Взрыв - Ростислав Самбук

— Болван! — вдруг возмущенно воскликнул Колобок. — Сопротивляется, вместо того чтобы благодарить, Я же согласился поставить свою фамилию!

— Это я и объяснил ему. Ну кто такой Норвид? Ноль без палочки. Если ж сам Куцюк-Кучинский поставит под изобретением свою фамилию, премия обеспечена, И не какая-нибудь…

Михаил Михайлович втиснулся в кресло. Сказал тихо и даже как-то грустно:

— Вот и делай людям добро. Никто не знает, сколько времени отбирает у меня этот кабинет, да, дорогой Ярослав Иванович, размениваемся на мелочи, кадры, хозяйственные вопросы, а мог бы, мог бы и я сказать свое слово в науке!

Курочко осторожно, ладонью отогнал дым. Не поддакнул Колобку, хотя тот явно напрашивался на это, да и, собственно, почему должен был поддакивать? И так половину научных заслуг Михаила Михайловича организовал он, Курочко. Заглянуть только в последний научный вестник: шесть статей подписаны Куцюком-Кучинским как соавтором, а спросить бы у Колобка, хоть прочитал их?

— Наука, дорогой Михаил Михайлович, — сказал наконец, — баба вредная, подхода требует осторожного и вдумчивого, иногда каждый шаг следует взвешивать.

— Кому как, — недовольно покрутил головой Колобок. — Другим везет, лезут напролом, ногой двери в науку открывают.

— Да, — вздохнул Курочко, — не то что мы, трудяги… — Хитро взглянул из-под косматых бровей и добавил осторожно: — На одних все сыплется: академик, лауреат, почетный член…

Колобок поежился и, казалось, совсем растворился в большом кресле. Как приятно было слышать эти слова, сам думал так, но никогда не осмеливался вслух…

А Курочко!

Ох, прохиндей проклятый, позволяет себе замахнуться на самого…

От этих мыслей ему стало страшно, и Колобок поднял руки, как бы отгораживаясь от Ярослава Ивановича. Но тот не заметил этого жеста или сделал вид, что не заметил, и продолжал вкрадчиво:

— Кое-кому выпадает всю жизнь быть тенью. Ходит под кем-то и, как луна, отражает чужую славу.

— Ну что вы, дорогой, все мы под богом, а бога имеем одного, Николая Васильевича.

Курочко выпятил губы и свирепо выпалил.

— И не стыдно вам? С вашей головой, вашими способностями? Представьте себе, нет нашей звезды, ну закатилась, умер или погиб, гибнут же люди, машины разбиваются, самолеты… — Запнулся и облизал пересохшие губы. — Это я так, чисто теоретически… Но бывает же… И тогда восходит новая звезда. Не так ли?

Куцюк-Кучинский пошевелился в кресле, но чуть- чуть, чтоб даже Курочко не заметил, ведь прав прохиндей, бьет просто в яблочко. Однако Михаил Михайлович промолчал, лишь вздохнул тихонько и жалобно.

А Курочко совсем забылся, забылся и обнаглел до того, что выдохнул дым ему в лицо. Затем сказал без обиняков:

— Не надоело ли вам быть тенью Королькова?

— Что вы! Что вы! — замахал руками Куцюк-Кучинский. — Я так уважаю Николая Васильевича!

— И век будете ходить в замах.

— Горжусь этим.

— Но ведь мечтаете стать членкором? Я не говорю уж…

Вдруг Колобок покраснел, стал даже как-то выше и прокричал визгливо:

— Прекратите! Я приказываю вам прекратить эти (недостойные разговоры!

— Конечно, я могу прекратить, — рассудительно ответил Курочко. — Но станет ли вам лучше? Пока мы вдвоем, уважаемый Михаил Михайлович, представляем хоть какую-то силу, а сами вы?..

— Ну хорошо, — пошел на попятную Колобок, — все правильно, однако вы так неожиданно…

— Привыкайте, уважаемый, и знайте, тень Королькова никто членкором не сделает.

— Но не все же зависит от нас…

— Да, не все.

Вот я и говорю: под богом ходим.

Крепить ряды надо, уважаемый.

— Это в нашем институте! На Королькова же молятся!

— Далеко не все, Михаил Михайлович, и со своими людьми считаться должны. Потихоньку, уважаемый, но не медлите. Пока кое-кто парит в академических высотах, мы все земные позиции займем.

— Легко сказать…

— Если б все было легко… Но недаром же говорится: капля камень точит.

Куцюк-Кучинский пристально посмотрел на Курочко.

— А вы неспроста пришли ко мне, — догадался он наконец. С идеями? Ну что ж, выкладывайте.

— Всегда ценил вас за острый ум, с едва заметной иронией ответил Курочко, подумав, что этого спесивого петуха обвел бы вокруг пальца и не такой хитрый лис, как он. — Идеи есть, уважаемый. Надо поддержать своего человека, и человека нужного.

