Властелин Галактики. Книга 2 - Олег Ерохин

– Я буду жить на яхте.

– Ты прибыл сюда на яхте? У тебя собственная яхта?

Джонни кивнул.

Филолог восхитился:

– Да ты богат, сынок! Слушай, ты ведь пробудешь здесь полгода, да? Через полгода я закончу свою работу, и тогда мы вместе отправимся на Землю. Ты ведь прихватишь старика?

Джонни пообещал, тем самым еще больше расположив доктора Смита к себе. Не то под влиянием милой покладистости Джонни, не то из-за содержавшегося в соке гуравы алкоголя старичок разоткровенничался. В течение получаса Джонни пришлось выслушивать, как безбожно задерживают командировочные в “Бюро космической мифологии и лингвистики” и как бессовестно дороги домики с участком на “райских” планетах, будь то Локка или Ульнар.

Джонни пришлось приложить усилие, чтобы заставить старичка заговорить о максантийской мифологии.

– Ничего особенного, – махнул рукой фило shy;лог. – Принципы обычные: наделение стихий разумом, олицетворение стихий в подобных себе выдуманных созданиях, культ силы и культ плодородия. Короче, третья стадия развития мифологического сознания, по классификации Райта.

– Наверное, у максантийцев больше всего историй про Леру, Зверя-В-Чешуе?

– О, конечно. Это центральный образ в их мифологии. Всего я собрал пятьдесят семь мифов про Леру. Большей частью рассказики простенькие, бытовые, но есть и с полдюжины примечательных, космогонических.

– Я слышал, не все считают, что Леру – только миф.

– А, все эти россказни, будто Леру до сих пор ходит по Максантуму и машет своим волшебным цветком, – хохотнул старичок. – Нет ничего глупее подобных измышлений. Если Леру и существует, то только в нашем сознании.

– Однако, некоторые ученые утверждают…

– Дурацких утверждений я на своем веку слышал немало. Посуди сам, Джон, как можно поверить, что Леру – живое существо? Если мы это признаем, то должны будем признать, что существуют на свете боги, тогда как ни на одной планете до сих пор не видели ни бога, ни черта. Ты молчишь, сынок? Ты забыл, кто такой Леру?

– Школьная программа так быстро забывается, – Джонни потер висок. – Вы не могли бы мне напомнить, мистер Смит, кто такой этот Леру?

– Изволь. Я как раз закончил один рассказик для “Сборника космических притч и историй”. Подожди минутку.

Филолог вернулся на кухню с папкой.

– Сейчас ты сам убедишься, что Леру – это мифологический персонаж, а не общественный деятель. – И старичок начал читать, местами, где это было уместно, певуче растягивая слова.

Это было время, когда земля и небо находились так близко друг к другу, что можно было пригласить в гости Бога.

Хтон, бог жестокости, и Шамшель, бог бесчувственности, правили душами максантийцев. В силе Хтона и Шамшеля максантийцы искали спасение – и находили его. Некоторые находили.

С раннего утра на Жертвенном утесе гремели барабаны. Сотни воинов ритмично били гладкообструганными палками в обтянутые новенькой кожей цилиндры из дерева, тысячи воинов взирали, опираясь на копья, на каменный жертвенник. На жертвеннике лежали рядком десятеро. Руки жертв были связаны, ноги – тоже, ошалелые глаза несчастных безумно пялились в небо.

Когда светило Максантума залило жертвенник вишневым светом, вождь подал знак: пора.

У десяти максантийцев было вырвано сердце. Еще трепещущие сердца порубили на мелкие части. Воины приблизились к жертвеннику вплотную – и блажен был тот, кому достался хотя бы один маленький окровавленный кусочек. Под ворчание обделенных трупы жертв разложили так, что получилась фигура, напоминавшая солнце с расходившимися лучами.

И все принялись ждать.

Чем выше поднимался вишнево-сиреневый гигант Герклум, тем жарче становилось. От крови и плоти жертв вверх потянулись удушливые испарения. Сладковатый тошнотворный запах становился все сильнее.

Когда над жертвенником заклубился кровавого цвета пар (или это от нестерпимой жары потемнело в глазах?), барабаны смолкли.

И все увидели: клубы пара, извиваясь, стали переплетаться особым образом, складываться в какой-то узор.

И не пар уже поднимался над жертвенником.

На жертвеннике стоял Хтон. Шерсть свирепого бога была перепачкана кровью, под кожей бугрились чудовищные мышцы, из толстых губ выпячивались саблевидные клыки.

Толпа подалась назад.

