Список на ликвидацию - Лорел Гамильтон

Я села в кровати у стены.

— Это только мне слегка неловко сейчас?

— Только, — ответил он и сел на кровать. Потом вдруг улыбнулся мне во весь рот улыбкой молодого парня, которого жизнь еще не сделала холодным и жестким. — Знаешь, может, ты и суккуб, и живой вампир, но в чем-то ты всегда останешься девушкой из маленького городка, которая все думает, а прилично ли она поступает.

Я посмотрела на него хмуро:

— Мне обидеться?

— Нет. Тебе придает обаяния как раз то, что сколько бы ни было в твоей жизни мужчин, тебе это как-то неловко.

— Так что тут обаятельного? — сильнее нахмурилась я.

— Даже не знаю, но очень это твое.

— А твое, — мрачно спросила я, — напускать побольше загадочности и неопределенности?

Его широкая улыбка стала более для него обычной. Более холодной. А мне в голову пришла мысль.

— А что бы ты стал делать, если бы я сказала, что мне нужно утолять ardeur после пробуждения?

Он лег, натянул на себя одеяло. Я тоже уже укрылась. Повернувшись, он посмотрел на меня — свет еще горел.

— Разобрались бы.

— В смысле?

— В смысле, что решили бы проблему.

— Эдуард…

— Оставь тему, Анита, — сказал он, протянул руку и выключил свет.

Как он был одним из очень немногих в этом мире, на чью поддержу я рассчитываю, так был он и из тех немногих, кого я слушаюсь, когда мне говорят оставить тему. Он прав: решили бы, как и любую другую проблему.

Я вытянулась в темноте, он тоже.

— Эдуард! — окликнула я его.

— М-м?

— Ты на спине спишь или на боку?

— На спине.

— А я на боку. Так что ложечки изображать не будем, пожалуй.

— Чего?

Я засмеялась и повернулась набок.

— Спокойной ночи, Эдуард.

— Спокойной ночи, Анита.

И мы заснули.

Глава 7

Я проснулась от мелодии в стиле «кантри», уронила руку кому-то поперек живота. Этот кто-то был в футболке, а никто из тех, с кем я сплю, одетым не ложился. Кто-то пошевелился, сел в кровати и сказал:

— Ага, доброе утро.

Услышав голос, я узнала Эдуарда, и тут же вернулись воспоминания о прошедшей ночи. Не поднимаясь, я спросила:

— Кто там? Еще одно убийство?

— Это Донна, — ответил он.

От этих слов я подняла голову и заморгала. А еще убрала руку и чуть отодвинулась, чтобы не соприкасаться — будто его невеста могла нас не только слышать, но и видеть.

— Это Анита, — сказал он.

Вдруг голос Донны зазвучал так, что даже я его слышала:

— Чего это вдруг она возле тебя просыпается?

— Здесь только одна кровать.

Я зарылась лицом в подушку. Не такой ответ надо было давать, не такой.

— Погоди, — сказал он, телефоном сфотографировал сетку и матрас возле окна. — Посылаю тебе картинку, посмотри, что с другой кроватью сталось.

— Ну-ну, хочу видеть, — донесся ее все еще рассерженный голос.

Эдуард спокойно слушал ее сердитое сопение. Через несколько минут она спросила:

— Чего это кровать прислонена к окну?

— Чтобы если вампиры и оборотни, за которыми мы охотимся, попытаются вломиться, кровать их задержала на время, и мы успели бы начать стрельбу.

— Что случилось?

Голос Донны звучал уже спокойнее.

— Этой ночью было нападение на Аниту и еще одного маршала, женщину. Эта женщина в больнице. Я не мог доверить охрану Аниты никому, кроме себя.

— Это правда, никто лучше тебя не справился бы.

Голос ее снова успокоился, стал тише, и я уже не слышала ее реплик.

Эдуард протянул мне телефон со словами:

— Донна хочет говорить с тобой.

Я отчаянно замотала головой.

Эдуард посмотрел на меня тяжелым взглядом, и я поняла, что спор не выиграю. Осторожно взяв трубку, я попыталась говорить жизнерадостным или хотя бы не нервным тоном.

— Привет, Донна.

— Как ты?

— Нормально.

— А та женщина, маршал? Она серьезно ранена?

— Жить будет. И даже без последствий, только надо дождаться анализа, не заразилась ли она ликантропией.

— Это был оборотень?

В ее голосе послышался страх.

Я себя выругала за неосторожность. Первый муж Донны был убит вервольфом у нее на глазах. Питер, которому было всего восемь, подобрал оружие отца и убил оборотня, спас мать и сестренку. Сейчас Питеру семнадцать, и во многих отношениях он кажется больше сыном Эдуарда, чем Донны.

— Да, он, но все в порядке. Ну то есть раненая есть, но она в нашей работе новичок, и…

— Насколько новичок?

