Вождь из сумерек. Книга 2 - Николай Ярославцев

– Угу… – промямлил Кривой.

– Не «угу», а «так точно»! Ну, ничего. Свист научит вас Родину любить, – наклонил голову к правому плечу, подумав о чем-то. – И, вот что, Кривой… Чтобы не заблудились дорогой или, не дай бог, не приспичило отстать, присев в кустиках по горькой нужде, мои родичи вас проводят.

Привычно дернулась губа, оскалились острые белые зубы, и жуткий рык, застряв в сердцах, разлетелся по лесу.

– Они сторонкой пойдут, чтобы не пугать вас. Уяснили?

– Угу, – Кривой, забыв всю науку, мотнул косматой башкой.

– К ночи встретитесь с моими бойцам. Ребята они тихие, смирные. Но грубости на дух не переносят. Поэтому вежливо и тактично скажете им, кто вы и куда… И пойдете дальше. Шагом марш!

Кривой осторожно скосил глаза в сторону. Почудились желтые безжалостные глаза… Вздрогнул, зябко поежился.

Повесив голову, боясь оглянуться на оставленное в куче оружие, «новобранцы» пошлепали к вершинам неминучей славы.

– Запевай!

Взревели дикими голосами, распугав лесную живность и разную птичью мелочь.

Саженей через сто в спину ударил недовольный волчий рык, заставивший бедолаг затрусить рысцой, чтобы поскорее скрыться с его глаз.

Стас беззвучно засмеялся.

Поверили, или нет его невинному обману? Дойдут ли? А славно бы было, если Свисту удастся обтесать их. Леха наверняка не обойдет их своим вниманием. Такие бродяги в разведке не последние люди.

Запрокинул голову, и эхо широко и щедро разнесло волчий вой по лесу.

«Кашу маслом не испортишь», – скупо усмехнулся он.

Не касаясь стремени, прыгнул в седло и с места отправил коня в широкий галоп. Упущенное время не вернешь, но стремиться к этому надо.

Время, время, время…

Вечный цейтнот!

Не погоня за неведомым врагом, не скачка за приключениями, а бег за временем.

Больше никаких остановок, решил он. Прочь от соблазнов. Только вперед!

И несет конь, упрямо встряхивая гривой и со злобой вгрызаясь в безжалостные удила. Проносится во весь опор через села и веси, заставляя удивленно оборачиваться мужиков и баб, отскакивать в сторону детвору. Диво дивное. Не приходилось раньше такого видеть, чтобы слепец, словно зрячий на коне так скакал. К тому же за плечами рукояти мечей торчат. А еще и третий меч к седлу приторочен. Тут же у седла лук в саадаке, а по другую сторону два тула, битком набитые стрелами. И несется слепец так, словно у него не два, а четыре глаза…

Короткий отдых, и снова вперед, вперед, вперед… И так день за днем.

До реки уж было рукой подать, когда дорогу перегородило разлапистое дерево. Придержал коня, подумав, что само по себе на дорогу упасть не могло. А если все-таки упало, значит, это кому-то надо.

На дорогу один за другим вышли пять человек. Остальные не выходят. Осторожничают. Следят, скрываясь за деревьями. Луки внатяг, стрелы на тетиве. Эти куражиться не будут. Народ тертый. Переговоры не только неуместны, но излишни и вредны.

Вскинул коня на дыбы, толкнул вперед в гигантском прыжке. Прыгнул с седла и сразу перекатился в сторону. Ошеломленные неожиданной дерзостью одинокой и, казалось бы, легкой добычи, налетчики не сразу заметили его. А когда заметили, пятеро уже тихо лежали на дороге. Его ножи, как и прежде, не знали промаха.

Те, что прятались за деревьями, потеряли его из виду. Внимание на короткий миг отвлек конь Стаса, который бушевал и бесновался на дороге, превращая безжизненные тела в кровавое бесформенное месиво.

Ему же этого времени хватило, чтобы оказаться у них за спинами. Свистнули в его руках мечи. Полыхнуло холодом голубое сияние…

– Долго еще не переведутся дураки на белом свете, – с досадой проворчал Стас. – Бывает, что и один в лесу воин. Сами виноваты. Только дерево понапрасну сгубили, немощь белая!

Зацепил вершинку арканом. Конь налег грудью, уперся ногами, стягивая лесину с дороги.

– Молодчина! Люди спасибо скажут, – похвалил он коня, поглаживая жеребца по дугой выгнутой шее, чтобы успокоить. – Дымком попахивает, жилье близко. Разбойнички далеко от жилья не уходят. Кормиться чем-то надо. И тебе тоже… Может, в хорошие руки пристрою? Не оставлять же тебя в лесу?

Лес между тем редел.

