На то и волки - Александр Бушков

Вообще-то булдыгинских домов изначально было три. Один, самый большой, разломал самовольно и дочиста еще в двадцатом году комиссар Нестор Каландаришвили. Человек он был приезжий, и его горячая кавказская душа пленилась-таки побасенками о спрятанных купеческих сокровищах. Сокровищ не нашлось никаких, и обиженный чекист Круминьш, положивший было глаз на уютный особняк, где собирался устроить пыточную штаб-квартиру своего ведомства, настучал на комиссара в Москву, приписав пылкому Нестору всевозможные извращения, как политические, так и половые. Каландаришвили загнали в Якутию утверждать там советскую власть. Якуты, народ с белогвардейскими замашками, комиссара быстренько ухлопали (что их от советской власти все же не уберегло, хотя отдельно белопартизаны в Якутии и продержались аж до сорокового года – исторический факт).

Второй дом к столетию Ильича велел разломать первый секретарь обкома тов. Федянко, люто ненавидевший всякую дореволюционную архитектуру (кроме связанной с именем Ильича, ее-то из партийной дисциплины приходилось оберегать). Он разломал бы и третий особняк, но там в семидесятом обитал областной КГБ и выселяться не желал.

К девяносто первому году КГБ давно уехал в дом современной постройки, тов. Федянко всплыл в Москве помощником Бурбулиса, а в Шантарске объявился подданный США Джон Булдер (булдыгинский внук), с целой кипой юридически безупречных документов на последнее уцелевшее фамильное гнездо – и, заплатив не столь уж устрашающую сумму в зеленой капусте, стал владельцем дедовской недвижимости. А уж у него особняк перекупил Кузьмич.

Дом, после отъезда оттуда КГБ поделенный меж мелкими конторами, всевозможными собесами и обществами книголюбов, пришел к девяносто первому в убожество. Конечно, при бардаке и демократической шизофрении девяносто первого возможны были самые невероятные негоции. И все равно Данил крепко подозревал, что официальная версия событий, как водится, реальности не соответствовала. Что-то там да крылось. Либо внук, хоть и настоящий, с самого начала послужил Кузьмичу подставой за хорошие комиссионные, либо Кузьмич уже здесь взял его на крючок и обеспечил некую синицу в руках. Как бы там ни было, внук отбыл восвояси (хотя отцы города пытались в нагрузку всучить ему и дедовский пивзавод, с тех самых пор ни разу не реконструировавшийся), а особняк фантастически быстро обрел божеский вид и украсился синей вывеской с золотой эмблемой «Интеркрайта» – конь с солнцем на спине.

Здесь, конечно, располагалась только самая головка, нечто вроде генерального штаба. Кузьмич контролировал самые разнообразные фирмы, которые чисто физически было бы невозможно собрать под одной крышей – леспромхозы, деревообрабатывающие комбинаты, птицефабрику, так называемый «радиозавод», банк «Шантарский кредит», три торговых дома, транспортную фирму, турфирму, старательские артели. Ну, а «заимки» словно бы не существовало в природе…

Данил поставил машину на огороженную стоянку рядом с маленьким жемчужно-серым «БМВ» Жанны, аккуратненьким, как игрушечка. Ближайшая телекамера, присобаченная меж первым и вторым этажами, уже бдительно пялилась в его сторону, он взял с сиденья конверт, сделал ручкой в объектив и направился к двери. Дверь, понятно, была бронированная, но весьма убедительно замаскированная под старинную дубовую – фирма давно избавилась от детских болезней, в том числе и вульгарности первых лет. Что подтверждалось и обликом вестибюля – там за квадратной полированной стойкой сидел не амбал в пошлой кожанке, а элегантный молодой человек при галстуке. За его спиной – распахнутая дверь в караулку, и видно было, что там сидят еще двое в столь же безукоризненных костюмах (понятно, возникни такая нужда, эти орелики успешно выступали бы и в адидасовско-кожаном обличье, но это уж зависит от ситуации и вводных).

– Происшествий нет, – «пятый» встал и чуть склонил голову. – Иван Кузьмич о вас три раза спрашивал.

– А я – вот он… – проворчал Данил, кивнул охранникам в караулке и пошел на второй этаж.

Попадавшиеся на дороге здоровались, как всегда – спокойно и вежливо. Ни тени нервозности, ни единого встревоженного или обеспокоенного взгляда. И он понял, что о Вадиме еще не знают. Следовательно, не подозревает о случившемся и Кузьмич. Значит, милиции здесь еще не было, а это несколько странно, пора бы им и нагрянуть с деликатной беседой…

Распахнул дверь вычислительного центра, молча кивнул Ольге. Она улыбнулась, быстро встала, выпорхнула в коридор. Оправила белый халат, тряхнула темными волосами:

– Ты куда улетучился ранней порой? Из собственной квартиры так исчезать – это уже пошлость…

– А ты что, ничего не слышала?

