Жозефина - Жаклин Сьюзанн

Тем временем Жози подкралась к нему поближе и нежно лизнула его руку. А когда я призналась, что использовала чек, она удвоила свои ласки. Эта собака знала, откуда в нашем доме берется еда!

Пока Ирвинг бранился, я время от времени позволяла себе ответные выпады типа: «У тебя нет сердца!» или «Ты только посмотри, какая это умница!». Ирвинг согласился: собака умна, но какой ему от нее прок? Что она может значить в нашей жизни? Это же бесполезное существо, специально созданное для того, чтобы лаять по ночам, лишать Ирвинга компаньона, с которым он делит постель, превращать черт знает во что наше жилье, одежду и душевный покой. И вообще, если так пойдет дальше, содержание этой псины обойдется нам дороже, чем содержание «кадиллака».

На протяжении всей этой тирады Ирвинг непроизвольно гладил Жозефину по голове, а она терлась о его ногу. Когда я обратила на это его внимание, мой муж вышел из себя:

– А чего ты, собственно, ожидала? Что я стукну ее по голове бейсбольной битой?

Выходя из комнаты, он поставил последнюю точку над «i» :

– Мне сейчас отнести твои подушку и одеяло на кухню или подождать, пока не послышится волшебное пение?

Однако у Жози были другие планы на этот вечер. Фальшивая улыбка Ирвинга отнюдь не ввела ее в заблуждение. Она откуда-то знала о Флоренс Ластинг и ее сыне Крейге и сделала вывод, что ее пребывание в клинике – дело рук Ирвинга. Однако это ее ничуть не смутило.

Итак, за то, что она громко выражала недовольство своим спальным местом, Ирвинг отправил ее туда, где бедняжку держали в клетке, кололи иголками и подвергали всевозможным унижениям и оскорблениям. Она дала себе слово не повторить эту ошибку.

Жози разложила все по полочкам: «Она меня любит. Он – нет, и с этим ничего не поделаешь. Стало быть, если она отсылает меня спать на кухню, с этим необходимо смириться. Это все-таки лучше, чем спать в клетке. Во всяком случае, никто ночью не ворвется и не всадит тебе в попу иголку».

Примерно таков был, по-моему, ход ее мыслей.

Поэтому, когда я отвела Жозефину на кухню, она ограничилась тем, что лизнула мне руку, понимающе кивнула, забралась в свою двадцатидолларовую плетеную корзинку и, когда я закрыла за собой дверь, не издала ни единого звука.

Я улеглась рядом с Ирвингом, выключила свет и так же, как он, приготовилась к худшему. Однако сольная ария так и не прозвучала. Минут через пять Ирвинг зевнул.

– Слава тебе, Господи, кажется, она решила дать нам поспать.

Прошло десять минут напряженного молчания. Потом я прошептала:

– Ирвинг, ты спишь? И: – Нет.

Я: – Как ты думаешь, что она делает?

И: – Вероятно, готовит омлет по-испански. Кому какое дело, если она молчит?

Я: – Но там что-то уж слишком тихо. Как ты считаешь, может, мне пойти посмотреть?

И: – Послушай, я вообще-то не на ее стороне, но надо отдать ей должное: сейчас она ведет себя как разумное существо. Бедная псина пытается следовать твоим же рекомендациям и уснуть, а ты хочешь нарушить ее покой. Она подумает, что у тебя с головой не все в порядке. Я: – Отлично. Спокойной ночи. И: – Я могу на тебя положиться? Я: – О да. Спокойной ночи. Я люблю тебя. И: – Я тебя тоже. Спокойной ночи. Через десять минут. Я: – Ирвинг?

И: – Я начинаю жалеть, что не спровадил тебя на кухню.

Я: – Но, Ирвинг, опасность еще не миновала. Доктор сказал, все еще висит на волоске. И: – Спокойной ночи. Еще через две минуты.

И: – Как это понимать – «все висит на волоске»?