Вблизи опушки «увидел» приземистую избушку. Срубленная неизвестно когда из матерых стволов, она от старости уже вросла в землю. Из-под крыши, крытой дерном, и из всех щелей к небу поднимался дым. Перед домом в десятке шагов неуклюжая уродина, вырубленная из огромного бревна. Похоже, скульптор пытался изваять Рода или родственное ему божество. Не его вина, что получился тихий ужас. Бог на то и бог, чтобы вселять в людские души благоговейный страх. Поэтому совсем не обязательно лепить из него красавца. Если так, тогда автора трудно обвинить в отсутствии творческой оригинальности. И мысли, если быть точным. И справедливым.

За избой чернеют на фоне густой лесной растительности грядки.

Немного дальше, в углу крохотного огорода, притулилась сараюшка, сплетенная из хвороста. В старых русских деревнях до сих пор можно встретить изгороди или прясла, изготовленные подобным способом. В некоторых местах стены сараюшки торопливой рукой были вымазаны глиной. Все немудреное хозяйство окружено изгородью в две жердины.

В воротах стоял невысокий крепенький дедок. Обветренное до черноты лицо деда украшала пегая реденькая бороденка, опускающаяся почти до пояса. Такие же пегие волосы были стянуты сыромятным ремешком. Руки опираются, да нет, не опираются, возлежат на посохе, украшенном уменьшенной копией страхолюдного божества. И вышла эта красота из-под руки того же мастера, о чем свидетельствовала их похожесть.

Слезящиеся глазки поглядывают из-под кустистых бровей умно и живо.

Волхв, хоть к доктору не ходи. Кому же еще в этой глуши обитать? К тому же отшельник. Нашего-то волхва к цивилизации, в политику потянуло. Духовные ценности не смогли до краев заполнить его необъятную душу.

– Угадал, Волк! – сварливым голоском встретил его старик. – Отшельник и есть.

– Здрав будь, дед! Приютишь на ночь? – Стаса не удивила столь необычная встреча.

– От здоровья не откажусь. Оно мне к самой поре бы пришлось. Дряхлею… Ты с лошадки-то спустись, спустись. Тяжеленек ты для нее стал. Вот уж кому здоровья желать – только изгаляться, Волк.

– Почему Волком кличешь? – Стас вышагнул из седла, бросив повод на конскую шею.

– Кто же ты, как не Волк? Может, думаешь, что солживил? Так я тебя еще вчера увидел, а стая твоя следом идет. К утру как раз здесь будет. А поторопятся, так и того раньше. Может, и к каше поспеют.

– На двух или на четырех ногах? – усмехнулся Стас, с любопытством всматриваясь в лицо деда.

Дедок ему понравился.

– А и те, и другие на четырех… – смехом ответил ему старик. Кивнул в сторону деревянной кадушки. – Ополоснись с дороги, да и проходи в мою берлогу.

Смотрел, как плещется гость и понимающе кивал головой.

– Гли-ко, как устроилось. Вроде, как бы глаз нет, и вроде, как бы есть. Так оно и понятно. Огонь взял, огонь дал. Огонь и вернет, но с огнем и потеряешь. Если Роду угодно будет.

Бормочет сивобородый не разбери что.

– Сам-то понял, что сказал?

– А мне на что? Плету, что на язык падет. Кому надо, тот разберет, – кольнул мутными глазками, улыбнулся сквозь сивую бороденку, обнажив на удивление крепкие зубы.

– Зовут-то тебя как? – Стас улыбнулся в ответ. Дед ему понравился.

– Рукатерник на углу висит. Оборотись. А имя что? Звук, и только. Вылетело, и все. Нет его, – с той же улыбкой ответил дед и кивнул в сторону истукана. – Ему нужней, чтобы я его помнил. Не забыл, как его зовут.

– Оригинальный ты товарищ, однако.

– Какой есть. А звать? Не забудешь коли, так кличь Почаем. Помнится, прежде так звали. А может, и не так, разве упомнишь все? Сколько зим с той поры минуло.

Толкнул рукой низкую дверь. На улицу вырвались клубы дыма.

– Кровь стынет. Старею, должно быть. Вот и топлю. Сейчас протянет.

– Трубу выведи…

– А на что мне она, труба? Труба – ведьмина дорога. На кой они мне, ведьмы? Им только волю дай. Распознают, спасу не будет. А я и в молодости не охоч был до этого семени. Теперь же и на дух не надо. Заходи ужо. Что на дороге стоять?

– Так ты что, с ведьмами соседствуешь? – Стас старался сохранить серьезный вид, чтобы не обидеть старика невольной улыбкой.

– У-у-у! Тьмы этого добра! По ночам так и летают, так и снуют туда-сюда, туда-сюда по-над избой. Известно, одичали без мужеского полу. Ну, бывает, появится когда-никогда леший или иная какая образина. Так от них какой резон? Ведьма, она с какой стороны на нее не погляди, а все равно баба. И обличьем, и другими разными нужными местами. А бабе от мужика только одно и надо. Срам один…

– Так они к тебе, дед Почай, может с голубой душой и без задней мысли? Чайком побаловаться. Посплетничать по-соседски.

– А мне от них и передней не надо, не только что задней! – отрезал старик. – Не вводи в искушение, а то брякну, что ни на есть в запале, потом вовек не расхлебать. А тебе это не надо?