Том 2. Стихотворения 1855-1866 - Николай Некрасов

Литературная травля, или раздраженный библиограф*

…О светские забавы!Пришлось вам поклониться,Литературной славыРешился я добиться.

Недолго думал думу,Достал два автографаИ вышел не без шумуНа путь библиографа.

Шекспировских творенийСоставил полный список,Без важных упущенийИ без больших описок.

Всего-то две ошибкиОткрыли журналисты,Как их умы ни гибки,Как перья ни речисты:

Какую-то «Заиру»Позднейшего поэтаЯ приписал Шекспиру,Да пропустил «Гамлета»,

Посыпались нападки.Я пробовал сначалаСвалить на опечатки,Но вышло толку мало.

Тогда я хвать брошюру!И тут остался с носом:На всю литературуСочли ее доносом!

Открыли перестрелку,В своих мансардах сидя,Попал я в переделку!Так заяц, пса увидя,

Потерянный метнетсяК тому, к другому краюИ разом попадетсяВо всю собачью стаю!..

Дней сто не прекращалиЖурнальной адской бани,И даже тех ругали,Кто мало сыпал брани!

Увы! в родную сферуС стыдом я возвратился;Испортил я карьеру,А славы не добился!..

1861

Разговор в журнальной конторе*

«Одна-то книжка — за две книжки?»

(Кричит подписчик сгоряча)

Приказчик

То были плоские коврижки,А эта — толще кирпича!В ней есть «Гармония в природе»И битва с Утиным в «Смеси»Читайте, сударь, на свободе!

Подписчик

(принимая книгу)

Merci, почтеннейший, merci!

(Уходит)

Так древле тощий «Москвитянин»По полугоду пропадал,И вдруг, огромен, пухл и странен,Как бомба, с неба упадал.Подписчик в радости великойБросался с жадностью на томПлохих стихов и прозы дикой,И сердце ликовало в нем,Он говорил: «Так ты не умер?Как долго был ты нездоров!»И принимал нежданный нумерОхотно за пять нумеров.

Примеч. конторщика.

(Между 6 и 21 января 1861)

Гимн «Времени…»*

Новому журналу, издаваемому М. Достоевским

Меж тем как Гарибальди дремлет,Колеблется пекинский трон,Гаэта реву пушек внемлет,Дает права Наполеон, —В стране затронутых вопросов,Не перешедших в сферу дел,Короче: там, где ЛомоносовКогда-то лирою гремел,Явленье нового журналаВнезапно потрясло умы:В ней слышны громы Ювенала,В нем не заметно духа тьмы.Отважен тон его суровый,Его программа широка…

Привет тебе, товарищ новый!Явил ты мудрость старика.Неси своей задачи бремяНе уставая и любя!Чтобы ни «Век», ни «Наше время»Не покраснели за тебя;Чтобы не сел тебе на плечиРедактор-дама «Русской речи»,Чтоб фельетон «Ведомостей»Не похвалил твоих статей!Как пароксизмы лихорадки,Терпи журнальные нападкиИ Воскобойникова лайБез раздражения внимай!

Блюди разумно дух журнала,Бумагу строго береги:Страшись «Суэцкого канала»И «Зундской пошлины» беги!С девонской, с силурийской почвыУченой дани не бери;Кричи таким твореньям: «Прочь вы!»Творцам их: «Черт вас побери!»А то как «О сухих туманах»Статейку тиснешь невзначай,Внезапно засвистит в карманах…Беда! Ложись — и умирай!Будь резким, но не будь бранчливым,За личной местью не гонись.Не называй «Свистка» трусливымИ сам безмерно не гордись!Припомни ямбы Хомякова,Что гордость — грешная черта,Припомни афоризм Пруткова,Что всё на свете — суета!Мы здесь живем не вечны годы,Здесь каждый шаг неверен наш,Погибнут царства и народы,Падет Штенбоковский пассаж,Со срамом Пинто удалитсяИ лекций больше не прочтет,Со треском небо развалитсяИ «Время» на косу падет!

(Между 8 и 21 января 1861)

На смерть Шевченко*

Не предавайтесь особой унылости:Случай предвиденный, чуть не желательный.Так погибает по божией милостиРусской земли человек замечательныйС давнего времени: молодость трудная,Полная страсти, надежд, увлечения,Смелые речи, борьба безрассудная,Вслед затем долгие дни заточения.Всё он изведал: тюрьму петербургскую,Справки, доносы, жандармов любезности,Всё — и раздольную степь Оренбургскую,И ее крепость. В нужде, в неизвестностиТам, оскорбляемый каждым невеждою,Жил он солдатом с солдатами жалкими,Мог умереть он, конечно, под палками,Может, и жил-то он этой надеждою.

Но, сократить не желая страдания,Поберегло его в годы изгнаниярусских людей провиденье игривое.Кончилось время его несчастливое,Всё, чего с юности ранней не видывал,Милое сердцу, ему улыбалося.Тут ему бог позавидовал:Жизнь оборвалася.

(27 февраля 1861)

Похороны*

Меж высоких хлебов затерялосяНебогатое наше село.Горе горькое по свету шлялосяИ на нас невзначай набрело.

Ой, беда приключилася страшная!Мы такой не знавали вовек:Как у нас — голова бесшабашная —Застрелился чужой человек!

Суд приехал… допросы… — тошнехонько!Догадались деньжонок собрать:Осмотрел его лекарь скорехонькоИ велел где-нибудь закопать.

И пришлось нам нежданно-негаданноХоронить молодого стрелка,Без церковного пенья, без ладана,Без всего, чем могила крепка…

Без попов!.. только солнышко знойное,Вместо ярого воску свечи,На лицо непробудно-спокойноеНе скупясь наводило лучи;

Да высокая рожь колыхалася,Да пестрели в долине цветы;Птичка божья на гроб опускаласяИ, чирикнув, летела в кусты.

Поглядим: что ребят набирается!Покрестились и подняли вой…Мать о сыне рекой разливается,Плачет муж по жене молодой, —

Как не плакать им? Диво велико ли?Своему-то они хороши!А по ком ребятишки захныкали,Тот, наверно, был доброй души!

Меж двумя хлебородными нивами,Где прошел неширокий долок,Под большими плакучими ивамиУспокоился бедный стрелок.

Что тебя доконало, сердешного?Ты за что свою душу сгубил?Ты захожий, ты роду нездешнего,Но ты нашу сторонку любил:

Только минут морозы упорныеИ весенних гостей налетит, —«Чу! — кричат наши детки проворные. —Прошлогодний охотник палит!»

Ты ласкал их, гостинцу им нашивал,Ты на спрос отвечать не скучал.У тебя порошку я попрашивал,И всегда ты нескупо давал.

Почивай же, дружок! Память вечная!Не жива ль твоя бедная мать?Или, может, зазноба сердечнаяБудет таять, дружка поджидать?

Мы дойдем, повестим твою милую:Может быть, и приедет любя,И поплачет она над могилою,И расскажем мы ей про тебя.

Почивай себе с миром, с любовию!Почивай! Бог тебе судия,Что обрызгал ты грешною кровиюНеповинные наши поля!

Кто дознает, какою кручиноюНадрывалося сердце твоеПеред вольной твоею кончиною,Перед тем, как спустил ты ружье?..

(…)

Меж двумя хлебородными нивами,Где прошел неширокий долок,Под большими плакучими ивамиУспокоился бедный стрелок.

Будут песни к нему хороводныеИз села по заре долетать,Будут нивы ему хлебородныеБезгреховные сны навевать…

(22–25 июня 1861)