Ваал - Роберт Маккаммон

Мэри Кейт начала бояться Джо. Настало лето, жара накинулась на них, как беспощадный зверь, и Джо все чаще и все легче выходил из себя. Глаза у Джеффри потемнели и превратились в черные, блестящие хитрые щелочки, а волосы росли прямые и черные. Нос удлинился. Мэри Кейт с внезапной тревогой увидела, что подбородок у сына будет с ямочкой. Ей было хорошо известно, что ни у них в роду, ни в роду у Джо таких подбородков не было. Она водила пальцем по краям намечающейся ложбинки, слушая далекий вой сирены, летевший над городскими крышами. Джо тоже заметил ямку. Когда он откупоривал бутылку пива и принимался разглядывать Джеффри, игравшего на полу, у Мэри Кейт возникала твердая уверенность в том, что Джо непременно пнул бы малыша в лицо, если бы мог.

Однажды вечером на исходе лета, когда Джеффри играл с кубиками, разбросанными по ковру, она уселась на пол перед ним и стала изучать его лицо. Джеффри строил башню, а узкие, темные, почти черные глаза равнодушно следили за матерью, словно поддразнивали: ну-ну, смотри-смотри. Тонкие пальчики двигались не по-младенчески неловко, а по-взрослому уверенно.

— Джеффри, — шепнула Мэри.

Ребенок оторвался от кубиков и медленно поднял голову.

Мэри Кейт невольно потупилась. Под пристальным взглядом черных глаз сына у нее перехватило дыхание и закружилась голова, словно она глотнула спиртного. Они были неподвижные, будто нарисованные.

Мэри Кейт протянула руку, чтобы пригладить его спутанные черные волосы.

— Мой Джеффри.

Джеффри размахнулся и развалил башню из кубиков. Они разлетелись по всей комнате, и один ударил Мэри по губам. Она испуганно вскрикнула.

Джеффри подался вперед, его глаза расширились от восторга, и Мэри Кейт пробрала дрожь. Она взяла сына за руку и шлепнула, приговаривая: «Бяка! Бяка!» — но Джеффри не обратил на это никакого внимания. Он коснулся свободной рукой губ матери. На пальцах осталась капелька крови.

Испуганная и зачарованная черным немигающим взглядом ребенка, Мэри Кейт смотрела, как он подносит пальцы ко рту, как высовывает язык и слизывает алую каплю, как глаза его коротко вспыхивают, точно далекий маяк в ночи. Очнувшись, она сказала: «Бяка, нельзя!» — и хотела опять шлепнуть сынишку по руке, но он повернулся к ней спиной и принялся собирать кубики.

Пришла осень, за ней зима. За стенами дни напролет противно свистел ветер. В сточных канавах шуршали листья. Крышки помойных баков покрылись снегом и льдом. Этой угрюмой, унылой зимой Мэри Кейт все больше отдалялась от Джо. Он словно бы сдался; теперь он совсем не пытался общаться с ней. Он давным-давно забыл, что когда-то она делила с ним ложе, и Мэри Кейт понимала, что рано или поздно, отправившись однажды вечером на очередную «прогулку», Джо не вернется домой. Он и сейчас уже порой пропадал на сутки, а когда она, вынужденная выгораживать блудного мужа перед диспетчером, обрушивалась на него, попросту поворачивался на каблуках и вновь исчезал за дверью. Наконец он возвращался — грязный, небритый, провонявший пивом и потом — и спотыкаясь вваливался в дом, бормоча что-то в адрес ребенка. «Дурак, — говорила она. — Жалкий дурень».

И вот однажды вечером, меньше чем за неделю до первого дня рождения Джеффри, Мэри Кейт оставила мальчика с Джо и спустилась за чем-то в магазин, а вернувшись, увидела, что муж невозмутимо раздевает малыша над ванной с кипятком. Мальчик цеплялся ручонками за отцовские плечи, глаза-щелочки хитро поблескивали. На небритом лице Джо краснели царапины. На желтом кафельном полу блестела разбитая бутылка.

Мэри выронила кошелку. Зазвенело стекло.

— Ты что же это делаешь, а?! — крикнула она, когда Джо поднял вырывающегося ребенка над ванной. Он оглянулся, глаза были мутные, испуганные. Мэри выхватила у него Джеффри и крепко прижала к груди.

— Боже мой, — взвизгнула она, и ее голос отразился от кафельных стен. — Ты сошел с ума! О Господи!

Джо присел на край ванны и ссутулился. Казалось, от его лица отхлынула вся кровь, только под глазами лежали серые тени.

— Еще бы минуту, — сказал он каким-то отрешенным, мертвым голосом. — Задержись ты еще на минуту… Всего на одну…

— Боже мой!

— Всего на минуту, — повторил он, — и все закончилось бы.

Она закричала:

— Ты сумасшедший! Боже мой! О Господи Иисусе!

— Да, — проговорил он. — Ты взываешь к Господу. Взываешь к Господу. Но уже поздно. О Господи, поздно! Посмотри на меня. Посмотри на меня, я сказал! Я умираю… клетка за клеткой… умираю, и тебе это известно, — Джо огляделся и заметил на полу осколки. — О нет, — всхлипнул он. — Моя последняя бутылка.

Он поднялся и двинулся к Мэри Кейт. Она попятилась с ребенком на руках. Джо хватился за косяк и встал в дверях ванной, свесив голову и открыв рот, словно собираясь стошнить.

— Мне снятся хорошие сны, Мэри Кейт. Ах, какие сны! Знаешь, что мне снится? Хочешь, расскажу? Мне снятся лица, они летают вокруг меня и выкрикивают мое имя. Тысячу, десять тысяч раз за ночь они будят меня. А еще мне снится ребенок, который выцарапывает мне глаза, и я слепну. О Боже, мне нужно выпить.

— Ты сошел с ума, — с трудом выговорила Мэри Кейт немеющим языком.

— Мне казалось, что если я уйду отсюда, если буду спать где— нибудь в другом месте — в метро, в кино или даже в церкви — это поможет. Но нет. А знаешь, что еще мне снится, Мэри Кейт? Моя милая Мэри Кейт… Хочешь знать? Мне снится, как ты, моя милая женушка, стоя на коленях, сосешь член мужчины с лицом ребенка. Ребенка, который сидит сейчас у тебя на руках!!

Мэри Кейт сдержала крик и увидела, что Джо лихорадочно обшаривает взглядом длинные тени, сгустившиеся в комнате.

— Это не мой ребенок, Мэри Кейт, — проговорил он. — Теперь я уверен в этом. А ты знала это с самого начала. Неважно, кто это сделает. Неважно как. Но этот ребенок должен умереть. Мы можем спрятать тело где-нибудь в городе, в помойке, или бросить в реку.

Он не сводил с нее умоляющих глаз, и она вдруг увидела его сквозь набежавшие слезы.

— О, Господи, Джо, тебе нужна помощь. Тебе надо помочь.

— Никто мне не поможет. — Джо, пошатываясь, добрел до окна и прислонился лбом к тотчас запотевшему стеклу, хватаясь за покрытые трещинами стены, и закрыл глаза.

— О Господи.

Джеффри у нее на руках зашевелился.

— Я люблю тебя, люблю, люблю, — неслышно зашептала Мэри Кейт на ухо ребенку. — Он сумасшедший. Этот человек сошел с ума и хочет убить тебя. Господи…

Руки ребенка протянулись к ее лицу. Джеффри крепко прижался к ней в поисках тепла. Мэри Кейт посмотрела на него и встретила странный жаркий взгляд.