Темный Нижний - Матвей Геннадьевич Курилкин

сейчас и днём-то никого, а ночью даже случайных бухариков не будет. И от центра, опять же, недалеко. Если географически смотреть.

Валерка на всякий случай глянул на карте и решил, что место подходящее. Был он в этих местах, летом — действительно, очень глухие. Должно подойти.

Глава 6

В которой герои собираются на охоту

Работа по усовершенствованию доспеха на удивление увлекла. Тут, конечно, сыграл свою роль тот факт, что для себя делали, для своей собственной безопасности, и от результатов зависит целостность собственной тушки, но и вообще было довольно интересно. Правда, без помощи Алисы Валерка бы точно не справился. Серебро — это не свинец, металл достаточно тугоплавкий и в обработке сложный. Оружие ближнего боя для себя у Птицына уже было — два кастета, железный и серебряный. Пистолет, к слову, тоже был в наличии, даже какой-никакой запас патронов, в пули только нужно было добавить серебра. Лейтенант крайне неодобрительно отнёсся к наличию у гражданского незарегистрированного боевого оружия, да ещё и явно криминального. Валерка прямо чувствовал, как Лёха пыхтит от возмущения, однако необходимость такого оружия полицейский, скрепя сердце, признавал.

— Я только надеюсь, что ты не станешь применять его против обычных людей, — не выдержал всё-таки Алексей. — И вообще не будешь его применять в обычной жизни. Это не игрушка. Ох, посадят меня, как пить дать посадят, когда тебя заметут.

— Блин, Лёш, вот я сплю и вижу напиться пьяным и в центре города салют устроить из боевого оружия. У тебя чего, профессиональная деформация? Все, кто в полиции не служат, по умолчанию идиоты? Да сто лет мне эта стрелялка не нужна! И кастеты, к слову, тоже. Но вот никак без них не получается, хоть убей. Знаешь, сколько раз меня за последние дни ломали? Руки там, рёбра? Я уже и сам со счёта сбился!

— Что-то по тебе не заметно, что у тебя много переломов.

— Да понимаю, звучит неправдоподобно, — вздохнул Валерка. — Но вон, видел, как я себе серебром на ладонь капнул двадцать минут назад?

— Ну, видел. Говорю же, обработать надо!

— Вот на, смотри. Чего тут обрабатывать? — Птицын протянул ему ладонь. Совершенно чистую, и без всяких ожогов, только по пятнышку светлой кожи можно было определить, куда капнуло серебро.

Лёха не поверил, схватил другую руку, заставил раскрыть ладонь.

— Тут вообще ничего нет, — ошарашено констатировал лейтенант. — Это чего, ты тоже монстром заделался?

— Да сам не знаю, — вздохнул Птицын. — Меня же в вампира обратить пытались, собственно, пистолет этот я тогда и добыл. Ну и вот. Пытались, но не обратили. Но видно, какая-то часть способностей передалась — по крайней мере, заживаю я теперь быстро. Ещё бы так часто это не проверять — вообще хорошо бы было.

— Охренеть! — удивился лейтенант. — Регенерация, как у Росомахи, получается. Да ты прямо супермен! Хотя… точно на кровушку не тянет? — Лёха слегка отстранился. — Ну ка посмотри на меня. Как, вкусным не кажусь? Не тянет на кровавый поцелуй? Жилку на шее видишь, бьётся? Соблазнительно?

— Отстань, гомосек! — возмутился Валерка. — Не тянет меня на кровь, не тянет!

— Блин, я тоже так хочу!

Валерка вспомнил, как себя чувствовал, когда ему в горло лилась вампирья кровь, какие дикие были после этого видения, как душу, казалось, просто разрывает на части.

— Нахрен такие приключения, — передёрнуло парня. — Даже вспоминать не хочу. Ты лучше скажи — меня не найдут по пальчикам? Ну, в том вампирском гнезде я много где наследил. Да и крови, наверное, полно моей… Но кровь ладно, а пальцы ты у меня сам лично откатал совсем недавно.

— Не знаю, — помрачнел Алексей. — Вообще не должны. Но могут и найти. И если найдут — я тебя не прикрою, не смогу просто.

— Замечательно, — вздохнул Валерка. — А так, если чисто теоретически, эти мои пальцы, которые в палатах Олисова остались, они где хранятся?

Лёха сокрушённо покачал головой.

