По волнам моей памяти (Книга об отце) - Леонид Бирюшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помыв руки и умывшись, мы были гостеприимно усажены за большой стол. Хлеб, сало, картошка в мундире и лук, стали нашим лакомством за шесть дней. И плюс ко всему, хозяйка побаловала нас домашним, хлебным квасом. Всё это было съедено с огромным удовольствием. Даже приостанавливались для передышки. Дети тоже сидели за столом и с интересом разглядывали голодных пришельцев и так же уплетали нехитрую но вкусную еду.
Проговорив какое - то время при свете светильника сделанного из растительного масла и фитиля, отправились спать. В целях безопасности, на сеновал. Запах сена и ещё теплая ночь провалили в глубокий, но чуткий сон. Всё равно какая-то часть мозга постоянно была начеку. Где - то в селе залает собака, где - то прокричит ночная птица, и эти звуки настораживали, сон был беспокойный.
На следующий день мы старались не выходить из сарая. Когда Мотря приносила еду, её сопровождали детки, и с интересом рассматривали незнакомцев. Фёдор делал им из дерева нехитрые игрушки. Вырезал ножом всевозможные фигурки кукол, свистки. Он был на все руки мастер. Так прошёл целый день, ели и отсыпались, играли с детьми. На другой день Федя отремонтировал детскую и Мотрину обувь, где прошил, где прибил гвоздиками, короче, навёл марафет. И вдобавок почистил всю обувь гуталином, найденным в сарае – остался от Мотриного мужа, который воевал в Красной армии.
Ночь прошла тихо, утром хозяйка сходила в село узнать новости про беглых, оказалось, всё тихо, беспокоиться нет причин. Мы не хотели объедать хозяйку и детей, и поэтому как могли, суетились по хозяйству. Работали рано утром или поздно вечером, а днём отсыпались. Убрали буряк, картофель. Помогли убрать подсолнечник и набить семечек, которые ссыпали в мешки, и складывали в хате, на лежанку русской печи. С краю положили четыре мешка, а остальные семечки просто насыпали за них, так сэкономили несколько пустых мешков, так необходимых в хозяйстве. На это ушло несколько дней. За эти дни, проведенные вынужденно в гостях у Сэрэды Мотри, мы отдохнули, отъелись и совсем забыли, что идёт война.
Как – то Мотря, днём возилась в огороде, затем, вбежала в хату, где мы высыпали очередной мешок с семечками на лежанку печи.
- Ой, Боже, ж мій, хлопці, що робить? Поліцаї йдуть и німці, вже на дворі! [7]
Спрятаться на сеновале, или убежать в овраг, в степь, не было времени. Полицаи уже шли по двору. Решение пришло почти мгновенно. Я и Фёдор забрались на лежанку печи, на которую только что высыпали семечки. И получилось хоть и ненадёжное, но всё же - укрытие. С краю лежанки находился бруствер из нескольких полных мешков, а дальше семечки насыпью. Вот в этом уголке, за семечками, мы и затаились. Мотря, прижимая к себе детей, стояла в середине комнаты, когда вошли с винтовками, староста, полицай и немецкий солдат со «Шмайссером» наперевес.
- Так, Мотря! Тут, біля Пірятіна, повтекли полонені. Якщо ти приховуєшь когось з колонни, кажи зараз, бо як знайдемо, то розстріляемо і втікачів, і тебе, і дітей![8]- говорит один полицай. А второй;
- Ми чули, що твій чоловік у Червоній армії за москалів воює! Так шо, жалю ні до тебе, ні до дітей не буде! [9]
- Шукайте! У мене нікого нема![10] – ответила Мотря, ещё крепче обнимая детей.
Немец стоял в дверях, а полицаи искали беглецов по всей хате, заглядывали под топчаны, под лавки, в кладовке, даже на печку заглянули, но не заметили. Мы, естественно, закопались в насыпи, и лежали, словно мышки, чуть дыша. Один полицай, несколько раз проткнул штыком винтовки, мешки с семечками. И семечки начали высыпаться из отверстий струями, как вытекает вода из рассохшейся бочки. И наш бруствер начал потихонечку таять, уменьшаться в размерах. Мы могли уже видеть верхнюю часть двери, каску «фрица», кепки полицаев. Ещё мгновение, и конец не только нам, но и Мотре, и что самое ужасное, троим её детям. Полицаи слов на ветер не бросали, впервые дни войны они были смелыми, подлыми и наглыми. Издевались над мирным населением с изощрённой жестокостью.
- Ну, дивись, Мотря, якщо збрехала, то тобі й твоїм виродкам - кінець![11] - сказал староста, и они со вторым полицаем и немцем, вышли из хаты. Через несколько секунд бруствер из мешков под нашим давлением и семечек, свалился на пол, и все семечки, которые мы засыпали на лежанку, оказались на полу. Полицаи ещё не ушли со двора, как всё это произошло. Подождав ещё немного, мы выбрались из убежища, и предстали во всей красе. У Феди штаны были мокрыми, он снова уписался, а у меня сердце выскакивало из груди, лоб стал мокрым от напряжения нервов. От страха быть расстрелянным, озноб колотил по всему телу, слышно было, как стучат зубы. Лица наши стали белыми как стена.
-Хлопці, Вам треба йти! А що як вони знову прийдуть? Вам треба йти! Ви ж розумієте, що б трапилось, як що б вони Вас знайшли,[12] - умоляющим и виноватым тоном, высказала своё мнение Сэрэда Мотря. Мы не возражали, и понимали, чем только что рисковала хозяйка. И пообещали сегодня же вечером уйти. Мотря, приготовила нас в дорогу. В мешок она положила большой каравай душистого хлеба, кусок сала килограмма на два, картошки и несколько луковиц. А ещё, дала нам фуфайки, которые муж одевал на рыбалку. Всё - таки – сентябрь. Солнце клонилось к закату, и мы, поблагодарив хозяйку за всё, и попрощавшись с ней и детьми, ушли через огороды в балку и по ней уже в широкую Украинскую степь. – Село Решетиловка Пирятинского района Полтавской области, Сэрэда Мотря, надо запомнить - повторяли мы как молитву, - надо будет при случае, после войны, вернуться сюда и поблагодарить её ещё раз. Мы даже в такой ситуации верили, что Советский народ сотрёт врага с лица Земли и победит.
Так, Сэрэда Мотря спасла нам жизнь. Перед лицом смерти, рискуя собой и детьми, она не выдала двоих, в сущности, чужих ей молодых человека. Убежавших от одних палачей и чуть не угодивших в руки других. Её имя мы будем помнить всю свою жизнь, с любовью и теплотой, мы будем восхищаться её поступком, я бы даже сказал, гражданским подвигом. Уже после войны, в 1976 году на своём автомобиле Григорий с сыном Леонидом, и женой Марией проезжали Полтавскую область и село Решетиловку. По пути в Киев, где жил и работал старший сын Вадим. Но увидав водонапорную башню, за которой находилась хата Середы Мотри. Григорий, узнал знакомые места. Он так расчувствовался, что расплакался как ребёнок, поэтому семья решила продолжить путь не заезжая к Мотре. Опасаясь нового сердечного приступа. У Григория уже был один инфаркт. Так Григорий не сдержал данное себе слово - побывать у Середы после войны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});