Бог взревел. Несколько воинов упали, приняв смерть от разрыва сердца. Хтон нагнулся и, похрюкивая, принялся за кровавую трапезу.

На этот раз стол был богатым, довольный Хтон не стал выискивать себе добавку из толпы. Насытившись, бог сытно рыгнул и растаял в воздухе.

Максантийцы кинулись к жертвеннику. Обглоданные кости и требуха в мгновение ока исчезли в чавкающих ртах.

На этом обряд завершился. Максантийцы разошлись довольные, хотя у некоторых крутило животы. Урок жестокости был усвоен, их сердца опять покрылись густой, дремучей шерстью. Пусть теперь на них нападает хоть стая клювозубов, хоть косяк когтистых летунов, они не дрогнут, они сумеют отбиться. Жестокость Хтона, переданная им, на какое-то время наделила их бесстрашием.

Народ Максантума знал еще один способ уберечься от смертоносного стража. Эту мудрость нес бог бесчувственности Шамшель.

Чтобы вызвать Шамшеля, его приверженцы собирались на солнцепеке вокруг какой-нибудь палой лошади. Шамшель являлся, когда зловоние ударяло в голову и дышать становилось почти невозможно. Тело бога, сморщенного горбатого старика, было покрыто гноящимися язвами, откуда он и черпал благодать для своих приверженцев. Гноем и сукровицей Шамшель брызгал на молящихся, и те жадно ловили ртами благодатные капли. Конечно, некоторые слабодушные неженки во время обряда теряли сознание, остальные же приобретали способность по своему желанию становиться бесчувственными. Сторонников культа Шамшеля при виде опасности страх не сковывал, что давало им возможность обороняться или бежать. Иногда же они прибегали к другому способу сохранить себе жизнь. Если хищный зверь, показавшийся на узкой тропинке, выглядел внушительно, максантиец искусно притворялся падалью, даже запашок шел что надо.

Леру был сыном Руета, вождя одного из крупных племен максантийцев. Ребенком Леру, подобно своим сверстникам, участвовал в культе Шамшеля, когда же он достиг совершеннолетия, культ Шамшеля стал для него запретным. Воину, тем более – сыну вождя, не пристало поклоняться богу детей, женщин и стариков, но подобало ступить под руку жестокого Хтона. К приверженцам Хтона Леру примкнул без всякого сожаления о Шамшеле, и немало лакомых кусочков перепало ему с тех пор у каменного жертвенника.

Как-то отец-вождь сказал сыну:

– Я что-то стал слабеть, Леру. Настало время провозгласить тебя наследником. Приближается День Дани. У тебя еще есть время, чтобы хорошенько наточить свой нож. Возможно, лезвие с зазубринами было бы Хтону более угодно, однако… (Рует недоверчиво смерил глазами сына). Лучше допустить слабину в малом, чем в большом.

Здесь Леру следовало бы покорно поклониться или в нескольких фразах изъявить готовность последовать воле отца, однако Леру смолчал.

Старый вождь сверкнул глазами. Резкие слова собрались сорваться с его губ, но тут Леру проговорил тихо:

– Я пока не успел никого полюбить, отец. Кого же я принесу в жертву Хтону?

– Раз у тебя нет любимой, тебе придется вырвать сердце у смазливой. Вента уже сидит взаперти, я позаботился.

Леру склонил голову, тщательно скрывая свое волнение.

Выйдя от отца, он готов был разрыдаться. А он-то думал, что его первая любовь была для отца тайной, а он-то надеялся, что Вента избегнет жертвенника! Нет, не избегнет. Ему предстояло убить ее, свою первую любовь, этого требовал обычай, иначе не быть ему наследником отцовской власти. Убей он Венту, он получил бы от Хтона мужество и бесстрашие вдесятеро большее, чем получал рядовой воин, такова была вещественная основа власти любого максантийского вождя.

Леру надеялся, что отец, не имея понятия о его привязанности, прикажет ему убить какую-нибудь грязнулю, но наушники отца знали свое дело. Леру и Вента на людях сторонились друг друга, тем не менее, Рует ведал об их близости.

С накатывавшими на глаза злыми слезами Леру долго перебирал в уме, кто же из соглядатаев старого вождя выдал его. Картины страшной мести разрывали мысли юноши. Наконец он сказал себе: довольно. Месть местью, а сейчас ему надо было Венту спасать.

Но спасти Венту – значит, испить до дна чашу позора. Он, сын вождя, должен был перед воинами продемонстрировать завидное жесткосердие, что являлось условием его силы и власти, он же… Если он спасет Венту, ему никогда не быть вождем. Отец, конечно, проклянет его, так что и на землю родного племени ему никогда не ступить.