Дефолт совести - Александр Смоленский

Если у этих ребят уже имеется свой Корсар, то почему не быть и Зубру?! – тогда, много лет назад спокойно рассудил Юрий Титович Егоров.

Сейчас он пребывал в политическом небытие, и такое положение вещей его очень даже устраивало. Тем более стоило ему поднять трубку телефона, как на звонок откликались практически все – от президента страны до главы любого банка. Причём большинству из этих людей было неведомо, что этот рыхленький и добродушный Юрочка Титович и есть Зубр, чьё имя в опредёленных кругах произносилось шёпотом.

Что его всерьёз волновало, так это преступная бездеятельность демократического движения в стране, на чьей волне он, собственно, не только всплыл, но и заставил Запад взглянуть на себя по-иному. Егоров никак не мог простить нынешней российской власти, что попраны практически все завоевания начала девяностых. Что бывший президент – ещё некогда его кумир – сделал столь неудачный выбор с наследником демократических идеалов, что его соратники, демократы первой волны, разом скисли, а новых не появилось.

Поэтому ему, Юрию Егорову, одному из бывших лидеров страны, ничего не оставалось делать, как сотрудничать с теми могучими силами на Западе, которые давно и успешно перекраивали карту мира со знака «минус» на «плюс». Что в понимании Зубра было бы для страны великим благом. Лишь бы Россия как можно скорее вернулась в лоно стабильной и наконец необратимой демократии.

Много лет назад, когда Егоров ещё не был Зубром, к его персоне уже присматривались люди из Фонда будущих поколений – глубоко законспирированной организации, созданной Дэйвом Блейком спустя несколько лет после завершения Второй мировой войны. Егорову уже тогда жутко хотелось выглядеть в глазах мировых небожителей как можно представительнее. Он даже упорно худел, чтобы выглядеть как они .

– Не с того боку желаете нравиться, – заметил как-то его предшественник в роли наблюдателя Фонда от России умудрённый житейским опытом академик Ильюшин.

Они встретились в одной далёкой северной стране, где Ильюшин некогда служил послом. Егоров приехал туда за кредитами. И уже спустя четверть часа с начала встречи Егоров отлично понял, что их свидание далеко не случайно.

– Вы и так сейчас много делаете, молодой человек, чтобы умные люди на этом континенте обратили на вас внимание. Те шаги, которые вы предпринимаете в России и к которым у нас на родине относятся неоднозначно, в глазах мировой общественности выглядят весьма и весьма. И что особенно отрадно, вы чётко следуете выработанной рекомендации.

От внимания Ильюшина не ускользнуло, что Егорову явно не понравилось, что его усилия в преобразовании экономики страны пытаются преподнести как действия по чьей-то указке. Если бы на месте Ильюшина находился не такой уважаемый в глазах Егорова человек, он бы, возможно, разразился гневной тирадой. Но в данном случае, словно что-то пережёвывая губами, он лишь вежливо ответил:

– Дело в том, что именно на этом континенте я получил неплохое образование. Оно позволяет мне следовать собственным научным и практическим воззрениям. А не непонятно чьим рекомендациям.

– Почему бы нам не выйти в парк? Здесь рядом с посольством чудесный парк, – предложил Ильюшин.

Вскинув голову, чиновник исподлобья взглянул на академика. Мол, с чего бы им спускаться даже в самый распрекрасный сад, когда и здесь в кресле, рядом с которым уютно потрескивают в камине поленья, лично ему совсем неплохо. Но что-то в глазах политического мудреца Ильюшина заставило его выбраться из кресла и спуститься вслед за бывшим послом в сад.

– Правда ли, что ваше настоящее турне по странам и континентам, как пишет пресса, вызвано поискам кредитов для нашей страны? – спросил Ильюшин после того, как оба удалились от здания на приличное расстояние.

– Боюсь, что это неверная постановка вопроса, – легко огрызнулся чиновник. – Я не ищу кредиты, поскольку их и так сегодня нам предлагают все кому не лень. Все стоят в очереди. Только возьмите.

– Но вы же понимаете, что...

Пожилой спутник Егорова тяжело дышал, с трудом подволакивал раненную ещё в войну ногу, но тем не менее не отставал. Пытаясь высказать свою мысль, он остановился.

– Мне кажется, я предугадал ваш вопрос, господин Ильюшин.

– Будет интересно убедиться в этом, – без малейшей иронии заметил Илюшин.

– Вы совершенно правы – кредиты надо отдавать. Вот поэтому, – Егоров аккуратно высморкался в белоснежный платок и вновь пошлёпал губами, подбирая правильные слова, – мы сейчас изучаем условия, партнёров. Вы же прекрасно знаете, что там, в Москве, имеются персонажи, готовые только хапать и хапать. А как отдавать? Никто об этом даже не задумывается. Кстати, в вашу бытность во власти, я имею в виду перестройку, сорок миллиардов марок немецкого кредита растворились, словно их и в природе не было. А сколько ещё утекло в неизвестном направлении?!

