За пригоршню астрала - Игорь Чубаха

Место рядом с ними намерилась занять молодая пара. Самуил яростно замахал на них рукой, и здесь Максимыч оказался с ним солидарен. Тем более, что девчонка выдалась на редкость приятная глазу, и хотелось хоть как-то досадить ее кавалеру.

– Свободно?

– Занято! – отрубили трепаные мужики одновременно.

– Кхе-кхе. Вы неправильно меня поняли, – тщательно процедив каждое слово, пока несмелая молодая пара отступает, Самуил Яковлевич заерзал на жестком, чтоб клиенты не засиживались, стуле. Стал похож на растрепанного в драке воробья. – Конечно, заказ я выполнил. Договорился с известным, даже очень известным магом. Вы и сами его знаете: маг Петров. Только, как вам и самому ведомо, господин Петров (послал же Господь фамилию человеку) к настоящей магии имеет такое же отношение, как поц к Торе.

Максимыч тоже отметил, что Самуил сожалеет об упоминании уголовки. Значит, дополнительно стращать агента не следует. Лучше вообще умолчать, пусть помучается: правильно ли понят намек, или командир ИСАЯ сделал совершенно другие выводы. Максимыч в один глоток добил плещущуюся на дне картонного стаканчика колу.

– Если коротко, Самуил, то шиш ты у меня денег за такую информацию получишь. – Максимыч уже не смотрел на стукача. Шарил глазами по ослепленному зайчиками электрических лампочек залу. Кто из посетителей входит, кто уходит, кто пришел сюда сразу после Флюгера? Так, на всякий случай.

– Помилуйте, господин Храпунов, – закусил обиду своей губой гражданин Самуил Яковлевич Берладский, наткнулся на полное равнодушие во взоре Максимыча и заканючил: – Кхе-кхе. Хоть такси оплатите, мне к гостинице «Москва» в десять поспеть нужно. – Рука агента нашарила пучок зубочисток в приборе и отправила в карман.

– Если «поспеть», то не «в десять», а «к десяти». Выпендриваешься, а русского языка не знаешь. Ладно, пошли, подброшу на своей служебной, – поднялся с места Максимыч. Как-никак стукачей нужно холить и лелеять.

Самуил Яковлевич заторопился следом. И если само собой получалось, что Максимычу, несмотря на неказистый вид, встречные дорогу уступали, то гражданину Берладскому приходилось уворачиваться от столкновений. Следом за ними никто не бросился. По крайней мере сразу.

Снаружи вдоль по проспекту пронизывающе дул ветер. Под ногами плямкала слякоть. У станции метро «Василеостровская», как обычно, толпился народ, мечтающий протиснуться внутрь. Шеренгой стояли бабушки с сигаретами на продажу.

«Волга» Максимыча припарковалась из пресловутой конспирации в квартале от «Макдональдса». И уши мерзляка Самуила Яковлевича успели покраснеть.

– Позови меня с собой, – упрашивала голосом Апиной радиостанция «Балтика». А может, это была какая другая певица. Максимыч молча кивнул на приемник, и шофер Саша тут же вырубил звук.

– В офис, – скомандовал Максимыч, захлопнув дверцу.

– У вас тут не иначе как ладаном пахнет, – устраиваясь на заднем сиденье, заявил гражданин Берладский и довольно запрыгал на мягком, будто впервые очутился в легковой машине.

– А ты хотел, чтоб мацой?

Самуил Яковлевич обиженно заткнулся, что и требовалось. Пропустив не торопящийся трамвай, «Волга» развернулась и пошла отсчитывать линии Васильевского острова в обратном порядке. Нерадивые пешеходы то и дело перебегали дорогу.

– Самуил, – окликнул пассажира Максимыч, когда «Волга» свернула с проспекта, – я что-то не понимаю. Твой депутат белых или черных магов заказывал?

Агент Флюгер оживился:

– В том-то и дело, уважаемый господин Храпунов. В том-то и дело, что любых. Работа пустяшная. Чуть-чуть пошептать над рекламными роликами конкурентов. Обсакралить, так сказать, до обратного результата. – Флюгер попытался в зеркальце поймать интерес молчаливого шофера, приглашая в собеседники: дескать, во жизнь пошла, вот в каком дерьме приходится отискивать копейку на пропитание. Однако внимание шофера безучастно ускользнуло.

– И ты так-таки и не смог никого подписать?

– В том-то и дело, – кивнул гражданин Берладский.

Даже мысленно Максимыч не мог наречь его иначе как «гражданином». Выехали на набережную. Въехали на мост. От одного вида плещущейся вороненой невской воды холод пробирал до косточек. Два фонаря за мостом почему-то оказались не выключенными и светились фиолетово-молочными бельмами.

– Самуил, – после паузы, как бы между прочим, поинтересовался Максимыч, – а ты Силантию звонил?

– Звонил, уважаемый господин Храпунов, – тяжко вздохнул агент Флюгер, – и Силантию звонил. И Соломону звонил. И еще двадцати весьма почтенным господам звонил.

