепуганная вся?

Напрочь забыв о присутствии Михалыча, Кларочка обняла меня и уткнулась лицом в грудь. Её плечи затряслись.

Я опешил:

– Ты что, малыш?!

Михалыч деликатно выскользнул из ординаторской.

– Пашенька, я испугалась… Понимаешь, вспомнилось вдруг… Ну, всё ведь, как тогда… почти. Будто в прошлом году, когда тебя так же Димас позвал, чтобы про жезл рассказать… И что потом случилось… А начиналось так же… – сбивчиво забормотала Кларочка, всхлипывая.

Я улыбнулся и прижал девушку к себе:

– Ну что ты, маленькая?! Всё давно закончилось, повторения не будет. Слышишь?

Она закивала, не поднимая лица:

– Да, конечно… Но… не знаю, почувствовала вдруг что-то… Объяснить не могу, просто тревога какая-то накатила. Да сильно так накатила, до боли…

Я взял в ладони её щёки и заглянул в мокрое от слёз лицо:

– Всё хорошо, Кларик. Всё хорошо. Давай-ка вместе твою тревогу откатывать. Незачем тебе тревожиться, малыш. Да и некогда: сейчас к нам раненые конвейером поступать начнут.

Она всхлипнула и слабо улыбнулась:

– Ладно. Не буду больше. Ты извини, я что-то расквасилась…

Я поцеловал солёные от слёз губы и повторил:

– Всё хорошо. И всё будет хорошо. Я знаю.

Кларочка кивнула:

– Я тоже, – глубоко вздохнула и старательно вытерла глаза платочком, – Ладно, Паш, пошли к Зотову. Послушаем, что он скажет.

– Пошли.

Илья Сергеевич являл собой нездоровое зрелище: бледный, покрытый крупными каплями пота, с голубовато-серыми губами.

– Боль в груди есть? – поинтересовался я.

Зотов отрицательно покачал головой.

– Морфин. Боль купирована, – шёпотом сообщил мне на ухо Петрович.

Я кивнул и присел на краешек кровати:

– Вы хотели мне что-то сказать? Я слушаю.

Подкидыш молчал и покусывал серые губы, явно не решаясь начать разговор. Мы втроём молча ждали.

– У меня инфаркт, да? – наконец, выдал Зотов.

Я кивнул:

– Да. Это не слишком удивительно, учитывая стресс, который вам пришлось пережить.

– Я умру? – второй вопрос Ильи Сергеевича был привычным, ожидаемым, но от этого – не менее дурацким.

Я вздохнул:

– Мы все умрём. Вопрос лишь – когда? Вы же понимаете, Илья Сергеевич, что дать вам какие-то гарантии я не могу. Мы не в часовой мастерской.

– Понимаю… – прошептал Зотов.

– Могу лишь сказать, что инфаркт миокарда – болезнь, разумеется, серьёзная, но вовсе не безусловно приводящая к смерти. Будем лечить.

– Хорошо… спасибо. Но… я хотел не об этом поговорить.

– А о чём?

– Его надо остановить! – выпалил Илья Сергеевич.

– Кого именно? – уточнил я.

– Этого… не знаю его имени. Он не представлялся…

– Того, кто был с вами в машине? – догадался я.

– Да. Он сумасшедший… и страшный человек… Его необходимо остановить, пока… – больной умолк и отвёл взгляд в сторону, на стену.

– Пока что?

Тишина. Видно было, что Илью Сергеевича одолевают нешуточные душевные терзания.

– Ладно, расскажу с самого начала! – решился он, наконец, – Видите ли, я работаю ведущим инженером на «Тяжмаше»…