— С радостью, но смогу ли?

— Если уж не вы, Михаил Михайлович…

— Кого?

— Грача.

— Федор Степанович человек достойный, — осторожно согласился Колобок. — И заслуживает поддержки. Я слышал — он закончил докторскую.

— И отдел рекомендует ее к защите.

— За чем же остановка? — пожал плечами Куцюк- Кучинский. — Кто может сомневаться в решении отдела?

— Я убежден в объективности ваших суждений. Но вы сами знаете, кое-кому вожжа под хвост попадет — и все, его слово на ученом совете…

— Да, ученый совет не пойдет против Николая Васильевича, — согласился Куцюк-Кучинский.

— И потому следует созвать его немедленно, — подсказал Курочко, — пока наш уважаемый академик не вернулся.

— Трудно.

— Но возможно.

— Ничего невозможного и в самом деле нет, — как-то злорадно блеснул очками Михаил Михайлович. — Но Корольков может усмотреть в самом факте внеочередного созыва ученого совета ну что-то… подозрительное, если хотите.

— Пустяки! — уверенно возразил Курочко. — Ему совсем необязательно знать об этом заседании, протокол подпишете вы, а Николаю Васильевичу некогда углубляться в мелочи, текущие дела не должны его интересовать, более того, мы просто должны беречь время академика для науки.

Куцюк-Кучинский вздохнул и снова блеснул очками. Сказал приглушенно:

— Я догадывался, что диссертация Грача не имеет большой научной ценности, теперь вы окончательно убедили меня в этом.

— Для чего же так прямо?

— Мы свои люди, Ярослав Иванович, и не нужны нам дипломатические экивоки.

— Итак, ученый совет созовем…

— До возвращения Королькова.

— Одно удовольствие иметь с вами дело.

— И я тоже понимаю вас с полуслова.

Курочко погасил окурок, разогнал рукой дым. Хотел уже идти, но Куцюк-Кучинский остановил его. Спросил;

— А как же ВАК, Ярослав Иванович? Не возникнут ли непредвиденные сложности?

Будем надеяться…

— Ну что ж. — Куцюк-Кучинский махнул рукой, то ли соглашаясь, то ли отпуская Курочко. — Полагаюсь на вас.

Ярослав Иванович улыбнулся и пошел, а Куцюк-Кучинский смотрел ему вслед и думал, что, в конце концов, если даже диссертацию Грача ВАК и зарежет, с него как с гуся вода. Ну созвал срочно ученый совет, кто же поставит это на вид? Облегченно вздохнул и открыл окно: хоть и «Золотое руно», а дышать нечем.

Курочко вышел в приемную в хорошем настроении: дело сделано и ужин в ресторане обеспечен. Вспомнил, что не пригласил Колобка, хотел даже вернуться, но решил: не надо. Да, не стоит, кто-нибудь может увидеть Грача в ресторане вместе с заместителем директора, пойдут нежелательные слухи, возможны анонимки, а диссертанту это совсем ни к чему.

Ярослав Иванович широко улыбнулся секретарше, хотел сказать ей что-то приятное, но увидел в приемной незнакомца. Сидит скромно возле дверей, скрестив руки на груди, и смешно шевелит большими пальцами. Этот толстяк, вероятно, не ученый — у Курочко была цепкая память, и был уверен, что раньше никогда и нигде не встречался с ним. А если не ученый и не какая-нибудь важная птица (а «птица» вряд ли сидела бы, терпеливо ожидая приема у Куцюка-Кучинского), так и не заслуживает внимания.

Курочко еще раз улыбнулся секретарше и поспешил в отдел порадовать Грача приятным известием.

Секретарша, заглянув в кабинет, доложила:

— К вам, Михаил Михайлович, следователь из прокуратуры товарищ Дробаха. — И сразу отошла от дверей, пропуская: — Прошу вас…

Смотрела, как боком протискивается в кабинет человек в мешковатом костюме, проводила его любопытным взглядом и плотно прикрыла дверь.

Куцюк-Кучинский встретил Дробаху, стоя за столом. Приветствовал его легким наклоном головы и указал на кресло.

Дробаха, прежде чем сесть, подал удостоверение — «заместитель директора внимательно изучил документ, видно, должность следователя по особо важным делам поразила его, так как, возвратив красную книжечку, протянул Дробахе руку и спросил услужливо:

— Что же именно может заинтересовать вас в нашем скромном учреждении?

Дробаха спрятал удостоверение, медленно опустился в кресло, выдержал паузу и наконец сказал:

— Не такое уж и скромное учреждение возглавляете, Михаил Михайлович. Не прибедняйтесь.

— Заместитель, только заместитель директора, товарищ Дробаха. А директор у нас, вероятно, слышали, — . академик Корольков.