Затянувшаяся помолвка - Детли Элис

Меньше всего Кэтлин хотелось говорить о Бене. Поэтому она ограничилась сдержанным комментарием:

— Очень великодушно с его стороны. Фанни нахмурилась.

— Бен всегда отличался великодушием и благородством. Об этом знали все в нашем предместье, включая тебя.

— Ну, конечно, Фанни! Я помню, как он помогал всем, особенно нам. Не сомневайся, я высоко ценю его лучшие качества. — Тут ее осенило. — Это он оплачивает уход за твоим садом?

— Да, он, — сухо ответила Фанни и поджала губы.

— Значит, он все время платил и за наш? Фанни замялась.

— Видишь ли, он будет недоволен, если ты заговоришь с ним об этом. Просто он не мог спокойно смотреть, как зарастает ваш сад и огород, в который твоя мать вложила не только свой труд, но и душу. В память о ней он и попросил садовника привести все в божеский вид. Вот и все. Не придавай этому большого значения. Для Бена это сущие пустяки.

Кэтлин задумчиво покачала головой.

— Ничего себе пустяки. Да наш сад и огород сейчас выглядят так же, как при жизни мамы. — Кэтлин тяжело вздохнула. Благородство Бена слишком тяжело давило на ее сознание. Раньше, когда он столько делал для них с матерью, она принимала это как должное. Но ведь и отношения у них тогда были другие…

— Должно быть, у Бена дела пошли хорошо, — раздумчиво произнесла она. — Нужно иметь много средств, чтобы так переделать дом. А раньше он всегда был стеснен в деньгах.

— Одна из причин, по которой ты рассталась с ним, не так ли?

Кэтлин пристально посмотрела на подругу.

— Неужели ты так думала обо мне все эти годы?

Та пожала плечами.

— А что мы еще могли подумать? Ты бросила его, потому что приехал богатый отец, а потом тебя поманил еще более богатый Филипп. Этих людей ты почти не знала, но уехала с ними. Всем было очевидно, что ты погналась за деньгами.

— Хочешь сказать, что так думали все?

— Ну, почти все. Налить тебе еще чаю?

— Да, пожалуйста.

Фанни наливала дымящийся ароматный чай, бросая на Кэтлин нетерпеливые любопытные взгляды.

— И вот теперь ты вернулась, — обронила она.

— Да, вернулась, — сказала Кэтлин, вдыхая аромат чая и обреченно дожидаясь следующего вопроса Фанни.

— А почему? Ведь прошло пять лет, у тебя была хорошая работа, ты жила в Нью-Йорке. Чего же тебе недоставало?

— Ты для себя это хочешь узнать или для своего брата?

— Подозреваю, что Бену важно узнать причину твоего возвращения, — сдержанно сказала Фанни. — Но и остальным нашим соседям станет любопытно, стоит им только узнать, что ты вернулась. Ты же знаешь, что здесь все на виду друг у друга, ничего не скроешь. Начнут судачить… Ну, понимаешь.

Да, Кэтлин еще не забыла, как быстро разносятся слухи в ее родном предместье, обрастая разными небылицами и домыслами.

— Я вернулась, потому что здесь моя родина, мой дом, — тихо сказала она. — Что же в этом удивительного?

— А я думала, что у тебя роскошная квартира в центре Нью-Йорка и вилла во Флоренции.

Вот и доказательство, сколько небылиц могут наплести про тебя.

— Кто тебе это сказал?

— Бен. Мы говорили с ним о тебе сразу после похорон твоей матери. Устроили поминки.

— Квартиру в Нью-Йорке я снимала. — Кэтлин решила не уточнять, что жила в квартире Филиппа. — А виллы во Флоренции у меня никогда не было. В доме покойного отца живет его вторая семья, я полагаю. Странно, что Бен тебе это сказал. Может, мать решила приукрасить мое благополучие и наговорила ему небылиц?

Фанни пожала плечами.

— Какое это имеет сейчас значение? Мы ничего уже не сможем выяснить.

— Да, — тихо согласилась Кэтлин. Сидя в углу дивана, она откинулась на спинку и отвернулась. На глаза ей попался пластмассовый ящик, заполненный детскими игрушками, который стоял сбоку.

— Как я понимаю, в доме есть ребенок, — с полувопросительной интонацией сказала Кэтлин.

— Да. Мой малыш! — Фанни засветилась материнской гордостью. — Ты догадалась, потому что увидела ящик с игрушками?

