Шарманщик - Виталий Вавикин

И кивали правители. И желали они начать войну. И разделился мир надвое. И одна часть вершила судьбу Тиния, а другая Рогила. И ударили колокола в хрустальном замке. И закончена была миссия Джаада.

– Пора уходить, – сказала ему Бертина. Капюшона на ней не было, и холодный ветер трепал седые волосы.

– Что станет теперь с этим миром? – спросил Джаад, любуясь далекими снежными вершинами.

– Он не умрет, – заверила Бертина. – Они и раньше убивали друг друга. По нашей воле или по собственной – неважно. Но за последние столетия, что я провела здесь, мне начинает казаться, что этому миру войны просто необходимы. Они у них в крови. Их жизни слишком коротки, чтобы любить тишину и покой. Может быть, они боятся этого, потому что думают, что именно такой будет смерть? Да, наверно, именно так. Осознание собственной смерти неизменно довлеет над ними, заставляя доводить самих себя до отчаяния, и там, в бездне собственной безысходности, находить надежды и двигаться вперед.

– Думаю, это их право, – сказал Джаад.

– Тогда чего же ты переживаешь за них?

– Не за них, Бертина. За себя. Они будут убивать друг друга, и кровь эта будет на моих руках. Как я смогу с этим жить?

– Ты всего лишь посланник, Джаад.

– Я убийца.

– Ты убийца с тех самых пор, как Легий выбрал тебя для этого. Но ты не делаешь ничего такого, чего бы не хотели эти люди.

– Люди… – произнес одними губами Джаад. И даже ветер стих, словно прислушиваясь к словам сошедшего с небес ангела.

Построенный в заснеженных горах дом выглядел обжитым и ухоженным. Крепкие промерзшие бревна плотно прилегали друг к другу. Белый дым клубился над крышей. Небо было голубым и чистым.

– Посмотри, – позвала Бертина Джаада, указывая на замерзшее окно.

Там, за ледяными узорами, где господствовали тепло и покой, темноволосая женщина кормила грудью младенца. Его крохотные губы снова и снова жадно обхватывали набухший коричневый сосок и снова и снова выпускали его изо рта. Беззубый рот инстинктивно причмокивал, а по щекам текло материнское молоко.

– Почему они живут здесь? – спросил Бертину Джаад.

– Прячутся, – сказала она. – Прячутся, потому что знают, что скоро начнется война. Война, которую начал ты, Джаад.

– Я хочу поговорить с ними.

– Зачем?

– Не знаю. Может быть, попросить прощения. Сказать, что война продлится недолго.

– Для тебя недолго, Джаад.

– Неважно. Я… Я… Я просто хочу прикоснуться к ним. Ощутить их тепло. Заглянуть в их жизнь.

– Ты знаешь, что это невозможно.

– Нет ничего невозможного, Бертина, – Джаад вышел из спасительного поля Саддука и постучал в закрытую дверь…

Холод. Это было первое, что почувствовал Джаад. Ледяные ладони забрались под белый хитон, пронзая кожу тысячами игл. Джаад улыбнулся. Новое чувство нравилось ему, но симпатии эти не были долгими. Иглы проткнули кожу и стали пробираться дальше, к самым костям. Джаад испугался и сильнее постучал в дверь. Безволосая голова покрылась инеем. Иней навис на ресницах, забил нос. «Ну, где же все?!» – думал Джаад, дергая холодную ручку. Пальцы прилипли к ледяной стали. Мышцы под темной кожей напряглись. Тупая боль обожгла руку. Частички кожи остались на железной ручке. Кровь выступила из ран. «Как это?» – думал Джаад, а кристально чистые снежинки падали с неба на его плечи. И эта тишина! Она была какой-то неестественной, промерзшей до самых атомов.

– Кто вы? – спросил Джаада Виг, открывая дверь, но тут же растерянно замолчал, увидев, что незнакомец почти неодет. – Как… Как… Как вы здесь оказались?

– Как? – переспросил Джаад, обернулся, посмотрел на небо и снова на Вига. – У меня кровь, – показал он ему свои пальцы.

Виг кивнул. Почесал кучерявую голову и снова кивнул.

Чай был горячим, мед сладким, а дом уютным. Джаад сидел за столом, закутавшись в шерстяное одеяло, и пытался унять дрожь. Младенец на руках Зои тихо улюлюкал.

– Могу я прикоснуться к нему? – спросил женщину Джаад. Она вздрогнула и посмотрела на Вига. – Я не причиню ему зла, – пообещал Джаад. Его пальцы дотронулись до розовой щеки младенца. – Это потрясающе! – прошептал Джаад. – Такая нежная, как шелк! И эти черты! – он обследовал лицо ребенка, словно слепец исследует лицо незнакомца. – У вас есть глина?

– Что? – удивилась женщина.

