Стальной лабиринт - Александр Зорич

Старлей подошел к нему, отдал честь и представился:

– Старший лейтенант Танич, 57-й отдельный охранный батальон. Защищали спецобъект в Шахтах. Были атакованы танками противника, попали в плен.

– Давно? – спросил Растов.

– Дней пять уже… Сразу начали готовить побег! – поспешно добавил старлей, которому в глазах капитана-танкиста почудился незаданный вопрос. – А потом клоны привели пленного инженера Оберучева, он был знаком накоротке с дирекцией завода. Именно Оберучев навел меня на мысль о почтовых голубях и составил шифрованную записку… Представляете? У него, оказывается, фотографическая память! Шифрует что угодно на лету! Говорить шифром может!

– Внушает.

– Нам с Оберучевым удалось отправить трех птиц. Вы наше послание получали?

– Получили одно. Благодаря ему мы здесь.

Старлей просиял.

– Ну слава богу!

– Не то слово… Слушайте, старлей, а куда подевалась охрана?

Танич пожал плечами.

– Похоже, разбежались… Все до последнего гаврика. – На лице пехотинца не было и тени удивления, словно Танич не сомневался: в аналогичных обстоятельствах он лично поступил бы так же.

Растов поглядел на часы и с ужасом обнаружил, что прошло уже целых девять минут, а освобожденные пленники до сих пор не заняли места в грузовиках.

Это наполнило его сердце тревогой. Какой бы трусливой ни была охрана из резерва второй очереди, она наверняка попыталась вызвать подмогу. Другой вопрос – удалось ли ей это?

Ведь недаром они взяли с собой разведывательный танк ПТ-50! Нужен он был потому, что данная модификация, ПТ-50ИНБ, несла помимо нескольких полезных разведустройств еще и станцию инфоборьбы малого радиуса действия «Шут». Благодаря «Шуту» танк уверенно глушил радиоуправление фугасов и противобортовых мин, а заодно забивал в радиусе километра любые носимые средства связи.

Соответственно, можно было надеяться, что разбежавшиеся клонские охранники орут в свои рации и телефоны безо всякой пользы.

И все-таки Растов не считал возможным всецело полагаться на успехи «Шута». Командир всегда должен действовать с оглядкой на худший вариант развития событий. А что, если сейчас появятся вертолеты-штурмовики и начнется кошмарный кошмар, который Субота описывал вульгарной триадой «ад-жопа-сатана»?

– Эй, товарищи, в грузовики! Кто будет копаться, того оставим здесь, лифчики для заотаров прясть…

Слова Растова не произвели того ошеломительного впечатления и пятикратного ускорения, на которое он рассчитывал.

– Что неясно?! Быстро грузимся в машины, не спим!!! – громовым голосом повторил приказ Растова исполнительный старлей Танич, как видно истосковавшийся по командирским обертонам.

Растов хотел вернуться в свой танк, чтобы бросить взгляд на тактический экран, но тут же был атакован двумя чудо-богатырями Российской Директории.

Слева к нему бросился комвзвода-2 Валера Загорянин с ворохом каких-то оранжевых бумажек в руке, справа – сержант Николаевский, которого сопровождал еще один танкист-разведчик, подгоняющий ударами в спину ссутулившуюся фигуру с мешком на голове.

Соблюдая армейскую иерархию, Растов первым одарил своим вниманием Загорянина – тот был все-таки офицером.

– Вот, погляди. – Комвзвода протянул Растову одну из бумажек. – Х-художники… – И Загорянин многоступенчато выругался.

Это была листовка. Клонская пропагандистская листовка, предназначенная к распространению в стане врага, то есть среди бойцов российской 4-й танковой дивизии.

Заголовок, сочетающий фальшивый задор с некой трудноуловимой нерусскостью, заставил Растова криво ухмыльнуться:

ОДНИМ МАХОМ – ВОСЬМЕРЫХ К МОНАХАМ!

В центре листа был помещен хотя и утрированный, но вполне узнаваемый танк «Рахш» с «Юнион Джеком» на башне.

«Рахш» заливал все пространство листовки потоком снарядов, хлещущим из его орудия с пулеметной частотой.

Клонский танк был окружен восемью «тэ десятыми». Пять русских танков на рисунке уже были превращены в горящие груды металлолома. Шестой только что получил попадание и разлетался на куски. Еще одному снаряд стукнул в башню и высек искры, но (величие микросекунды!) еще не взорвался…

Ну а восьмой русский танк, мультипликационно изогнувшись и как бы оглядываясь через плечо развернутой на корму башней, вовсю улепетывал за край листовки.

На танке крупными цифрами был выведен номер: 100.

Его, Растова, командирский номер. Сотка.

Под рисунком было подписано: МАСТЕР НАГ СТОИТ РУССКОЙ РОТЫ.

Капитан побелел от ярости. Но все-таки ни один мускул не дрогнул в его лице, и он заставил себя изучить листовку полностью, включая мелкий шрифт.

«Бойцы и командиры!

Война для России проиграна. Ваш флот разбит, ваши дивизии истекают кровью.

Эта листовка – пропуск в счастье.

Сдавайтесь победоносным войскам Великой Конкордии!

Мы гарантируем жизнь, питание и возвращение домой после окончательной победы Благой Веры».

– Товарищ капитан, языка поймал, – сказал Николаевский, устав дожидаться, когда Растов обратит на него внимание.

Капитан оторвался от листовки и поглядел на сержанта и его добычу. Только тогда Николаевский эффектным жестом фокусника сорвал с головы пленного мешок.

Вот так, на расстоянии вытянутой руки, Растов видел военнослужащего Великой Конкордии первый раз в жизни. И не мог не признать, что враг производит в целом благоприятное впечатление. Статный, седой, с ясным прямым взглядом. Униформа в образцовом порядке, ремни плотно пригнаны, сапоги – тщательно вычищены. (Точнее сказать, видно, что они были тщательно вычищены – до того как боец попытался спрятаться в шелкокрасочном цеху.)

И это при том, что перед ним сейчас стоял явно не пехлеван (то есть не кадровый офицер), а со всей определенностью резервист. То ли высококлассный токарь из касты демов, то ли городской интеллигент из касты энтли.

Оказалось – второе.

– Капрал Павир, – представился конкордианец. – Школьный учитель истории, город Севашта, планета Вэртрагна.

Но Растову, сжимающему в руках мерзкую глумливую листовку, все это было безынтересно. Его волновал один, лишь один вопрос.

– Кто такой Мастер Наг?

– Простите?

Растов сделал шаг и буквально ткнул носом Павира в листовку.

– Кто. Такой. Мастер. Наг, – повторил он.

– А! Знаю! Знаю! – Павир радостно закивал. Чувствовалось, что он больше всего боится чем-то не угодить страшному русскому танкисту. – Это танкист. Наш, благоверный… то есть, я хочу сказать, конкордианский. Большой геро… то есть знаток своего дела… Его полное имя – Нахогаран Льюис Тентакл.