Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

бесед с Жомини Чернышев сделал важные выводы: политическое решение о подготовке войны против России уже принято Наполеоном, что подтверждалось сведениями из двух авторитетных источников (секретный доклад французского министерства иностранных дел, полученный от Талейрана, анализы и прогноз Жомини), а война в Испании в ближайшее время завершится, и высвободившиеся войска будут использованы против России.

Получается, что Жомини делился с Чернышевым секретной информацией, дополняя ее своими комментариями и прогнозами.

И еще один важный вывод сделал Чернышев из бесед с Жомини: этот талантливый военный аналитик обязательно должен быть на службе России, тем более что сам Жомини сообщил своему новому другу, что собирается подать в отставку из-за неприязни к нему маршала Нея. Забегая вперед, скажем, что именно по представлению Чернышева в то время уже бригадный генерал Жомини в 1813 году был принят на русскую службу в чине генерал-лейтенанта. В дальнейшем он состоял в свите Александра I, был одним из основателей Николаевской академии Генерального штаба, участвовал в планировании операций в русско-турецкой войне 1828–1829 гг.

Он вел правильную осаду на одного генерала, швейцарца Жомини, большого знатока по отделу технических знаний, которого крайне неосторожно оскорбили целым рядом несправедливостей. Дело шло к тому, чтобы похитить его у Франции, привлечь на русскую службу и таким образом хитростью лишить императора одного из самых ученых специалистов.

Альбер ВАНДАЛЬ

«Разрыв франко-русского союза»

Придворный фат и дамский угодник

Первые донесения от Чернышева поступили уже в начале августа 1810 года, и, как ни удивительно, первым источником информации стал сам Наполеон. Свои плоды давали его долгие беседы с Чернышевым в неофициальной обстановке, когда император, ни о чем не подозревая, проговаривался о самых секретных вещах. Теплые отношения русского офицера с Наполеоном не были секретом для окружающих, и это придавало ему вес в свете и позволяло расширять круг полезных знакомств.

В сложившейся обстановке Александр Иванович полагал, что отличной маскировкой его тайной деятельности может быть репутация светского льва и дамского угодника.

В 1810 году он постоянно находился при дворе Наполеона, и образ легкомысленного повесы и прожигателя жизни стал прекрасной маской умного и расчетливого разведчика. Ему не только удалось «разговорить» самого Наполеона, но и, находясь беспрестанно в высшем парижском кругу, он был, как пишет в своих «Воспоминаниях» Ф.В. Булгарин, «покровительствуем всеми дамами двора и высшего общества, был, как говорится, в моде и умел пользоваться своим счастливым положением для исполнения поручений».

«Своим человеком» Чернышев стал у сестер Наполеона Каролины (королевы Неаполитанской) и Полины (принцессы Боргезе).

У Чернышева сложились дружеские отношения с маршалом Мюратом, женатым на сестре Наполеона Каролине. Во время пребывания Мюрата в Париже Чернышев неизменно получал от него приглашения на семейные обеды и вечера. В задушевных беседах Мюрат рассказывал Чернышеву немало такого, о чем русский разведчик, возвратясь к себе, немедленно составлял специальное донесение в Санкт-Петербург.

Что же касается Полины Боргезе, то в Париже даже ходили слухи о том, что у Чернышева был с ней роман. Так это или нет — утверждать невозможно, однако принцесса Полина точно была более чем неравнодушна к «донжуану» из России, а Чернышев, будучи рослым красавцем с густой вьющейся шевелюрой, неистощимым рассказчиком и острословом, прекрасным танцором и мастером утонченных комплиментов, умел соединять приятное с полезным и часто приобретал в дамских будуарах очень ценные сведения о будущем грозном противнике России.

Его любовным похождениям не было числа, и, если верить молве, одна из принцесс императорской фамилии, красавица Полина Боргезе, далеко не была равнодушна к его ухаживаниям. Обладая искусством разговаривать с женщинами, он умел заставлять их болтать и извлекал из их болтовни полезные сведения. Это было одним из главных его источников осведомления. Кроме того, он обладал замечательным чутьем и поразительно угадывал в свете и в высшей администрации людей с податливой совестью, у которых наша политическая неустойчивость извратила, а то и совсем уничтожила нравственное чувство — те элементы, которые сформировались из грязных отбросов революции и сумели выплыть на поверхность. Он вращался преимущественно среди них, затем посещал салоны иностранной колонии, куда сходилось порядочное число людей, служивших Франции или в силу необходимости, или из-за выгоды, но сердца которых не переменили родины. Члены дипломатического корпуса обходились с ним по-товарищески, и когда ему удавалось получить доступ в их рабочий кабинет, он с большим искусством «скашивал глаза» на лежавшие на столе бумаги и украдкой прочитывал некоторые отрывки из писем. Сверх того, во время его махинаций в парижском обществе, его нередко видели в компании молодых людей, только что выпущенных из военных школ в полки; он старался сойтись с нашими будущими офицерами, старался снискать их дружбу и, таким образом, иметь возможность следить за всеми частями армии. Одним словом, в Париже он сделался оком царя — оком бдительным, нескромным, с острым и пронизывающим взором. Помимо всего сказанного, это была правая рука русского государя, который пользовался им еще и для того, чтобы завязать более тесные отношения с людьми исключительного значения.