Следы на мне (сборник) - Евгений Гришковец

— Сосед, постой-ка, — сказал он мне, когда увидел, что я спешу войти в дверь первым и избежать встречи. Я остановился и весь напрягся, готовясь к угрозам. За день до этой встречи группа жильцов нашего дома и я ходили в районное управление милиции жаловаться на нашего соседа. — Погоди. Давай, я тебе кое-что поясню, — сказал участковый и выбросил окурок на землю. — Заканчивай ты писать эти жалобы и бегать к моему начальству. Толку нету никакого, — говорил он спокойно, без угроз и злобы. — Дальше этого участка меня уже не опустят и не уволят меня, хоть всем домом к ним придёте на меня стучать. Они знают, что мне по хую, уволят меня или нет. И квартиру эту если заберут у меня, мне по хуй. А когда они знают, что мне это всё по хуй, им меня увольнять не интересно. Ну, вызвал меня сегодня полковник, ну, вынесли мне порицание, ну и чё? Бесполезно, сосед! Бес-по-лез-но. Так что просто расслабься и терпи. Я скоро в отпуск поеду в санаторий, отдохнёте три недели. А потом молитесь, чтобы меня уволили или чтобы я сам сдох. Только суету эту свою, возню эту заканчивай. Я все твои жалобы читал. Всё грамотно и всё правда. Только мне по хуй, понял, брат. Нервы свои побереги. Такой мой тебе совет, — сказал он очень спокойно, как всегда без эмоций, глядя мне прямо в глаза.

Так всё и продолжалось. А у нас родилась дочь. Мы каждый вечер и начало ночи с содроганием ждали прихода членов клубы и начала очередного заседания. Привыкнуть, примириться и успокоиться было невозможно. Иногда нервы не выдерживали и я порывался к ним подняться и… не знаю, что сделать! Но Лена удерживала меня. Пару раз Лена теряла самообладание и в слезах бросалась к двери., чтобы… А что, чтобы? Тогда удерживал её я.

Но вдруг, над нами воцарилась тишина… Участковый исчез. Это был явно не отпуск, в отпуск он ездил не так давно. Через неделю тишины, его отсутствие стало предметом обсуждения в нашем подъезде. И вскоре кто-то узнал, что его отправили вместе с группой кемеровских милиционеров на Северный Кавказ. Сказали, что, мол, он очень хотел, писал рапорты, вот его и отправили.

Я очень и очень старался не желать ему смерти и вообще ничего плохого. Я ругал себя, если похожие на такие пожелания мысли заползали мне в голову. Но я очень сильно хотел и даже мечтал, чтобы он не вернулся в квартиру над нами. «Пусть возвращается живой и невредимый. И дай Бог ему всех благ! Но только пусть не возвращается в наш дом!» — думал я.

Он вернулся через два месяца. Отметил возвращение так, что нам мало не показалось, и я-таки пожелал ему смерти, причём, лютой и страшной. Но вскоре у него появилась женщина, которая осталась с ним. И воцарилась тишина. Участковый даже стал выходить курить в подъезд. А ещё вскоре наш сосед Коля сказал, что он помог участковому довезти из магазина домой кухонную мебель.

Конечно, иногда наверху случались пьянки, которые заканчивались звуками обычной семейной ругани. Но это было так житейски и так мило, по сравнению с тем адом, который царил до появления женщины в квартире над нами. Я видел её не раз. Маленькая такая блондиночка, с острым лицом, бледненькая такая… Дай ей Бог здоровья!

Сосед, который жил под нами, Володя, заехал в дом чуть раньше нас. Когда мы привезли свои вещи и мебель, а у нас тогда было всего не много, и стали таскать всё, что привезли наверх (помню, что лифт в тот день не работал). Володя радостно выскочил из своей квартиры, когда мы с моим приятелем тащили диван.

— Куда тащите, мужики, — сразу спросил он, — на девятый?

— На девятый, — кряхтя, ответил я.

— В квартиру надо мной?

— Ага.

— О! Сосед! Сейчас накину на себя что-нибудь и помогу, — весело крикнул он и скрылся за дверью своей квартиры.

— Да мы спра… — хотел остановить его я, но не успел. Через пять минут Володя тащил два наших стула наверх, уже успев познакомиться с Леной и парой моих приятелей, которые медленно, с остановками корячились с холодильником. Потом он познакомился со мной.

— Женя, — сказал я.

— Женёк?! — переспросил он весело. — Володя! — объявил он и пожал мне руку очень крепко. — А Ленка, жена у тебя, ничего — он при этом подмигнул и поскакал вниз по лестнице за очередным предметом.

Володе было за сорок и хорошо за сорок. Роста он был очень маленького, думаю, 160–162, не больше. Зато усы у него были большие, ухоженные, чёрные, идущие от носа вдоль верхней губы и опускающиеся ниже рта до подбородка. Такие усы любят водители-дальнобойщики и ресторанные певцы. Но Володя не был ни тем, ни другим. Волосы у него были тоже чёрные и зачёсывал их он наверх. Весь он был коренастый, крепкий, с румянцем на щеках. Тёмные его глаза блестели, а чёрные ресницы загибались к чёрным бровям. У меня возникало подозрение, что волосы, усы и брови он подкрашивает.

