Нянька Сатана - Вадим Панов

— Так было всегда.

— Согласен, — кивнул Борис. — Мало кто понимает, что армия не берётся из воздуха, что людей нужно найти, объединить, заставить подчиняться. Нужно их вооружить. Нужно их кормить. Нужно. Нужно. Нужно… — Он остановился и пронзительно посмотрел на женщину: — Я не жалуюсь.

— Вы наконец-то встретили того, с кем можно выговориться, — ровно произнесла Лаура. — Вы устали хранить всё это в себе.

— Да.

— И не волнуйтесь, я никогда и никому не выкладываю чужие секреты. — Она с удовольствием глотнула превосходного вина. — Слушать — люблю, рассказывать — нет. Может, когда-нибудь напишу книгу, но пока я только слушаю.

— Это не важно.

— Как скажете.

— Я имею в виду книгу.

— Я вас поняла.

— Книги о Зандре не нужны.

— Тут вы ошибаетесь.

— Возможно…

Торжественный ужин получился превосходным, офицеры Дюка оказались не сворой разнузданных падальщиков, а вполне воспитанными или отёсанными мужчинами, способными вести связную беседу. Все явились в чистой одежде. Никто не упился. Когда они с герцогом остались одни, Лаура решила, что Борис станет к ней клеиться — так случалось в ста случаях из ста, — однако тот предпочёл разговор. И женщина догадывалась, что рано или поздно светские темы закончатся и они перейдут к делу…

О котором до сих пор не было сказано ни слова.

— Я не только налаживал жизнь в ДылдаСити, но и поднимал территорию — мне требовались фермеры. Я воевал с соседями до тех пор, пока они не поняли, что со мной лучше не связываться. Я воюю с папашами и падлами, я встречаю больше всех бронекараванов в этом секторе Зандра, со мной ведут дела зигены и русские, а Берцы предлагают провести в мою столицу железнодорожную ветку. От меня зависит судьба огромного числа людей. — Короткая пауза, лёгкая гримаса. — Из которых двести тысяч живут в ДылдаСити.

— Это очень много, — тихо произнесла Лаура.

— Я ничего не могу поделать — сюда идут, ибо знают, что в моей столице можно неплохо устроиться. Я постарался обеспечить своим людям достойную жизнь и теперь расплачиваюсь за это.

— Люди ищут, где легче.

— А в итоге всё портят.

— Получается нагрузка…

— Нет, — мотнул головой Дюк и резко поднялся с кресла. — Получается напряжение. Дикое, невозможное напряжение на все системы и грандиозный перерасход ресурсов. Нагрузка получалась, когда людей было под сотню тысяч.

— Они рвут ваш город…

— Дылда снова начал умирать. — Борис подошел к стеклу и уставился на виднеющиеся вдали башни. — Самое плохое, что большую часть населения составляют по-настоящему лишние люди, которых я никуда не могу пристроить: ни в промышленность, ни в фермерство. Мне постоянно не хватает рабочих рук и толковых голов, но эта биомасса способна исключительно на потребление. Городские отбросы… Они готовы жрать крыс, пить из луж, но не хотят работать. Я поднял цену на воду, но появились водососы, которые бурят скважины в десяти-двадцати километрах от города и продают её дешевле, чем продаю я. Вроде они добывают воду в свободном Зандре, но гидрологи говорят, что водососы всё равно опустошают мои слои. Я отправляю солдат, но водососов слишком много. Они рушат экосистему, но им плевать. Они не думают о будущем.

— Они пытаются выжить, — попыталась объяснить Най, но была резко перебита:

— Выжить пытаются фермеры, которых я сажаю на мелкие слои и помогаю обустроиться. — Судя по всему, герцог не раз и не два слышал подобные объяснения. — А эти… Они… Они — отбросы. Пиявки на теле цивилизации.

Было видно, что Бориса не просто задевает тема — он искренне, без скидок, переживал за свой город. За своё герцогство. За людей, как ни странно, потому что они, в конце концов, были его оплотом.

Но в том числе Дюк переживал…

— Вы теряете власть, — тонко улыбнулась Лаура. Она без труда просчитала ситуацию, поняла, чем действительно может угрожать неконтролируемый рост населения, сделала предположение и не ошиблась.

Бухнер резко отвернулся от окна, несколько секунд внимательно смотрел на красавицу, после чего признал:

— Вы умны.

— Спасибо.

Вернулся в кресло и вылил в бокал женщины ещё остававшееся в бутылке вино.

— Двести тысяч человек — это очень много. Там, внизу, появляются новые центры силы — бандиты, которые правят в трущобах и позволяют себе не считаться с моим мнением.