Опять помолчали. За спиной остались омываемый черно-синей волной стадион и новая станция метро.

– А слыхал, – вроде как меняя тему, кивнул Максимыч на проносящуюся по правую руку Петропавловскую крепость, – в Петропавловке свой домовой живет, Меншикова помнит.

Сначала Самуил подумал, что Максимыч обращается к шоферу, потом понял, что к нему, и заискивающе хихикнул:

– Кхе-кхе. Горазды вы, господин Храпунов, прошу прощения, байки травить. Подобные сказки вы своим внукам, дай Господь бог им здоровьица, рассказывайте.

Максимыч искренне засмеялся:

– Ну пошутил про домового, ладно. Ты скажи, почему отказал Силантий?

– Не было Силантия дома. Супруга доложила, что и не предвидится. Взял отпуск и на дачу уехал. И чтоб больше не беспокоили.

Машина подпрыгнула на трамвайных рельсах и замерла на светофоре.

– Не понял, – Максимыч сдвинул кепку на затылок и почесал лоб. – Какая дача в конце октября? Ты мне еще скажи, будто «шекель» это сокращенно «шоколад»!

– Я тоже сначала подумал – чудит Силантий. А потом позвонил Соломону... – желание поделиться странными новостями было сильнее, чем желание обидеться на подначку.

– И что Соломон? – Максимыч качнулся на сиденье, когда «Волга» тронулась дальше.

– Отбыл на историческую родину. Шамбала – Шамбала – Шамбалалайка.

– С концами?

– Не знаю, – нехотя честно признался агент Флюгер. – И тогда я начал звонить всем подряд.

– Ну?.. Санек, пропусти-ка этот бежевый «москвичок». Что-то он мне не нравится.

Бежевый «москвич», довольный собой, разгоняя лужи, умчался вперед. Ничего подозрительного.

– Кто в командировке, кто в отпуске, где просто не берут трубку. На двадцатом номере я сказал себе: «Хватит», – грустно отчитался агент.

– Врешь, Самуил, где ж ты в Питере двадцать приличных колдунов насчитал?

Самуил Яковлевич понял, что попал впросак. Зеркальце, отражающее его физиономию, создавало впечатление, будто Самуил, отвернувшись на секундочку, откусил огромный шмат колбасы. Проглотить не получается, а жевать – совестно. Но стоило агенту открыть рот, впечатление пропало:

– Виноват, – легко согласился он. – Преувеличил. На...один, два... седьмом.

– А Передерию звонил? – стараясь, чтобы вопрос, ради которого, собственно, и затевался разговор, прозвучал как можно равнодушнее, поинтересовался Максимыч, меланхолично глядя в окно на осыпавшиеся кусты сирени и раскисшие грядки клумб Марсового поля.

– Вы смеетесь над бедным евреем, – печально и, главное, без запинки ответствовал агент Флюгер. – Кто такой я, и кто такой Передерий? Откуда мне, простому смертному, знать телефон Черного Колдуна?

– Действительно, – не стал без толку напрягать агента Максимыч. – Только вот что я тебе скажу, а ты послушай. Нынче мне Черный Колдун ох как нужен. Плачу за любую информацию об этой гидре.

– Вы прямо как красный комиссар из кино заговорили.

– Заговоришь тут, – только и сказал Максимыч и заметил, что его пальцы сжаты в кулаки. Нервишки, значит, пошаливают.

– Кхе-кхе, – вжав голову в плечи, решился Самуил Яковлевич. – Я извиняюсь, но ходят слухи, что вы, я извиняюсь, уважаемый господин Храпунов, случайно встретились с Передерием в метро. Правда ли, что в результате поединка вы столкнули Передерия под поезд и ему отрезало ногу? – голос Самуила Яковлевича был необычайно тонок и робок. Само почтение и полная готовность отречься от своего вопроса.

– Брехня, – фыркнул Максимыч.

– Ну и слава Господу, – сладко улыбнулся Самуил Яковлевич и верноподданно наметил пальцами в воздухе православный крест, не очень идущий ему к лицу. – Хотя, с другой стороны, тело у Черного Колдуна – проклятое. И нога отрезанная, случись такое, тут же вашу сторону приняла бы. Наверное, и самого Передерия выследить помогла бы.

– А ты неплохо подкован в колдовских делах, как я погляжу, – все хмурился чему-то своему Максимыч.

– Эх, кабы платили больше... – воздел очи к небу, вернее к обшивке салона, Самуил Яковлевич.

– А ногу... – загадочно сказал Максимыч, – ногу он Дьяволу отдал за крошку от философского камня. Камня познания.

Машина вывернула на Литейный. Громада Дома офицеров наехала на лобовое стекло. Максимыч вроде как не удержался и вроде как добродушно засмеялся:

– Ладно, до встречи! Будет что, звони. Санек, – это уже относилось к бессловесному шоферу, – Подбрось философа до гостиницы «Москва» и сразу обратно. – Неловко, задом вперед выбирающийся из машины командир зафиксировал обнажившееся под задранной штаниной Соломона полотно кальсон – бережет здоровье агент.