– Глина или гипс. Я мог бы передать им линии вашего ребенка, увековечить его невинность…

– Так вы – шарманщик! – оживился Виг.

– Шарманщик? – смутился Джаад. – Нет. Я не шарманщик.

– Но как же тогда…

– Руками. Нужно лишь знать, что ты действительно хочешь создать. Верить в это. И…

– Так не бывает, – вздохнула Зоя, и по лицу ее пробежала тень разочарования. – Искусство принадлежит шарманкам, и никто не может без них ничего создать.

– Я могу.

– Значит, это не будет ничего стоить.

– Стоить? Вы оцениваете искусство деньгами?

– Образно.

– Если вы достанете для меня глину или гипс, то я докажу вам, что это не так.

– Я вам не верю.

– Зоя! – позвал женщину Виг. Они отошли в сторону. – Не знаю, что все это значит, но думаю, мы должны дать ему шанс.

– Почему?

– Потому что его появление здесь может быть неслучайным. Ты видела, во что он был одет? Никто не смог бы добраться сюда в такой одежде.

– Хочешь сказать, что он…

– Не знаю, знак ли это или проклятие, но мы не должны отвергать его. Что если сам Господь послал нам одного из своих ангелов?

– Он не похож на ангела.

– Разве обличие имеет значение? – Виг положил руку на женское плечо и спросил у Джаада, подойдет ли ему камень в качестве материала вместо глины и гипса.

– В таком случае мне понадобятся дополнительные инструменты.

– Я достану их для тебя, – пообещал Виг, встретился с нежданным гостем взглядом и улыбнулся, словно одного взгляда было достаточно, чтобы развеять все сомнения. – Обязательно достану.

Далекие снежные вершины. Стоя возле окна, Джаад думал: сможет ли он когда-нибудь создать нечто подобное этому величественному покою? Наверно, нет. Он может лишь попытаться, потерпеть неудачу и повторить свою попытку. И так снова и снова… Джаад взял с вешалки одежду Вига и вышел на улицу.

– Бертина! – тихо позвал он, но ему никто не ответил.

Не было ни женщины, которую он когда-то любил, ни энергии «Саддук» – ничего. Только тишина и всепроникающий холод. Он был один в этом огромном мире. Чужак.

– Бертина! – закричал Джаад, и горы подхватили эхом его голос. – Бертина!!! – он упал на колени.

Страх – вот что испытывал он сейчас. Страх за себя и за тех, кого обрек на страдания. Страх и раскаяние. «И я готова увидеть их боль и страдания, – услышал он в своей голове голос Бертины. – Готова увидеть это, держа тебя за руку и наслаждаясь ужасом, которым будет охвачено все твое естество».

И звезды безразлично взирали на него с черного неба.

Утро. Виг уехал на снегоходе в город, чтобы купить нужные Джааду инструменты. Оставшиеся люди убирались по дому, готовили завтрак, кололи дрова и просто болтали. Иногда Джаад спрашивал Зою, что значит то или иное действие. Иногда просто стоял возле окна и молчал.

– Почему ты ничего не ешь? – спросила Зоя после того, как он отказался от завтрака.

– Я не голоден.

– Странно… – она замолчала, словно не решаясь о чем-то спросить. – Я видела тебя вчера ночью, – Джаад промолчал. – И сегодня все утро. Ты стоишь у окна, словно ждешь, что кто-то должен прийти и забрать тебя.

– А ты хочешь, чтобы я остался?

– Думаю, да.

Джаад не ответил. Он все еще смотрел за окно, но уже никого не ждал. Ребенок Зои проснулся и захотел есть.

– Видишь, – сказала она Джааду. – Даже дети – и те не пропускают завтрак.

Джаад улыбнулся и заставил себя сесть за стол.

Когда наступил вечер, вернулся Виг.

– Сходи посмотри, что я привез, – сказал он Джааду.

Они вышли на улицу. На санях, прицепленных к снегоходу, лежал большой кусок необработанного гранита.

– Если будет нужно, то я достану еще, – пообещал Виг. – Все что угодно…

Ночь. Ребенок Зои долго плакал, но потом все-таки заснул.

– Просто режутся зубы, – сказала она встревоженному Джааду.

Он снова стоял возле окна и слушал тишину, разбавленную тихой музыкой крохотного проигрывателя, которая, по словам Зои, помогла ее ребенку заснуть.

Это мой декабрь.Это мой дом, покрытый снегом.Это мой декабрь.Это я совершенно один.И яХочу только, чтобы исчезло чувство, будто я что-топотерял.И яОтрекаюсь от своих слов, заставивших вас почувствовать то, что чувствую я.И яХочу только, чтобы исчезло чувство, будто я что-топотерял.И яОтрекаюсь от всего, что сказал.И я отрекаюсь от всего,Чтобы найти свой дом.Отрекаюсь от всего,Чтобы найти понимание…

Часть третья