Секс в браке - Елена Ровинская

перестали взрываться джипы, а по утрам уже не тянуло кисловатым запахом пороха, Дима стал таким деловым и законопослушным, что это начинало пугать. Я даже подозревала, что он собирается делать нечто, абсолютно легальное. И нашим детям станет нечего есть.

– Ты собираешься приглашать свою мать? – спросил Дима.

– Я же сказала, что нет! Или ты специально отбираешь гостей, общение с которыми для меня унизительно!?

– Так пригласи тех, с кем не унизительно, – отрезал он. Добавил, не сдержавшись. – О! Прости! Я забыл!.. Для тебя все, с кем ты когда-либо по жизни пересекалась – враги!

– Не все. Просто моих друзей ты вычеркнул. Если тебе Андрей не нравится, давай Скотта пригласим! Его уж точно никто не примет за гея! Пусть рядом с Кротким сидит.

Дима ответил грудным рычанием.

– Хорошо, – он что-то яростно вычеркнул. Я слышала, как ручка скрипнула по столу. – Блядь, хорошо, вычеркивай Самсоновых.

Я вычеркнула, но это не принесло никакого удовлетворения. Самого факта, что Дима их пригласил, было достаточно. Сразу вспомнилась наша первая свадьба. Я, Дима, Соня и Макс в кофейне. В ресторан не пошли: меня мутило от запахов. Жаль, не было тамады. Он мог бы кричать что-то, типа: «Кто еще не трахал невесту?..»

– Где ты был вчера?

– В городской квартире.

– Один?

– ДА!

– И что ты там один делал?

– Дрочил! – огрызнулся он и отключился.

– Придурок! – я бросила трубку, плюющуюся короткими гудками, и под внимательным взглядом Кати, которая сидела в черных очках, отослала список обратно.

Глава 8.

«Дом, милый дом»

Кан был, как обычно, с мальчиками, когда я приехала.

Расстелив толстый плед поверх ковра в детской, Дима уложил близнецов на животики и развлекался тем, что подманивал их к себе, гремя погремушкой. Оба уже вполне осмысленно следили за предметом в его руке и радостно гулили, ползя к нему.

– Добрый вечер! – сказала я.

Голос был раздраженным. В прошлый раз они с Максом устроили идиотскую игру на тотализаторе, надев близнецам на ручки разноцветные ленточки. Как я тогда взбесилась! Из-за того, что они оба – кретины, невзирая на возраст. Из-за того, что они наших детей низвели до беговых тараканов.

И из-за того, что меня не позвали…

– Добрый!..

Кан отвлекся от мальчиков и посмотрел на меня. Так, словно мое присутствие здесь было совершенно некстати.

– Ты что-то хотела?

Вопрос застал меня врасплох. Вообще-то да, я хотела. Но с детства приученная к тому, что мои желания не играют роли, мгновенно раздумала чего-то хотеть. Близнецы таращили на меня одинаковые темно-серые глазки. Их рты были одинаково широко открыты. Мои дети смотрели на меня, как на неведомое чудо и уже готовились, если понадобится, хором взреветь.

Совсем, как их папочка; только он, обычно, рычал.

– Вообще-то, – процедила я яростно, – блядь, да! Хотела. Это же мои дети!

– Тогда сделай лицо попроще и не ори. Или ты хочешь, чтобы твои дети стали заиками? – сказал Дима, вертя погремушку, чтобы отвлечь малышей от созерцания моего непростого лица.

Не поддавшись на уловку с игрушкой, близнецы без всякого энтузиазма рассматривали меня. Их губки слегка подрагивали; мальчики дружно кривили одинаковые личики.

Сама не зная, что хочу доказать, я подошла строевым шагом и резко села. Слегка помедлила, протянула руку, желая погладить ближайшего по мягким светлым волосикам. У Саши, а может, это все же был Владик, распахнулся в пронзительном крике рот.

Дима, одним движением подхватившись с пола, взял его на руки. Возмущенный предательством, брошенный брат тотчас зашелся в ответном, душераздирающем крике. Вслед за ними, ошарашенная, обиженная, разрыдалась и я. Да так, что даже младенцы заткнулись из уважения.

Я слышала Димины быстрые шаги, ощущала их вибрацию, когда повалилась на пол и зарыдала, уткнувшись носом в мягкий байковый плед. Слышала, как сплавив мальчиков нянькам, Дима сел на ковер и притянул меня к себе на колени.

– Все, Злобина, хватит выть, – сказал он, целуя меня в макушку и принялся отирать салфетками щеки. – В чем дело?

– А-а-а, – ответила я, выдав новую порцию слез. – Я всем ради них пожертвовала! Да, всем! А они меня ненавидят. И эта нянька… Сука!.. Ты что, мою бабку из мертвых поднял?! Она так смотрит на меня, словно по башке хочет даст, как только я что-то не так скажу… И как ты можешь думать, что это я тебя не хочу?!

Жалобы сыпались одна за другой; душа, слезами вылечившая боль, пыталась избавиться от ее остатков словами. Неотвратимая сила тянула мою голову на Димину грудь. Хотелось прижаться к нему, раствориться в нем, позабыть обо всем на свете.

И слезы вновь текли, но это были уже спокойные, почти что сладкие, слезы.

Выговорив все, в промокшую на груди Димину футболку, я замолчала, кончиком пальца обводя рисунок на ней. Дима тоже молчал. Его подбородок лежал на моей макушке. Одна рука на плече, другая на талии.

Я даже не знала толком, слушал ли он меня. Или, как часто поступают мужчины, на второй минуте моего монолога отвлекся, размышляя о тачках. Но ощущать его близость было приятно и я не спешила требовать ответов на все вопросы.

Осмелев, прижалась еще теснее. Замерла, не думая, не спрашивая, не делая из его молчания выводов. Что толку спрашивать? Я никогда его толком не понимала… Но так хорошо и спокойно было сидеть сейчас, прижавшись к нему ощущая ровное биение его сердца.

Совсем как тогда, в его офисе… Когда он внезапно поцеловал меня в шею. Но он не поцеловал.

– Анастасия Филипповна, – сказал Дима. – Зайдите-ка сюда на минутку.

Глава 9.

«Жена и мама»

Странное это было чувство – мягкое и теплое тельце, извивающееся в руках. И этот запах, чем-то напоминающий запах Димы и в то же время, совсем другой. Нежный и сладковатый запах, который хочется вдыхать бесконечно. Но мальчик не желал, чтобы я им дышала. Он рвался и голосил. Я никогда еще не держала на руках орущих детей. Стоило им лишь пискнуть, в дверях появлялась няня, но сейчас она не пришла и я, безуспешно попыталась укачать мальчика.

Вместо того, чтобы успокоиться, он заорал еще громче.

Я растерянно и испуганно смотрела на малыша, держа его на вытянутых руках и не зная, что делать. С одной стороны, я росла не в вакууме и видела, как матери успокаивают детей. С другой стороны, я росла среди женщин, которые каждый мой промах использовали в качестве прелюдии к подзатыльнику. Меня парализовало страхом. Я не решалась даже попробовать что-либо предпринять.

Стояла и выпучив глаза, смотрела. А мальчик орал, орал, орал…

Когда Дима резко шагнул ко мне, я отшатнулась, едва не выронив маленького. Подхватила, слишком сильно прижав к себе, охнула, сама расплакалась, вжав голову в плечи… И Дима все понял, прочел по моим глазам.

– Иди сюда, – он мягко обнял меня за плечи.

Подложив ладони под мои локти, заворковал с ребенком поверх моего плеча.