О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта - Клиа Кофф

наши тихие посиделки на веранде омрачались визитами навязчивого человека, известного нам под именем капитана Эдди из местного отряда Патриотической армии Руанды. Он подсаживался к нам, а его молодые солдаты занимали позиции у веранды и по периметру лужайки.

Был как раз один из таких вечеров – мы болтали и любовались озером, как вдруг появился Эдди. Я знала, что несколькими днями ранее он приходил к церкви, но охранявшие нас миротворцы ООН не пустили капитана внутрь. В ту ночь от Эдди разило алкоголем. Я начала нервничать – вооруженный пьяный человек не вызывает доверия. Я старалась не смотреть в его сторону, но, увы, он все равно меня заметил и решил помочь мне устроить личную жизнь. Почему бы, говорит, тебе не выйти замуж за одного из моих подчиненных. Молодой солдат не стал подыгрывать своему капитану и попытался аккуратно вывести капитана из отеля, но тот лишь раздраженно отмахнулся. Я же наконец решилась взглянуть Эдди в лицо. Его глаза были налиты кровью. Мне стало еще страшнее. И вдруг Эдди сказал, что его мать похоронена здесь и он хочет увидеть ее останки. Это объясняло многое, в том числе его нетрезвое состояние, но я не могла перестать думать о том, чем грозит признание капитана – вдруг Эдди нам угрожает.

Теоретически любую угрозу в адрес нашей группы должны были купировать примерно три десятка миротворцев ООН из ганского контингента, дюжина из которых постоянно дежурили возле церкви и в ее окрестностях. Но насколько они эффективны в качестве сдерживающего фактора? Конечно, эти люди вооружены, но из-за режима прекращения огня им дан приказ до последнего стараться не открывать огонь. Так что в стволах стояли заглушки – нелепо выглядывающие из дул автоматов комочки ваты, которые предотвращали попадание пыли и грязи. Миротворцы следили, чтобы никто – ни зверь, ни человек – не потревожил места захоронения. Когда мы вытащили кости на свет, некоторым солдатам стало не по себе. Кто-то из миротворцев признался: дежурить страшно, особенно по ночам, потому что повсюду бродят духи потревоженных раскопками усопших. Впрочем, большинство контингента ООН вело себя профессионально и дружелюбно. Командир миротворцев поинтересовался, бывала ли я раньше в Африке. Я ответила, что здесь живет часть моей семьи и я часто гощу у них. Командир обрадовался:

– О! Значит, ты настоящая сестра! Ха-ха!

Теперь при каждой встрече этот командир приветствовал меня искренней улыбкой и рукопожатием. Такое отношение мне нравилось. А вот навязчивость других солдат меня смущала. Некоторые умудрялись подсматривать, как я справляю малую нужду. Однажды заметив это, я немедленно потребовала подглядывающих уйти, в ответ они не придумали ничего лучше, чем признаться мне в любви. С тех пор я ходила в туалет только вместе с кем-то, например с Мелиссой. Пока одна справляла малую нужду, другая стояла на страже, потом мы менялись. Еще один миротворец был полон решимости во что бы то ни стало завоевать мое сердце и готов был пойти на отчаянные меры. Всякий раз, стоило мне остаться одной на холме со скелетами, он буквально вырастал из-под земли и недвусмысленно давал понять, что применит силу, если я слишком долго буду отказываться от его объятий. Какое-то время мне удавалось сдерживать героя-любовника: я использовала самые строгие французские слова, какие только знала, чтобы отогнать его. Но вот, придя однажды вечером в гостиницу, я с удивлением узнала, что меня искал какой-то солдат. Это было что-то новенькое – миротворцам не разрешалось заходить на территорию отеля. Не знаю, был ли это любитель объятий или кто-то еще, но испугалась я знатно и следующие несколько ночей спала в комнате Роксаны. Еще больше меня встревожили слова Билла о том, что он хочет попросить разместить нескольких миротворцев ООН в здании гостиницы для защиты от возможного нападения. В конце концов, наша работа действительно может не понравиться кому-то, кто хотел бы, чтобы мертвые умолкли навсегда. Но что делать, если нужна защита от тех, кто должен вас защищать? Сколь серьезно воспринимается такая угроза после того, как целый день возишься с костями людей, убитых теми, кого они принимали за своих защитников? Конечно, наши ситуации несравнимы, но осадок все равно остается…

Наш начальник Билл действительно любил свое дело. Сложная и слаженная, как часовой механизм, работа его мысли, которая поразила меня еще при встрече в аэропорту Кигали, проявлялась и здесь. Зачастую работать приходилось в спешке. Оборудование все еще прибывало и требовало ремонта, адаптации и постоянного контроля. Водяной насос упал с грузовика и разбился, мешки для тел оказались в два раза больше, чем нужно, колесо прицепа отвалилось, и мы остались без генератора, сборные итальянские туалеты пришли без химреагентов, хотя и с сидушками для унитазов, а сборные душевые кабины не приехали вовсе. Шла вторая неделя миссии, а у нас не было продуктов для приготовления пищи, кроме тех, что мы покупали на рынке в Кибуе: помидоров, моркови, лука и авокадо. У нас не было хлеба, не было даже воды, чтобы помыть руки перед едой. Но Биллу удавалось решать все эти проблемы. Ему удавалось разобраться и с полетами на вертолете в Кигали, и с неожиданными визитами церковных функционеров, требовавших заплатить за право эксгумировать могилы для Трибунала, и с кучей бытовых неурядиц. Все церковные пространства он разделил на зоны: «Вещдоки», «Рентген» и «Археологическое оборудование». Также он разбил надувную палатку на улице – это был наш морг и помещение для вскрытий.

Пятнадцатого января, когда поиски останков на холме были практически завершены, мы с Роксаной наткнулись на лежавшие отдельно от других скелетированные останки младенца. Рядом с ним была только маленькая розовая соска. Кости лишь слегка прикопали, но даже тонкого слоя земли оказалось достаточно, чтобы сохранить их неповрежденными, в анатомически естественном положении. Мы рассказали Биллу о своей находке, и он захотел сам провести эксгумацию. Он сказал, что сделает все внимательно и без спешки и что хочет чуть отдохнуть от повседневных дел. Он поручил мне ассистировать, поскольку за компанию мог научить меня технике эксгумации в полевых условиях, чего мне – после работы в лаборатории – здорово не хватало.

В моем дневнике осталась одна запись, касающаяся того рабочего дня с Биллом: «Превосходно». Сидя в зарослях банана, мы медленно и осторожно в течение нескольких часов выкапывали останки, при этом размышляя вслух, как могло случиться, что маленький ребенок, возможно всего двух лет от роду, оказался один, без опеки взрослых или детей постарше. Наша речь была очень спокойной. Что-то в словах и интонациях Билла помогало мне