– Что, стреляли? – фыркнула она.

– Из базуки, – он улыбнулся вполне безмятежно. – Да пустяки, приехал Равиль и сдернул с подушки, были дела на товарном дворе… Тебе привет от Светки Глаголевой. Я к ним на фирму заезжал.

– Вадим, часом, не у нее похмеляется? Что-то запропал, ищут его…

– Когда это он похмелялся? – пожал плечами Данил. – Должно быть, форс-мажор какой нарисовался… – Он подал ей конверт. – Вот что, золотце, просмотри-ка бегло эти дискетки, скажешь потом, что на них нарисовано, а я бегу к Кузьмичу…

В приемной, обставленной трудами братской словенской фирмы, одиноко сидел крепыш в широченных полосатых брюках и черной кожанке. Здесь такой экземпляр, Данил смекнул моментально, мог оказаться в одном-единственном качестве – охранника пребывавшего в кабинете Кузьмича визитера. Захожий бодигард старательно нажевывал резинку и поливал Жанну восхищенно-вожделеющими взглядами, что она великолепнейшим образом игнорировала. От нее веяло ледяным холодом и недоступностью, как от Эльбруса. Вряд ли пацан знал слово «светский», но Жанна определенно подавляла его утонченно-доскональным обликом светской дамы, и строить словесный мостик он вряд ли успел осмелиться.

Высший пилотаж для секретарши – это с блеском совмещать все мыслимые функции: и любовница босса, и визитная карточка фирмы, и незаменимый в работе кадр. Жанна совмещала. Не без блеска. За что удостоилась личной охраны – ибо хорошая секретарша посвящена в секреты фирмы едва ли не лучше босса, а наехать на хрупкую красотку не в пример легче и проще…

– Иван Кузьмич вас очень ждет. Но у него посетитель, – сообщила Жанна. – Подождите, пожалуйста.

Произнесено это было не без почтения – несмотря на всю свою упаковку, неглупую головку и положение первой фаворитки, она кое в чем осталась простой девочкой «с Киржача», попавшей в частный бизнес чуть ли не с выпускного бала, от папы-слесаря и мамы-ткачихи. И Данила немного побаивалась. Давненько, на пикнике, Кузьмич шутки ради обрисовал ей Данила как простого советского Рэмбо, всю сознательную жизнь свергавшего во всех концах света реакционные режимы и вместо утренней зарядки резавшего «зеленых беретов» по три штуки зараз. Жанна, не мудрствуя, поверила – в той среде, где она выросла, КГБ был чем-то невыносимо таинственным и пугающим, как «земли псоглавцев» на древних картах…

Данил сговорчиво присел в уголке, возле низкого столика, придвинул к себе солидную хрустальную пепельницу и достал из левого кармана престижные «Хай лайф», каковые в душе терпеть не мог. Он всю жизнь курил болгарские, но на нынешней работе сплошь и рядом полагалось дымить чем-то престижным, и никак иначе – у каждой Марфушки свои игрушки…

Вот Кузьмича, конечно, эти игрушки ничуть не тяготили.

А получилось в общем как в романе – иные из них все-таки бывают списаны с жизни. Два пацана родились в захолустной Судорчаге, сорок лет бившейся за звание хотя бы райцентра, да так и оставшейся в прежней роли. Родились в самых что ни на есть сермяжных семьях. А джинна из кувшина звали просто – Советская Армия. По прихоти судьбы оба угодили к одному военкоматовскому «покупателю», оказавшись в Москве, в полку, где солдаты носили синие погоны с буквами «ГБ». И обоим перед дембелем сделали аналогичное предложение – как же, сибиряки, отличники боевой и политической, из крестьян, кандидаты в члены…

Дальше оно все и раздваивалось, дорожки побежали в разные стороны. Один предложение принял, был после недолгого отпуска отправлен на соответствующую дрессировку и тянул лямку без особых взлетов и падений, пока на нехитрой карьере не поставили крест октябрьские игрища. Другой сумел с надлежащим тактом (то бишь врожденной крестьянской хитрецой) отклонить предложение таким манером, чтобы не испортить характеристику. С этой характеристикой да благодаря несомненным семи пядям во лбу без особого труда взял на шпагу Шантарский университет, стал из кандидатов членом, вышел с красным дипломом – но приземлился в Северо-Восточном райисполкоме, да так и двинулся вверх по этой склизкой лесенке, перепархивая от партийных органов к советским, словно теннисный мячик меж двумя ракетками.