Ильюшин с нескрываемым любопытством и уважением посмотрел на собеседника.

«Эти молодые реформаторы и вправду умны. Чертовски умны, – сверяясь с собственными мыслями, подумал он. – Весь вопрос в том, насколько их хватит. Было бы таких побольше в партии, может, все сложилось бы иначе».

– Вы зрите в корень, молодой человек. Надо знать, у кого брать. Когда брать. И когда отдавать. А теперь позвольте спросить. С чего вы взяли, что кредит – кстати, много больше, чем сорок миллиардов, – вообще завозился в страну?

Вопрос ошеломил чиновника. Его воистину проницательный и глубокий ум мгновенно сообразил, куда клонит Ильюшин.

– Ну как же?! Я собственными глазами видел документы по этому кредиту. Деньги тратились глупо, это правда. Но то, что вы сейчас сказали, выходит за всякие рамки. Даже страшно подумать об этом.

– А вы не бойтесь, молодой человек. Признайтесь, вы решили, что я вам сейчас предложу брать кредиты только у тех, кто даёт взятки, или, как сейчас говорят на вашем профессиональном жаргоне, откаты за то, что кредит взят именно у кого надо.

– Не совсем так, но весьма близко, – вынужден был согласиться Егоров.

– Так вот что я вам скажу, молодой человек. Это совсем не так. Не об этом я хотел с вами поговорить.

Он взял Егорова за рукав и вежливо, но настойчиво потянул в глубину сада.

...Затянувшееся ожидание, которое в очередной раз увело Зубра в воспоминания о начале своей закулисной карьеры, прервал сигнал домофона, установленного на входе в подъезд огромного дома на Смоленской набережной.

В квартире никого, кроме него, не было. Быстро сменив тапочки на туфли, он для порядка нажал на кнопку, демонстрирующую на мониторе гостя, и убедился, что это тот человек, которого он ждал.

– Это хорошо, что вы не заставили себя ждать, – встретил гонца Зубр, пропуская его в квартиру. – Вы пока посидите на кухне, пейте чай, он в термосе, а я ознакомлюсь с вашей депешей, – прошамкал губами Юрий Титович и ушёл в кабинет. Быстро пробежав совсем небольшой текст распечатки вчерашнего разговора своего ставленника Турова и американца – кажется, его зовут Берроу, – Зубр разочарованно откинулся в кресле.

–  Давай я тебя отвезу на такси. Простудишься. (Объект № 1)

– Тоже мне, опасность. Впрочем, тебе этого не понять. Ты счастливец, Берроу, не знаешь, что такое настоящая опасность. (Объект № 2)

– Вот это правильно. Так спокойнее, все же поздний вечер. Но что касается нашего разговора, так и знай, я ничего не понял из твоих обрывочных мыслей. (Объект № 1)

– Я сам себя не понимаю. (Объект № 2)

– Ты точно решил, что твоя официальная версия посещения посольства – отделение Сити-банка? (Объект № 1)

– Именно так. Хотя ещё раз повторяю, на самом деле это исключительно Зубр. Он решил вопрос с Кремлём. А охота идёт за мной. (Объект № 2)

– А насчёт «Добровольческого корпуса»? Это окончательное решение? (Объект № 1)

– Я дважды не повторяю. Сказал – надоело! (Объект № 2).

Зубр почувствовал, что во рту пересохло. Может, всётаки подскочил сахар, а эти паркетные врачи ничего не находят? Но тогда почему постоянно хочется пить – пронеслось в голове. Надо будет все же ещё раз провериться.

Он вернулся на кухню, где оперативник уже достаточно обжился, поглощая бутерброды и запивая их чаем.

– Я только на минуточку, – как бы извиняясь, сказал деликатный хозяин квартиры, вынимая из холодильника бутылочку минералки. Он так же спешно вернулся в кабинет и залпом выпил воду прямо из горлышка.

– Я тоже ничего не понимаю, – повторил он вслух слова сотрудника американского посольства, только что вычитанные в распечатке.

Хотя в данный момент Юрий Титович явно кривил душой. «Кое-что» он, конечно, прекрасно понял. Слишком уж хорошо он знал Турова, чтобы не понять нюансов, происходящих с ним. Иначе не привлёк бы его к столь деликатной работе, которую до поры до времени банкир выполнял, можно сказать, безупречно. В понимании Зубра тот был почти что идеальный финансовый координатор, документарный кассир, прекрасный исполнитель. Тогда он и думать не мог о том, что такой приличный чиновник, как Алексей Туров, никогда не был удовлетворён своей ролью исполнителя в Фонде Блейка, хотя ему платили баснословные гонорары, которые во много раз превышали его зарплату чиновника в национальном банке.