— Ох, пойду я с тобой по этапу. Я даже представить боюсь, какой сейчас переполох творится у тех ребят, которые этим делом занимались. Или будет твориться, когда они обнаружат, что половина трупов исчезла из морга. Это не просто скандал, это прямо скажем, — он покосился на Алису, — факап это, короче. Если ещё и вещдоки начнут исчезать, там вообще всё плохо будет. Подставили вы парней, хуже некуда. Они ведь за вещдоки ответственность несут! Блин, чувствую себя крысой, своих топлю. Скажу я, где всё хранится.

— Я подумаю, как сделать так, чтобы их не подставить, — помрачнел Птицын. — Когда трупов хватятся?

— Их уже описали, сразу, как привезли. Вскрытие, всего скорее, через пару дней делать будут. Тогда и обнаружат.

— Значит, день у нас есть. Завтра будем думать тогда.

— Там странно, на самом деле, — признался полицейский, — дело-то громкое должно быть. Куча трупов в доме, кровавые ритуалы, наркоманы, всё такое. Должно было и в прессу просочиться уже, и вообще… ну, ты отстранённо взгляни на ситуацию. Я понимаю, для тебя такое уже стало обычным, но вообще-то в городе таких массовых убийств и не было никогда. По идее, тут уже все должны на ушах стоять, а ничего не происходит. Как будто обычная бытовуха, типа как двое алкашей друг друга порезали. Да ведь у нас даже когда такое происходит, всё равно в каком-нибудь «Кстати» упомянут, а здесь вообще молчок.

Птицын криминальную хронику раньше не отслеживал, да и не до того ему было, поэтому на странности до слов лейтенанта внимания не обращал. «А ведь действительно, необычно как-то, — задумался парень. — Хотя пока мне это на руки. Надо, в общем, разобраться, но лучше после охоты».

Так, за разговорами, закончили Валеркин доспех и занялись защитой Лёхи. Птицын своей обновлённой мотоциклетной курткой был очень доволен. По улицам теперь в таком точно не походишь, если только на какой-нибудь фестиваль, ведьмака косплеить, зато надёжность буквально чувствовалась. По воротнику шла серебряная насечка, все кнопки и молнии заменили на пуговицы — серебряные, конечно. На плечах и локтях появились тонкие пластинки наплечников, по рукавам тоже шла серебряная насечка. И ещё пара железных цепей крест-накрест, через грудь и спину — это уже не против вампиров, понятно, а против тех, кто боится железа. Второй раз работа шла проще, тем более, пуховик у лейтенанта был не такой плотный, как мотоциклетная куртка Птицына. Правда, и видок получался дивно эклектичный — металлические заклёпки и прочие «украшения» нормально смотрятся на кожаной куртке, но очень, очень странно на обычном серо-синем пуховике.

— Короче, не носить мне больше эту хрень, — подытожил Алексей, разглядывая изрядно прибавивший в весе пуховик. — Зараза, и зарплата только через две недели. И вот ведь удивительно — эта тужурка стала фиг знает во сколько раз дороже, чем была, но никто не оценит!

— Я компенсирую, — предложил Птицын. — Купим тебе новую куртку.

— Взятку мне предлагаешь⁈ — голос у лейтенанта даже похолодел. — Знаешь, я и раньше-то так не делал. Не смотри так, не ангел, но одно дело мелкие махинации, и другое — садиться к кому-то на дополнительную зарплату. А уж после этих твоих недотыкомок… ты говоришь, что если бы мы не были внутренне готовы нарушать закон и поступать подло, они бы не смогли к нам прицепиться. Так вот, я решил, что я больше не готов. Внутренне.

— И как же ты собираешься дальше жить? — спросила Алиса. Девчонка до этого всё больше слушала, в разговоре почти не участвовала, но тут не выдержала. — Ты ведь знаешь теперь такое, что считается невозможным. Сам понимаешь, что не раз ещё столкнёшься с той стороной. И с нечистью всякой. Даже если Валерий больше не станет к тебе обращаться, не станет тебе звонить и отвечать на твои звонки, ты всё равно будешь замечать то, на что раньше просто не обращал внимания. Ты сам, даже если захочешь, не сможешь больше жить как прежде. Это почти как с Валерой было.

Лёха замолчал надолго — задумался.

— И что ж теперь делать? Из полиции увольняться?

— Ты можешь заключить ряд с Валерой. Дать ему клятву, временную или постоянную. Такую, чтобы не вступала в противоречие с той клятвой, которую ты давал, становясь стражником, — сказала девушка. — И тогда сможешь спокойно получать от него помощь, и ему помогать, по мере сил и так, чтобы не нарушать никаких клятв, конечно. Тогда твоя совесть будет чиста, а честь незапятнанна. У нас это вполне распространенная практика — разумный