Лапочччка, или Занятная история с неожиданным концом - Анна Нихаус

В один из вечеров Борис остался ночевать. По традиции Галька положила его на раскладушке на кухне. Через некоторое время она тоже вышла из комнаты.

Борис быстро взял «быка за рога», уже через полгода знакомства сделав Гальке предложение. Борису было уже за тридцать, и все в его жизни шло поступательно: армия, техникум, институт, первые успехи в делах, строительство кооператива. Следующим шагом должна быть женитьба и создание семьи. Галька, как никто иной, подходила для этой роли. Она охотно приняла это предложение.

В отношениях Гальки и Бориса было что-то архаичное. Они нашли друг друга, как находили друг друга в прошлых веках крестьяне и мастеровые люди. Все было тщательно взвешено и рассужено. Работоспособность будущих супругов обещала успех в совместных делах, пышущие силой тела гарантировали многочисленное и здоровое потомство. Получилось даже так, что в этой истории, откуда ни возьмись, появилось что-то вроде приданого.

Галькина тетя была в полном восторге от Бориса. Воспитанный в большой крестьянской семье, он испытывал почти благоговейное уважение к пожилым людям. Когда приехавшая на специально устроенные для нее «смотрины» тетя Оля вошла в комнату, Борис почтительно встал, чуть склонил голову и осторожно приобнял будущую родственницу. Он назвал ее «мама Оля», чем растрогал тетушку до слез. Аккуратно взяв ее за локоть, он подвел ее к накрытому Галькой столу. Борис справился о тетушкином здоровье и выслушал ее с каким-то неподдельным интересом. Затем очень подробно представился, рассказав о пройденном уже жизненном пути, о фирме брата, о почти уже готовом семейном гнезде. Тетушкина радость от того, что ее любимая племянница начинает новую веху в своей жизни с таким достойным избранником, не имела границ. Недолго размышляя, тетя Оля удивила всех неожиданным предложением:

– Я вот что, деточки мои, решила. Я тут и так почти не бываю. Так что на кой мне эта площадь жилая в городе? Мое дело – грядки полоть, да по ягоды ходить. Ты Галька, вот что – как в ЗАГС сходите, пропиши своего соколика здесь, чтоб все чин по чину было. А я, наоборот, выпишусь отседого. И будет у вас свое гнездышко. Васечка покойный любил тебя, как дочку и, думаю, помри я раньше, так же поступил бы.

– Ну что вы, мама Оля, – возразил Борис, – я же говорил вам, что кооператив строю. На Правом Берегу. Надеюсь, в конце будущего года заселимся.

– Вот и строй, родненький мой, строй. А как построишь, квартирка эта вам все равно понадобится.

– Зачем?

– Как зачем, родимый? – тараторила она. – Сдавать ее будете. Молодой паре, чай, денежки-то нужны будут. У меня вон дома в Буграх и Любани, куда мне еще и фатера, не в могилу же с собой забирать, а вам, деточки мои, к заработку прибавка.

Борис задумался. Мудрая все-таки женщина Галькина тетя. И щедрая. Он, действительно, здорово потратился. У брата занимал. А новое жилье еще отделать нужно будет. И мебель купить. Да и сейчас жить где-то надо.

Борис почтительно поклонился и глубоким басом ответил Галькиной тетушке.

– Ну спасибо вам, мама Оля. Королевский подарок. Только вот, зачем же вам, мама Оля, в могилу? Вы еще внучат наших нянчить будете.

Услышав про внучат, тетушка разрыдалась в голос. Рыдать она не переставала весь вечер, пришлось напоследок напоить ее валерьянкой. Вечером Борис и Галька отвезли ее в Бугры на «Жигуле» брата.

Свадьбу решили сыграть дома. Банкет в ресторане молодежь сочла слишком накладным для их семейного бюджета. К тому же Борис настоящим праздником считал не регистрацию в ЗАГСе, а венчание. Венчание однозначно стояло в его планах. Родители Бориса, хоть и были партийными колхозниками, соблюдали православные традиции. Священника они тайком от всех приглашали домой. Всех детей крестили конспиративно, чтобы избежать неприятностей. Борис знал некоторые молитвы и старался всегда жить по совести.

На свадьбу были приглашены все соседи по лестничной клетке. Было шумно и весело. Валечка искренне радовалась за сложившуюся судьбу подруги, но к радости этой прибавилась и тревога – после Галькиной свадьбы в квартире должен появиться еще один жилец – Борис. Конечно же, Галька не выгонит ее на улицу, но жить в однокомнатной квартире с новоиспеченной супружеской парой Валентина считала верхом неприличия. Здесь, как говорится, третий – лишний. У людей медовый месяц, а тут Валечка глаза «мозолить» будет. И не только она – существует же еще и Кирилл, то и дело навещающий Валентину. Нет, она не станет докучать молодоженам. Жилищный вопрос необходимо срочно решать.

*****

В квартире на Майорова жили уже другие люди. Прежней бабульки Валечка не увидела – то ли она умерла, то ли съехала куда-то. В один из августовских вечеров Валечка рассказала о своих жилищных проблемах Кириллу, и тот принял истинно мужское решение – его подруга поселится у него.

