Загадка ловких мошенников - Антон Иванов

Вернувшись в Москву, бывший десантник Андрей Пирогов твердо решил: он должен учить детей. И не чему-нибудь, а истории. Поэтому, окончив педагогический институт, он пришел работать в школу номер две тысячи один, где сам учился. А четыре года назад стал классным руководителем пятого «В», который теперь превратился в девятый «В».

Словом, консультацию любимого учителя никто пропускать не хотел. Вот почему, встретившись возле дома Олега, пятеро юных детективов поспешили в школу.

— Что-то Пашкова не видно, — входя в краснокирпичное здание родной две тысячи первой, отметила Таня. — Он ведь тоже возле ворот хотел с нами встретиться.

— У Пашкова семь пятниц на неделе, — ответил Темыч.

— Наверное, опять что-нибудь с бабушкой сотворили, — фыркнула Катя.

— А какой-нибудь четкий расчет провалился, — тихим голосом подхватила Таня.

— И несчастную старушку увезли в больницу! — заржал Женька.

— Шуточки у вас, — осудил друзей Тема.

— Это не у нас, а у Пашкова, — не полезла за еловом в карман Катя.

Но в данном случае она ошиблась. Как раз когда Компания с Большой Спасской входила в школу, Лешка Пашков тщетно пытался выйти из собственной квартиры. Ибо на этот раз отличились не они с Сашком, а именно бабушка. Пока братья спали, она куда-то ушла, машинально заперев дверь на три оборота. Теперь выйти из квартиры до возвращения бабушки не было никакой возможности.

Этот хитрый замок знаменитый нейрохирург Пашков-старший приобрел во время одной из заграничных командировок, когда Лешка и Сашок даже еще не пошли в школу. Братья отличались крайней общительностью. Стоило хоть на пять минут оставить их одних дома, как они или просто выбегали на лестницу, или впускали в квартиру кого угодно. После того как вернувшаяся из магазина бабушка обнаружила у себя дома большой цыганский табор, который с комфортом расположился во всех трех комнатах и даже на кухне и в ванной, где развернулась

большая стирка с использованием редких тогда для России моющих средств, привезенных все тем же Пашковым-старшим из Австрии, бабушка заявила, что надо принимать меры.

Братья были строго наказаны. Два дня они входную дверь не открывали. Даже собственной маме, которая, забыв дома ключи, вернулась раньше обычного. На третий день бабушка, придя из парикмахерской, повстречала у себя на кухне господина неопределенного возраста. Уничтожая огромный бутерброд, намазанный толстым слоем черной икры, которая была припасена ко дню рождения Пашкова-старшего, «гость» резался с Лешкой и Сашком в домино, сопровождая каждый свой ход весьма выразительной, но крайне ненормативной лексикой.

Разумеется, бабушка немедленно выгнала господина. Братья были возмущены. Но на бабушку это не подействовало. Вечером состоялся семейный совет. А неделей позже Пашков-старший привез из командировки хитрый замок. Когда его запирали на три оборота, открыть дверь изнутри не представлялось возможным.

Правда, последние несколько лет третьим оборотом никто не пользовался. И вот бабушка, по всей видимости, случайно, заперла дверь, как прежде.

— Мне же на консультацию надо! — взвыл Лешка.

Дело, конечно, было не только в этом. После консультации они договорились собраться у Олега, чтобы окончательно выработать план расследования.

— Здравствуйте! — обрадовался Пашков. — Вы живы?

Старичок сперва замер на месте. Затем с воплями;

«Грабят,! Убивают!» — выскочил из квартиры.

— Куда ее, интересно, унесло? — метался по квартире Лешка.

— Она вроде к Людмиле Марковне собиралась, — вспомнил Сашок.

— Тогда полный облом! — схватился за голову Лешка.

Людмила Марковна была бабушкиной институтской подругой. Жила она далеко, и к тому же в ее квартире не было телефона. Поэтому когда бабушке удавалось к ней выбраться, старые подруги болтали до позднего вечера.

Разбирать хитрый замок братья не рискнули. Сашок, правда, советовал. Но Лешка сказал, что у него потом не останется времени, чтобы собрать «эту штуку» снова. А открытой дверь оставлять нельзя. Подумав, старший брат избрал другой способ.

— Пойду через соседей.

У Пашковых был один общий балкон с соседями. Границей служила тоненькая перегородка. Преодолеть ее Лешке ничего не стоило. Поэтому, сказав Сашку, что сейчас его выпустит, Лешка в мгновение ока перемахнул к соседям.

Балконная дверь у них была открыта. Лешка прислушался. Из глубины квартиры доносились какие-то странные звуки.

— Ну, как там у тебя? — послышался из-за перегородки голос Сашка.

