Невинность и порок - Элейн Барбьери

Пьюрити вздохнула. До чего же трудно быть женщиной! Она старалась не вспоминать о том, как, отправляясь в город, ей хотелось последовать за парнями в ближайший салун, чтобы там охладить горло после знойного дня кружкой холодного пива и насладиться дружеской беседой. Ее уязвляло то, что, хотя она так же, как и другие ковбои, заслужила право на отдых и на те простые радости, которые они воспринимали как должное, не может этого себе позволить только потому, что, по словам Стэна, салун был не самым подходящим местом для молодой женщины. Пьюрити не раз затевала шумные споры с приемным отцом, бросая ему вызов. Обычно они заканчивались ее заявлением, что она будет вести себя так, как ей заблагорассудится. Тем не менее девушка почему-то никогда не приводила свою угрозу в исполнение.

Стэн, любящий и верный, не спускавший с нее глаз и всегда готовый встать на ее защиту… Теперь она стала взрослой и сама заправляла всеми делами на ранчо, однако в их отношениях ничего не изменилось. Объяснялось это просто. Пьюрити слишком горячо любила Стэна, чтобы усугублять его боль, пренебрегая его наставлениями теперь, когда он превратился в беспомощного инвалида.

«Да, быть женщиной чертовски трудно, почти так же, как извиняться», — заключила девушка.

Прошло уже несколько недель с того памятного утра, когда она, наведавшись в банк, вернулась оттуда в прескверном настроении. Тогда же она попросила прощения у работников за свое поведение, решив ни за что не повторять подобной ошибки, но это оказалось не так-то просто.

Во всем был виноват Роджер Норрис.

С тех пор Роджер наведывался на ранчо уже несколько раз. Друзья посмеивались втихомолку, Стэн ворчал, ее настроение портилось на глазах, а вопрос о продлении ссуды в банке так до сих пор и не был решен.

Пьюрити пыталась подавить раздражение. Будь она подозрительной, ей могло бы прийти в голову, что Роджер нарочно затягивает время, но это казалось ей маловероятным. «Вряд ли он способен пасть так низко», — думала девушка.

— …и мы решили, что ты захочешь к нам присоединиться.

Только сейчас заметив, что Картер обращается к ней, Пьюрити бросила на него вопросительный взгляд.

— Я сказал, — повторил Картер, — что парни собираются после ужина перекинуться в карты, может, и ты захочешь составить нам компанию.

— Ну… — Пьюрити улыбнулась, довольная его предложением. — Мне эта мысль по вкусу.

Тречер ухмыльнулся:

— А как насчет тебя, Бэрд? Ты тоже с нами?

— А вот это, черт побери, тебя совсем не касается!

— Судя по тому, как все оборачивается, — не отступал Тречер, — я не думал, что ты дашь Картеру себя обойти.

Лицо Бэрда побагровело.

— Окажись я на твоем месте, Тречер, я бы попридержал язык!

Пьюрити внезапно почувствовала прилив гнева. Будь неладен этот Тречер! Разве он стал бы говорить что-нибудь по поводу простого дружеского приглашения, если бы она была мужчиной!

Крыша ранчо показалась за холмом, и Пьюрити тут же забыла о своем раздражении. Она уставилась на гнедого мерина, привязанного к столбу у крыльца. Все сразу заговорили.

— А… похоже, у Пьюрити сегодня гость.

— Он опять здесь?

— Разумеется!

— Как видно, сегодня мы недосчитаемся за покером игрока.

— Плохо дело, Картер!

— Заткнись, Тречер!

Пьюрити закрыла глаза, и мысли закружились у нее в голове:

«Да, тебе лучше заткнуться, Тречер! А ты, Роджер, убирайся домой! Чертовски трудно быть женщиной!»

Шум крыльев вспорхнувшего козодоя на миг привлек внимание Касса. Тени деревьев плавно скользили под порывами ночного ветерка, темноту рассеивало бледное сияние ущербной луны, и юноше был отчетливо виден силуэт отца.

Молчаливый и неподвижный, словно статуя, Джек стоял на крыльце. За ужином он даже не прикоснулся к любимому яблочному пирогу. Что-то тут было не так, как бы Джек ни пытался это отрицать.

— Не хочешь поговорить?

Неожиданный вопрос Джека прервал размышления Касса. Подойдя к отцу, он ответил:

— Не хочу.

Вблизи, несмотря на густые тени, на лице Джека были отчетливо видны морщины напряжения. Они сделались глубже, когда Касс остановился рядом с отцом, а Джек, сунув руку в карман, вынул лист бумаги.

— Теперь, раз уж я принял решение, пожалуй, пора посвятить тебя во все. — Джек сделал паузу. — Вчера я получил вот это письмо. — Он крепче сжал в руке лист бумаги и продолжал: — Оно от одного моего старого знакомого, о котором не было ни слуху ни духу вот уже более пятнадцати лет. У него неприятности, и ему нужна моя помощь.

— Ты все эти годы ничего не знал о нем, и теперь он просит у тебя помощи?

— Вот именно.

— И это тебя так расстроило?

— Да.

— Почему?

— Так, старые воспоминания…

— Старые воспоминания?

— Мы вместе были на войне. — Между бровями Джека залегла хмурая складка. — О черт, ведь мы с ним сражались бок о бок, а наши друзья один за другим падали на землю у нас на глазах, пока не остались только мы двое!

— Вы были друзьями?

— Нет. Мы просто не могли ими быть. Твоя мама встала между нами за много лет до того. — Джек замолчал, потом вдруг не выдержал: — Никогда не мог понять, почему она предпочла ему меня! Он был выше ростом и привлекательнее, чем я, не говоря уж о том, что ему принадлежало одно из лучших ранчо в южном Техасе. Все были в восторге от него, в том числе и твой дед. Я тогда только начал строиться и мог лишь немногое предложить будущей жене. Пожалуй, именно это и вызвало с моей стороны такую ревность. Меня не оставлял страх, что со временем этот человек повлияет на ее отношение ко мне. Кроме того, мне было известно, что сам он очень любит ее и, по-видимому, никогда не перестанет любить. Такой уж это был человек. — Джек продолжал рассказ с нескрываемой болью: — Судя по письму, он так и не женился. Мне же очень стыдно оттого, что я завоевал сердце женщины, которую мы оба любили, а когда потерял ее, не нашел ничего лучшего, как жениться на другой.

— Джулия — прекрасная женщина, — ответил Касс, понимая, что бессознательно отец ждет от него именно этих слов.

— Я знаю.

— Она любит тебя.

— И это мне тоже известно.

Касс намеренно сменил тему разговора:

— Итак, что ты намерен делать? Поможешь ему?

— Думаю, у меня нет выбора. Он когда-то спас мне жизнь.

— Что же ему от тебя нужно?

— Он хочет видеть меня… прямо сейчас.

— Сейчас? — Темные брови Касса удивленно приподнялись. — Ему бы следовало знать, что сейчас не самое подходящее время года, чтобы срываться с места и куда-то ехать.

— Он это знает. Поэтому я и уверен, что его дело не терпит отлагательства. Этот человек очень горд и не стал бы просить меня о помощи, если бы не оказался в отчаянном положении.