Фригорист - Иван Беляев

– Профессором?.. – Мак недоуменно поднял брови. – Что за профессор?

– Узнаешь в свое время, – Игорь Васильевич растянул тонкие губы в усмешке.

– Так чего, будем ждать? – поинтересовался Макс.

– Будем, – подтвердил начальник.

Виктор Данилович Штерн был известен в городе как человек, занимающийся разведением редких аквариумных рыбок. В выходные дни его всегда можно было найти на тарасовском базаре, где торговцы этой экзотической продукцией занимали несколько рядов. Правда сам Штерн, которого наиболее близкие люди звали просто Данилычем, рыбками не торговал, предпочитая давать советы и потягивать пиво из бутылки. У Данилыча были свои покупатели, в основном из богачей, которых мода на аквариумы заставляла щеголять друг перед другом новыми невиданными породами из южных морей. Поэтому они обращались к Данилычу и выкладывали за особенно ценные экземпляры солидные суммы, которые позволяли Штерну вести довольно сносное существование, при этом выпивая в сутки бутылок по десять пива. Дело в том, что Данилыч на дух не переносил водку и когда-то лечился от этой пагубной привычки, но организм требовал своего, и Штерн с присущей ему смекалкой решил компенсировать крепость водочного алкоголя пивным количеством.

Придерживая рукой колбасу и банку огурцов, спрятанные за пазухой, Стрелков от рынка спустился к улице Гоголя, вонючей и витиеватой, проходящей по старому центру города и еще не застроенной современными бетонными домами. Одноэтажный деревянный дом, в котором располагалась рыбоводная ферма Данилыча, находился в большом вытянутом дворе и был зажат между двумя двухэтажками. Двор, как и большинство подобных тарасовских дворов, изобиловал всяческими неровностями в виде выступающих из грунта обломков кирпичей, рассыпанного щебня и сухих веток. Стрелков, не видя своих ног, пару раз едва не растянулся во весь рост вместе со своей снедью, но сумел удержаться. Во дворе никого не было, и только соседская овчарка, почуяв Стрелкова, принялась неистово лаять. «Фу ты, сволочь безмозглая», – негромко выругался Петрович, открывая покосившуюся калитку, ведущую в крохотный палисадник.

«Данилыча нет», – резюмировал Сергей Петрович, увидев, что легкая дверь с сеткой от мух и комаров закрыта. Открыв сетчатую дверь, которая не была заперта, Стрелков, придерживая банку и колбасу левой рукой, правую просунул сквозь маленькое окошечко и нащупал ключ. Отперев основную дверь, он вошел, выставил водку и продукты на стол в большой комнате и, вернувшись ко входу, запер все как было.

В доме было три комнаты. Когда-то Данилыч здесь жил вместе с женой, сыном, невесткой и внучкой, теперь же тут размещалось его рыбоводное хозяйство. На тех, кто приходил сюда впервые, десять тонн воды в огромных, стоящих в два яруса аквариумах, с тропическими растениями и яркими рыбками, производили неизгладимое впечатление. Каждый аквариум вмещал в себя триста-четыреста литров воды. Среди высокой травы, как два полосатых чайных блюдца, настороженно замерла пара королевских дискусов, охраняющих икру, отложенную на глиняный горшок, в соседнем аквариуме хищно шныряли бирюзовые акары, стайки ярко-оранжевых суматранских барбосов пугливо метались рядом. Остроконечные плавники плихтов торчали на дне, словно застрявшие в песке коряги. Тупорылые, мощноголовые пираньи скалились в ожидании живого корма. Скалярии величественно несли за собой шлейфы длинных плавников. Круглосуточно шипел компрессор, подавая воздух в аквариумные фильтры, которые очищали воду от примесей.

В соседнем помещении стояли аквариумы поменьше, в которых подращивался молодняк и более прозаические виды рыбок вроде моллинезий или неонов. Стрелкову все это разнообразие было давно знакомо, поэтому он устроился за столом на старом потрепанном диване и решительно свернул с бутылки пробку. «А-а, черт», – он вспомнил, что не «купил» хлеб и не взял с кухни стакан. Поднявшись с дивана, жалобно скрипнувшего пружинами, Петрович прошел на кухню. Сполоснув холодной водой пыльный граненый стакан, которым давно не пользовались, он отыскал заодно нож и открыл небольшой холодильник. Среди ванночек с живым кормом нашел ломоть подсохшего черного хлеба. «Пойдет», – выдохнул он и вернулся в большую комнату. По дороге он ненадолго задержался у зеркала, висевшего в прихожей, и несколько минут вглядывался в стену позади себя. Как-будто его, Стрелкова и не было вовсе. «Хреновина какая-то», – пробормотал он, наливая водку в стакан. Для начала Петрович принял на грудь граммов сто пятьдесят и, захрустев огурчиком, откинулся на спинку дивана.

Когда алкоголь начал действовать, и по желудку волнами стало расходиться тепло, Стрелков поднялся, подошел к аквариуму с барбусами и решительно опустил туда руку. Стайка рыбок метнулась в дальний угол, а Петрович с удивлением, смешанным со странной радостью, смотрел, как от невидимой руки на водной поверхности расходятся круги, а кисть проявилась серебристым контуром, словно материализующийся Терминатор. «Я есть», – утвердительно произнес Стрелков, видя как шевелятся под водой его пальцы. Петрович вынул руку из воды, продолжая внимательно наблюдать, что же будет теперь. В течении нескольких секунд, пока капли воды держались на ней, руку, вернее ее сверкающую поверхность, можно было различать. Но по мере испарения водной пленки, рука постепенно растворялась в воздухе и наконец совсем пропала, будто ее никогда и не было. Петрович проделал эксперимент еще несколько раз и каждый раз с одинаковым результатом. После этого он со вздохом опустился на диван и выпил еще.

То ли на него подействовала водка, то ли проделанные опыты, то ли убаюкивающий шум компрессора, наполнявшего равномерным гудением весь дом, то ли накопившаяся за день усталость, а скорее всего, все вместе взятое, только через несколько минут, Стрелков, свернувшись калачиком, посапывал на диване. Ему приснилось, что он, большой и солидный, в путном костюме, ходит по магазинам, покупает все что ему заблагорассудится, разговаривает с людьми, которые видят его, такого красавца, и совершенно ничему не удивляются.

День был не особенно удачным, но все же принес некоторый доход, позволивший Данилычу затариться пивом, купить внучке шоколадку, а жене – бутылку подсолнечного масла. Вчера Данилыч был на рыбалке, привез много рыбы, вот масла и не хватило. Он не баловал жену, изменял ей, если подворачивалась особа привлекательная и при этом не очень щепетильная, не больно-то заботясь об «алиби», как он называл уместный повод не ночевать дома. Жена его привыкла к этим отлучкам, впрочем, не частым, даже внутренне приветствовала их, потому что, стараясь загладить вину, Данилыч становился щедрым и по-особому ласковым. Он страшно любил свою внучку, в которой видел высший смысл своей жизни, и трогательная забота о которая служила отличной возможностью оправдаться перед собой за небольшой разврат, скрашивающий его полухолостяцкий досуг.