— Увеличьте армию.

— Армию нужно кормить, и я чётко знаю предел, за который не могу выйти. И я не хочу втягиваться в уличные бои. — Дюк пристально посмотрел в ореховые глаза женщины. Красивые, но внезапно ставшие холодными глаза. — Я строю, Лаура, понимаете? Я один из немногих лидеров Зандра, который строит. И хочет строить.

— Но на ваших ногах — гири…

— Нет. В моем городе появились раковые клетки, и мне требуется средство, чтобы от них избавиться.

— Это средство — я.

Её лёгкая отстранённость заставила Бухнера вздрогнуть. Они оба знали, о чём говорят, ЧТО стоит за словами, и равнодушие женщины ударило Дюка сильнее, чем могла бы ударить дубина.

И он вдруг вспомнил о дополнительной плате, которую Лаура потребовала во время предварительных переговоров. Он тогда удивился, но переспрашивать не стал — согласился, а теперь, глядя в холодные глаза и чувствуя её равнодушие, Борис вдруг понял, какое чудовище впустил в свой город.

— Вы — специалист, — тихо сказал он. Потому что отступать не имел права.

— Самый лучший, — подтвердила Лаура.

Без всякой иронии.

Слегка отстранённо.

Он всегда был самым плохим. В детском доме. В приёмной семье. В школе. В другой приёмной семье. В подмастерьях… Нет, в подмастерьях он пробыл недолго, меньше месяца, и потому не успел заслужить славу самого плохого. К тому времени, когда его определили учеником в небольшую механическую мастерскую, Боксёр уже имел шесть приводов в полицию и один условный срок, однако это был лишь пятый показатель «на раёне», в соседнем гараже вкалывали по приговору суда двое пацанов с реальными отсидками за плечами, так что Боксёру было куда стремиться.

Куда? Направление стало ясным давным-давно, и будущее не просто вырисовывалось, а, вполне сформированное, терпеливо поджидало героя. К двадцати годам Боксёр должен был угодить в тюрьму во второй раз, выйти по УДО, возглавить небольшую банду, лет пять-шесть жить на всю катушку и к тридцати получить пожизненное как рецидивист. Или погибнуть в перестрелке, не важно — с полицией или с конкурентами.

Однако Время Света изменило чётко прописанный план.

Разразившаяся катастрофа стала кошмаром для всех, однако Боксёр — в силу характера и воспитания — довольно быстро пришёл в себя и сообразил, что наступило Время Больших Возможностей, когда умный и дерзкий парень вроде него способен заполучить настолько много, насколько это вообще возможно на изнасилованной планете. Понял и целеустремлённо взялся за дело.

Воспользовавшись суматохой, Боксёр с несколькими друзьями сколотил свою первую банду — из ошарашенных, мало чего понимающих уголовников, — объяснил им, что дальше будет только хуже, и определил несложные, но действенные правила выживания. Его люди кружили по руинам города, извлекая всё, что удавалось, и отчаянно сражаясь за каждую консервную банку, за каждый патрон. Они собирали и прятали, хотя в то время многие тупо громили всё, что не успели разнести ракеты, и не задумывались о будущем. Банда Боксёра стала самой организованной, быстро росла, потому что людям свойственно примыкать к сильным, увеличивала контролируемую территорию, и Боксёр имел все шансы подмять под себя целую область — такое бывало в Зандре, но банальное невезение разрушило честолюбивые мечты. В город вошли остатки мотострелковой дивизии, а выстоять против тяжёлого вооружения и тренированных бойцов уголовники не могли. Пришлось уходить.

И не просто уходить из обжитого района, потеряв убежища и доступ к остаткам складов: банда очутились в «том самом» Зандре — только формирующемся, корчащемся в землетрясениях, залитом ядовитой дрянью. И рассказывать о тех днях Боксёр не любил. И самые верные его люди не любили. И молчали, даже напившись.

О том, как выживали в «том самом» Зандре, никто не любил вспоминать, ни люди, ни звери.

В конце концов Боксёр оказался в ДылдаСити и вот уже два года сидел у ног Дюка, с лютой завистью разглядывая царственные, невозможные в Зандре башни.

— Ты виноват!

— Боксёр!

— Заткнись!

— Не надо!

— Он выжил, — хрюкнул Мешок. — Он предатель.

Стоящий на коленях Горький громко всхлипнул, но даже не сделал попытки вскочить, знал, что движение оборвётся или ударом, или пулей. Боксёр медленно взвёл курок пистолета. Мешок криво усмехнулся. А больше в задней комнате бара «Три сверчка» никого не было.