— Первая настоящая охота.

— Очень сочувствую.

— Я тоже.

— Береги там Эдуарда для детей и для меня.

— Знаешь сама, что буду.

— Я знаю, ты проследишь, чтобы он вернулся домой целым и невредимым. А он — чтобы ты. На это я могла ответить только, что так и будет. Она после этого захотела снова говорить с Эдуардом, и я отдала ему трубку. И сама ушла в ванную заняться утренними процедурами, а им дать возможность поговорить наедине. Давно ли это они с Донной разговаривают каждое утро? Ладно, не мое это дело.

Когда я вышла, Эдуард уже закончил разговор. Он посмотрел на меня, я на него.

— Вышло куда лучше, чем я думала, — сказала я.

— Донна тебе доверяет.

— Доверяет в том смысле, что я тебе сберегу жизнь. А в смысле с тобой — не доверяет.

— В этом смысле она не доверяет ни одной женщине. Несколько ревнива.

Я нахмурилась:

— Наверное, ты даешь ей причину?

— Нет, ревнивым причины не нужны. Это такое у них свойство.

— Я бы не смогла так жить, — сказала я.

Он мне улыбнулся:

— Ты полигамная, а это означает не одну любовь, а несколько.

— Почему-то никогда себя так не называла.

Он глянул на меня:

— Живешь с несколькими мужчинами, спишь с еще большим количеством, и все об этом знают. Приставка «поли» здесь более чем оправдана, Анита.

Я хотела поспорить, но трудно было бы, и я пожала плечами:

— Ну, пусть так.

— Среди твоих мужчин нет ревнивых, иначе бы они не могли так.

Я засмеялась:

— Ну, не думай, что там нет ревности. Имеется. Самое трудное в жизни с таким количеством любовей — разбираться с эмоциями. Поверь мне, у нас тоже у каждого свои тараканы.

Он смотрел на меня изучающим взглядом.

— Чего ты? — спросила я.

— Мне казалось, что в таких отношениях, как у вас, сомнений и ревности быть не может.

— Никто не избавлен от сомнений полностью, Эдуард.

— Даже твой мастер города?

— Да, даже Жан-Клод.

Он задумался, потом встал и снял с себя рубашку.

— Ты переодеваешься? — спросила я.

— Да.

— Ты пойдешь в ванную или я?

— Зачем? — спросил он, недоуменно сдвинув брови.

— Мне неловко, когда ты переодеваешься у меня на глазах.

Он хмыкнул. Кажется, он такого не ожидал.

— Ты живешь с оборотнями. Они все время голые расхаживают.

— Видеть голыми моих друзей и любовников — нормально, а вот тебя — нет.

— Почему? — снова спросил он, хмуря брови.

— Если у меня с кем-то есть секс, пусть себе ходит голым, а если такого варианта нет — то нет. Он удивленно хихикнул:

— Все еще чопорная, и всегда будешь такая.

— А тебе было бы нормально передо мной раздеться?

— Ну да, а что?

Я вздохнула:

— Ладно, я чопорная. Ты переодевайся, а я пойду в ванную.

— Нет, я там переоденусь.

Все еще улыбаясь, он собрал свою одежду.

— Рада, что смогла тебя развеселить после менее чем двух часов сна, — сказала я, сложив руки на груди в его просторной футболке.

— Наверное, ты права, — сказал он, проходя мимо меня. — У каждого свои тараканы.

На это я просто не знала, что сказать, так что и пытаться не стала.

Он пошел в ванную переодеваться, а я сообразила, что вся моя одежда в том номере. Хорошо бы, криминалисты пустили меня туда, а иначе придется посылать Эдуарда покупать мне одежду. Талантов у него много, но ручаться готова: умения покупать женские шмотки в этом списке нет.

Глава 8

Хорошая новость — криминалисты освободили мой номер в достаточной степени, чтобы можно было взять оружие и одежду. Плохая новость — те, кому ведать надлежит, освободившийся ордер Карлтон передали новому маршалу примерно с таким же опытом работы. Будто для смеха, даже фамилия у него была Ньюмэн[4]. Очень уж мрачно судьба стала шутить — на мой вкус.

Как ни грустно, главным в поле оставался все тот же Рейборн. Я как-то не сильно верила, что он ко мне прислушается, но когда дело обернется плохо, что неминуемо, пусть в бумагах будет зафиксировано, что я возражала.

— Ничего лично не имею против Ньюмэна, но он именно таков, как говорит его фамилия — новичок. После сегодняшних событий я просто боюсь брать на охоту свежее мясо, а уж поручать ему командование — это опасно и для него, и для всех остальных.

Рейборн оперся плечом на дерево, растущее на краю парковки. Руки он сложил на груди, рубашка выпятилась, указывая на предположительное наличие животика, на который сейчас опирались сложенные руки. Не очень лестный для него вид. Впрочем, может, я предубеждена.