— Да, и фотопортрет на письменном столе. А до этого в воздухе учуяла, но не придала значения. Знаешь, в домах, где есть дети, всегда пахнет как-то особенно. Наверное, это запах чистоты. Когда мы с Филиппом приходили в гости к его друзьям или партнерам, я сразу по запаху могла определить, есть у них дети или нет.

— А сам Филипп не хотел обзавестись детьми? — застенчиво спросила Фанни.

— Не помню, чтобы он высказывался на эту тему, — сдержанно ответила Кэтлин.

— Понимаю. — Фаина потянулась к блюду с кексом, затем передумала и убрала руку. — Нельзя, я и так лишний вес набрала за последние два года.

— После родов все толстеют.

— Совсем необязательно. Просто я себя запустила.

— Не переживай, — утешила ее Кэтлин и взяла кусок кекса. Встретив взгляд Фанни, она пожала плечами. — Твой брат облил меня презрением за мою худобу, так что лишний кусок мне не повредит.

— Ты действительно ужасно похудела, — признала та. Глаза ее снова загорелись жадным любопытством. — Значит, вы с Филиппом совсем расстались? — неожиданно спросила она.

Кэтлин развеселила непосредственность подруги.

— Неожиданный переход темы от обсуждения детей и размера талий, — произнесла она сквозь смех.

— Ты смеешься? Значит, ты не страдаешь? А я-то думала, что Филипп стал твоей главной любовью. Ну теперь понятно. Раз это было не серьезно, то ты и не хотела детей.

Интересно, что бы сказала Фанни, узнай она всю правду о них с Филиппом? Разговор начинал действовать Кэтлин на нервы, потому что и ежу было понятно: все, что она скажет Фанни, та донесет до брата.

— Если не возражаешь, мы больше не будем говорить о Филиппе. Лучше расскажи мне о своем сыне.

Фанни так засияла, что Кэтлин даже неудобно стало.

— Ему пятый год пошел, он самый обожаемый ребенок на земле, — затараторила она и поднялась, чтобы достать из письменного стола фотоальбом. — Вот посмотри, здесь фотографии с первых дней его жизни.

Кэтлин приняла у нее толстый альбом. Судя по количеству фотографий, здесь был запечатлен буквально каждый момент жизни четырехлетнего малыша.

— Должна сразу признаться, что я ненормальная мать. Боюсь, что могу избаловать сына до чертиков.

— Как его зовут?

— Патрик. Вот на этой фотографии ему всего три дня.

— Какой прелестный малыш. Он спит сейчас?

— Нет. — Фанни грустно покачала головой. — Он в Дублине… со своим отцом. Завтра он привезет его обратно.

Кэтлин подняла глаза от альбома и увидела страдальческое выражение на лице старой подруги.

— Знаешь, ты не обязана мне рассказывать о том, о чем тебе говорить не хочется.

— Ну, это ни для кого не секрет, и я вовсе не стыжусь, что родила сына, не вступив в брак, — горячо, словно защищаясь, сказала Фанни. — Ты наверняка его вспомнишь. Он учился вместе с Беном, Джонатан Беркли, он был вторым по успехам в школе после брата. Когда Бен отказался от гранта на учебу в Дублинском университете, грант присудили Джонатану, и он уехал учиться.

— Вспомнила, — сказала Кэтлин, беря еще один кусок кекса. — Симпатичный такой, только в очках, да? Он еще увлекался хоккеем на траве. Смуглый брюнет с коротко стриженными волосами. Он?

— Да. Он по-прежнему коротко стрижется. Теперь он учит нашего сына играть в хоккей на траве. Патрик обожает его. И я тоже.

— Так значит, у вас все хорошо… — начала было Кэтлин, но Фанни перебила ее.

— Ничего хорошего, — возразила она со слезами в голосе. — Если хочешь знать, я живу как в аду.

— Из-за того, что вы разъехались?

— Да мы почти и не жили вместе. То есть совсем недолго жили. Он ведь теперь преподает в Дублинском университете. Мои братья, Майкл и Билли, учатся у него. А сейчас Джонатан хочет, чтобы мы с Патриком переехали к нему.

— А ты не хочешь? Фанни покачала головой.

— Бен не хочет.

— Бен? Но почему? И вообще, почему это должен решать Бен? Его это не касается. Фанни вздохнула и трогательно улыбнулась.

— Бена касается все. Он самый ответственный человек на свете и все знает лучше всех.