— Заткнись! — велел ему Лешка.

Из квартиры донеслись стоны. Лешка вздрогнул.

— Ты чего? — вновь подал голос неугомонный Сашок.

— Кажется, соседу плохо, — прошептал Лешка.

— Тогда я с тобой, — немедленно вызвался Сашок.

— Сиди на месте, — показал ему из-за перегородки кулак старший брат. — Может, тебе еще в «Скорую помощь* придется звонить.

Стоны не прекращались. Лешка поежился. Б соседней квартире жил одинокий старичок. Правда, вообще-то он был еще достаточно крепким, но всякое случается…

Лешка на цыпочках проник в квартиру и оказался на кухне. Тут стоны слышались еще громче. Затем они резко оборвались. Лешка услышал приближающиеся шаги. Не успел он еще что-либо сообразить, как на пороге возник тот самый старичок.

— Здравствуйте! — обрадовался Пашков. — Вы живы?

Старичок сперва замер на месте. Затем с воплями: «Грабят! Убивают!» — выскочил из квартиры.

— Во бегает! — восхищенно пробормотал Пашков.

Он направился следом за старичком к входной двери, однако, дойдя до нее, вынужден был изменить планы. С лестницы доносились голоса соседей.

— Я уже вызвала! — кричала соседка слева. — Сейчас прибудут.

— Нечего дожидаться, — гудел сосед, живший справа от Пашкова. — Сейчас ружье заряжу, и пойдем сами его брать!

«Какое ружье? — пронеслось в голове у Лешки. — Не было у него раньше ружья. А вдруг появилось?» Тут до мальчика окончательно дошло, что ситуация складывается крайне неблагоприятная. Старичок его не узнал. Видно, ему почудилось, что в квартиру залезли воры. А если даже и узнал, то это, может быть, еще хуже. Каждый из соседей имеет на него, Лешку, и на Сашка какой-нибудь зуб. А потому не упустят возможности сдать их в милицию. А пока там разберутся, целый день пройдет.

К двери уже подходили. Лешка заметался по передней. Заметив встроенный шкаф, мальчик юркнул туда и затворил за собою створку. Мгновение спустя в квартиру ворвался народ.

— Сейчас мы его, Капитоныч, — гудел сосед справа.

Лешка сквозь щелку увидел, что никакого ружья у него нет. Сосед бурно размахивал лыжной палкой. Ситуация, однако, от этого лучше не становилась. Не сидеть же всю жизнь в этом шкафу. Тем более что дедок по старинке щедро пользовался нафталином. И Лешка понял, что скоро задохнется.

— Он там был, на кухне, — руководил старичок самодеятельной поисковой группой.

— Как же, Капитоныч, он к тебе попал? — спрашивала соседка слева. — Дверь-то вроде в порядке.

— У них теперь мода через балкон проникать, — прогудел сосед справа. — Или по веревке с крыши спускаются, либо на подъемнике их сообщники доставляют.

Голоса уже доносились с балкона. Лешка понял: сейчас у него единственный шанс выбраться целым и невредимым. И он пулей вылетел в раскрытую дверь.

Уже несясь по двору, Лешка услышал сверху тоскливый вопль:

— Ты куда? А я?

Лешка задрал голову С балкона свесился Сашок. На соседнем балконе стояла поисковая группа из добровольцев. Они бросали хищные взгляды на Лешку.

— После консультации вернусь и открою, — решил не испытывать судьбу старший брат и направился к школе…

Тем временем Компания с Большой Спасской зашла в вестибюль родной школы. И почти тут же столкнулась с Моей Длиной.

— Привет, мальчики-девочки, — встретила она пятерых друзей игривым взмахом руки. — Давайте-ка быстро на консультацию. А то Андрюша расстроится. Помните, он говорил, что ему надо перед экзаменом еще что-то нам объяснить.

Моей Длиной ребята называли пухлую блондинку Машу Школьникову. Она уже три года была по уши влюблена в Андрея Станиславовича. И старалась в те дни, когда есть история, одеваться особенно экстравагантно. Дошло до того, что однажды она появилась в ярко-красной юбке из какой-то блестящей синтетики. Впрочем, юбкой это можно было назвать лишь символически. Класс изумленно охнул. Нижняя часть Маши Школьниковой особым изяществом не отличалась.

— Ну ты, Машка, даешь! — вырвалось тогда у непосредственного Пашкова. — Все прямо наружу!

В отличие от остальных он искренне восхитился. Ибо с пятого класса неровно дышал к Школьниковой. И был убежден, что она «вылитая фотомодель». Машка, напротив, к нему относилась с пренебрежением. Для нее, кроме Андрея Станиславовича, мужчин не существовало.