Я: – Они уничтожили вирус, но возможны осложнения. Жозефина еще совсем дитя и прилагает отчаянные усилия, чтобы не рассердить тебя. Мне кажется, она ведет себя уж слишком тихо. Вдруг ей, бедняжке, плохо, но она не решается позвать на помощь?

И (вставая): – Ладно. Лежи, лежи. Я сам послушаю у двери.

Я: – Ирвинг, тебе не все равно?!

И: – Нет, мне не все равно, смогу я этой ночью немного поспать или нет.

Через пару минут Ирвинг возвращается.

Я: – Ну, что ты слышал?

И (ложась): – Ничего. А чего ты ожидала? Лихой пляски? Она просто спит. Ей можно позавидовать.

Я: – Щенкам не свойственно спать всю ночь подряд.

И: – Утром, когда я ее увижу, я сделаю ей замечание.

Я: – Ирвинг, что нам делать?

И: – Это может показаться тебе странным, но я лично собираюсь уснуть. Причем безотлагательно. Доброй ночи.

Я: – Ну, не сердись.

И: – Может, мне поменяться с ней местами? Я: – Доброй ночи.

Часом позже (около двух ночи). Я тихонько выбираюсь из-под одеяла.

И (сна ни в одном глазу, ледяным голосом): – Куда это ты намылилась?

Я (вызывающим тоном): – Куда обычно люди ходят по ночам?

И: – Я знаю, куда люди ходят. Но меня интересуют твои намерения.

Я (направляясь в ванную): – Мне хочется пить! (Потом, вернувшись в спальню.) Доволен? Спокойной ночи!

Два часа тридцать минут.

Я: – Ирвинг, это ты?

И: – Нет, Россано Браззи.

Я: – Куда ты?

И: – А тебе не приходит в голову? В каком-то смысле я тоже человек и направляюсь в ванную. Три часа ночи. Я: – Ирвинг, ты не спишь?

И: – Конечно, нет. Просто лежу в свое удовольствие.

Я: – Вдруг она умерла? И: – Не могу поверить в такое счастье! Я: – Спокойной ночи. Через пять минут.

И: – Почему ты не спросила врача, нормально ли, что она спит как убитая?

Я: – Кто же мог себе такое представить?

Проходит еще несколько минут.

И (встает): – Я больше не вынесу. Этому пора положить конец.

Я: – Я не произнесла ни слова!

И: – Но ты лежишь и думаешь. Это мешает мне уснуть.

Я: – О чем это я думаю?

И: – О всякой ерунде. О том, что твой муж – негодяй, бросивший бедную крошку умирать в одиночестве.

Я (садясь на кровати): – Ты тоже считаешь, что она умерла?

И: – Нет, я считаю, что женился на круглой идиотке. Но мы могли бы пойти и убедиться. А потом, жива она или нет, я намерен спать.

Мы на цыпочках подбираемся к двери кухни. Ирвинг молча открывает дверь. Жозефина выскакивает из своей постельки, зевает, машет хвостом и выжидательно смотрит на нас, словно хочет спросить: «В чем дело?»

И: – Ладно, тащи ее в спальню.

Я: —?!

И: – Это ее первая ночь дома. Может, ей вредно спать одной. Все-таки в клинике она постоянно находилась в окружении других живых существ.

Мы все трое переходим в спальню. Жозефина вне себя от счастья. Она покрывает наши лица поцелуями и наконец устраивается у Ирвинга в сгибе локтя и засыпает.

Проходит час. Я осторожно сползаю с кровати. На этот раз мне действительно хочется пить. Ирвинг взбешен.

– Ради всего святого! У тебя что, совсем нет совести? Ты ее разбудила!

Глава 8. РАЗГРОМ

За этой незабываемой ночью последовали четыре в высшей степени насыщенные событиями недели. Я отменила все светские договоренности, предупредила своего агента, что меня ни для кого нет, и сосредоточилась на том, чтобы играть роль Флоренс Найтингейл при больной Жозефине.