Глава четвертая

Приговор в стиле Кафки

Дверь, обитая вагонкой, открылась, за ней была другая, металлическая, с тяжелыми ригельными замками. Когда Кирилл отпер и ее, перед глазами Валечки предстал просторный коридор с высокими потолками. Дверь в одну из комнат была открыта.

Мягкий свет бордового абажура отражался в золотистых корешках книг, стоящих на многочисленных полках. На классическом кресле огромных размеров, с обивкой в продольную малиновую полоску, лежал невероятно пушистый и красивый плед. «Наверное, верблюжья шерсть», – подумала Валечка. Ей вдруг нестерпимо захотелось потрогать его, нет, даже закутаться в него с головой… Никогда в жизни еще она не видела такого уюта.

Из дальней комнаты вышел Виктор Евгеньевич, отец Кирилла. В руках он держал какой-то зарубежный журнал.

После ухода на пенсию Виктор Евгеньевич стал угрюмым и раздражительным. Все очень сильно изменилось за последние несколько лет, рухнули прежние устои, появились новые люди… Он, пожилой, страдающий от давления человек, уже не мог найти своего места в этом новом мире. Все цепочки связей, которые он десятилетиями скрупулезно выстраивал, разорвались в одночасье. Впервые его стабильная позиция сильно пошатнулась после одной неприглядной истории с Кириллом, когда того взяли с поличным при распространении наркотических препаратов. Судимости удалось избежать, но карьера Виктора Евгеньевича пострадала сильно. А после смерти его армейского друга, занимавшего очень высокий пост в городской администрации, дела его пошли совсем плохо… Сначала его выкинули из списков продовольственного спецобслуживания, затем лишили права закупаться по зарубежным каталогам, дачу на заливе отобрали тоже. От его прежней «роскоши» остались только просторная и хорошо обустроенная квартира на набережной Фонтанки и старенький «Фольксваген», купленный в начале восьмидесятых.

Дачи Виктору Евгеньевичу не хватало особенно. Все отпуска, кроме турпоездок по соцстранам, он проводил только там. Он так любил этот просторный дом с большим участком, уютную террасу, окруженную кустами сирени. Там он мог сидеть часами. Утонув в удобном кресле, он то и дело припадал к чашке кофе, опираясь на столик, заставленный снедью. Продукты доставлялись из магазина «Центральный» домработницей, положенной ему по рангу. На этой террасе он листал научные журналы или взятые из своей библиотеки книги. Это были моменты какого-то очень чувственного счастья, дававшие ему сил на весь рабочий год.

Когда у него были неприятности на службе, он закрывал глаза, чтобы снять стресс, и вспоминал запах размокших от дождя досок, смешанный с ароматом гроздей сирени, шелест листьев, шуршание страниц книги, которую треплет ветер. Виктор Евгеньевич мог прочувствовать все эти мелочи и детали каждой порой, каждой клеткой своего тела. И от этого становилось особенно хорошо. В такие минуты он говорил себе: «Когда-нибудь вся эта канитель закончится, и я поеду в Репино». Теперь он не мог больше так думать, ибо все это особое великолепие звуков, запахов, красок и оттенков исчезло из его жизни.

Осознание этого факта было особенно острым в хорошую погоду или летом. Ибо хорошая погода ассоциировалась только с одним – дачей. С поездками в Репино. С ароматом хвойных деревьев. С прогулками по песчаным пляжам. Как успокаивающе действовала на Виктора Евгеньевича ровная водная гладь! Как любил он просто стоять у воды и всматриваться в горизонт! В ясную погоду вдали можно было увидеть Кронштадт. А в пасмурную можно было насладиться природной стихией. Порывистым ветром. Движением волн. Диковинными узорами темных облаков на небе. Мрачными и прекрасными одновременно. Как картины Каспара Давида Фридриха или Карла Фридриха Шинкеля. Именно здесь он мог осознанно и остро прочувствовать силу первооснов мира – будь то воздух, вода, огонь или земля. И зарядиться от них энергией. Вода успокаивает, воздух освежает, огонь греет, а земля плодоносит. Как великолепны были походы в лес! Елена Альбертовна обожала собирать чернику и готовить из нее божественное варенье. Он помнит это как сейчас. Вот корзины с ароматными ягодами и грибами стоят на дощатом полу. Вот домработница нанизывает лисички на толстые нитки. Часть грибов солили в банках. Часть употребляли в жареном виде. Под водочку. В хорошей компании. Сбор грибов и ягод приносил Корольковым не доход, а только несказанную радость. Поход в лес, восхищение щедростью северной природы – все это Виктор Евгеньевич имел счастье прочувствовать в летнее время. И ранней осенью. В Репино. Репино. Как же там было хорошо! Какие на заливе были закаты! А какие банкеты и вечера в Доме творчества кинематографистов, куда он был вхож! Какие беседы он вел с ведущими артистами Ленфильма! Многих он даже приглашал к себе на дачу. Ах, какие люди играли на его стареньком рояле, листали его книги! Они жарили с ним шашлыки, пили красное вино, обсуждали новые фильмы и дышали этим волшебным воздухом. Там. На даче. Его любимой дачи больше нет. И виной тому отчасти был собственный сын.