Володя весело и подвижно вёл себя дома и когда заходил к нам. По улице же он ходил очень солидно и медленно. Он работал в организации, которая называлась «Водоканал». Работал каким-то техническим мелким специалистом, но выглядел, когда шёл на работу, как главный инженер, и когда возвращался с работы и был не пьян, тоже смотрелся солидно.

Зимой он ходил в пальто с очень широкими плечами, на шее у него всегда был белоснежный шарф, на голове высокая, как папаха, шапка. Осенью и весной он носил очень объемную куртку, которая на нём смотрелась, как пузырь, или длинный белый плащ, если не было слякотно и грязно. Брюки его всегда были тщательно отутюжены. Обувь Володя носил только на высоком каблуке. Весной и осенью от головных уборов он отказывался, а белый шарф заменял на белое кашне. Летом его часто можно было увидеть в чистеньких джинсах, в светлой рубашке с коротким рукавом, заправленной в джинсы, и при галстуке. В особо жаркие дни ко всему этому могла добавиться кепка-бейсболка синего цвета с надписью «Montana» и орлом. Дома Володя ходил в халате бордового цвета с отливом и опоясанный поясом с кистями. В таком виде он мог зайти к соседям или, если выпивал, а выпивал он частенько, мог отправиться в близлежащий магазинчик. Шёл он при этом, расправив плечи и заложив руки в карманы халата, но не полностью, а только по пальцы. Во всей другой одежде он никогда не ходил руки в брюки. Он ходил немного разведя руки в стороны, как будто мощная мускулатура не давала рукам опуститься и повиснуть вдоль тела.

Когда мы занесли все наши вещи в квартиру и думали, как и куда поставить, хотя бы в общих чертах, Володя топтался в прихожей, покашливал и чего-то явно ждал.

— Жека! — вдруг сказал он. — И что? Так и будем стоять, будто ничего не случилось?

— А что случилось? — удивился я.

— Как что? — вытаращил он на меня свои блестящие глаза, — ты шутишь? Ты чё, как маленький! — он сделал паузу. — Так, понятно! Объясняю! Ты въехал в новую квартиру, так?!

— Так, — ответил я, ещё не понимая, к чему он клонит.

— Это событие? — спросил он и подождал, пока я кивну. — Это не событие, это праздник! Ещё, здесь твои друзья, которые тебе помогали. Это для тебя тоже пустой звук, что ли? А ещё мы только что познакомились и нам долго вместе жить в этом…

— А-а-а! Понятно! — догадался я. — Леночка, придумай чего-нибудь, а я сбегаю…

— Куда ты тут побежишь, — перебил меня Володя, — и чё у тебя Ленка может придумать, когда вы только заехали? Погоди, сейчас сбегаю я.

Он именно что сбегал. При нашем знакомстве он был одет в старые чистенькие джинсы, очень обтягивающие его толстые ножки, и белую маечку, очень обтягивающую его упругий торс. На майке было написано «Биатлон».

Володя вернулся с хлебом, куском колбасы, банкой огурцов, миской квашенной капусты и бутылкой водки.

Если бы я знал тогда, что каждую неделю, обычно в четверг, он будет заходить ко мне с бутылочкой или звать к себе, а чувство благодарности и какого-то долга за его помощь и угощение не дадут мне возможности сказать ему, что я занят, я бы отказался тогда от его содействия и щедрости.

А тогда мы выпили с ним, закусили. Лена нашла какую-то посуду. Мы пили стоя, разложив закуску на двух сдвинутых табуретках. Стол был разобран, а собирать его не было времени. Володя ждать не мог. Водку выпили быстро, моментально, можно сказать. Нас было четверо: Володя, два моих приятеля (третий приятель и Лена отказались выпивать) и я. Водка иссякла. И как только Володя стал рассуждать вслух о том, что нужно бы купить ещё. В общем, как только Володя стал рассуждать о продолжении, явилась Людмила, его жена, и увела безропотного Володю домой.

Людмила, как звали её мы, или Люся, как звал её Володя, была крупная дама, младше Володи лет на десять и сантиметров на пятнадцать выше. У неё был очень большой бюст и почти всегда очень высокая причёска. На её пальцах было много золотых колец разной формы, а на ногтях ярко-красный лак.

Каждый раз, когда Володя приходил ко мне с бутылочкой, он рассказывал мне истории своей жизни. Все эти истории заканчивались монологом о том, как он встретил Люсю, как долго её добивался, как он её любит, как они страдают оттого, что у них нет, и не может быть детей, и какая Люся хорошая хозяйка. Истории жизни были разные, а монолог о Люсе почти всегда одинаковый. Правда, в него добавлялись подробности о том, как много мужиков пытались добиться Люсиного расположения, но он у всех её увёл. В другой раз он мог поведать о том, как много мужиков сейчас за ней волочиться, а её директор просто её преследует и готов оставить семью и бросить всё к её ногам, но Люся любит только его, Володю. Если Володя приходил уже выпивший, то он успевал в монологе о Люсе дойти до того, как он её уважает, носит на руках и пылинки с неё сдувает, хотя очень много женщин помоложе так и жаждут володиных ласк. Если монолог доходил до этой темы, Володя пускал слезу и выпивал, не закусывая. Но в любом случае, в какой-то момент являлась сама Люся и уводила Володю, испепеляя меня гневным взглядом, как собутыльника и совратителя.