Газета Завтра 210 (49 1997) - Газета Завтра

Карьер Лебединского горнообогатительного комбината, длиной более пяти и шириной более трех километров, уходящий в глубину почти на 200 метров самый большой на земном шаре. Это второй, после Великой Китайской стены, рукотворный объект, который можно увидеть из космоса невооруженным глазом. Он занесен в Книгу рекордов Гиннесса 1994 года. Масштабы здесь воистину титанические только за один месяц перерабатывается и перемещается около 10 миллионов тонн горных пород. Прозрения Вернадского о ноосфере, о человеке как геологической силе при виде Лебединского карьера уже не воспринимаются как пустая абстракция, а предстают "весомо, грубо, зримо" в камне, железе, мощной машинерии и, главное, в людях, которые приводят в нужное им движение всю эту громаду.

Впрочем, планы советской эпохи были куда грандиознее осуществленного проекта. Они начали сбываться только после Великой Отечественной войны, когда были разработаны и внедрены экономически эффективные технологии получения металла из относительно бедных здешних руд. Горнякам пришлось и решать проблемы сильно обводненных почвенных пластов, и создавать новую схему организации карьерных работ и транспортных путей на уклоне 70-80°. В нескольких десятках километров отсюда знаменитое Прохоровское поле, "третье ратное поле России", после Куликова и Бородинского. Танки сражались именно там, где залегли богатейшие рудные жилы металла, необходимого для их создания… Было это случайным совпадением или проявлением неведомого нам инстинкта машинного самосохранения, эпизод борьбы за существование между исторически мимолетными популяциями "тигров" и Т-34 кто знает?

Важно, что эта земля осталась нашей, русской, советской, и в 1960 году из нее была добыта промышленная руда, а еще через семь лет первые кубометры белгородского чернозема были сняты с места будущего карьера и отправлены храниться для последующего восстановления плодородного слоя на отвалах пустой породы, так называемых "хвостах". Здесь создавалась качественно новая база для промышленности Советского Союза, которая выходила из личиночной (и тоже гигантской для своего времени) стадии Магнитки и передельной, доменной металлургии.

На первом этапе были пущены горнообогатительные комбинаты: Лебединский, Стойленский, Михайловский, снабжавшие сырьем домны Урала и Новолипецка, работавшие не на дорогом угле близкого Донбасса, а на дешевом Кузнецкого бассейна. Через 8 лет начал строиться Оскольский электрометаллургический комбинат гигант бездоменной, экологически более чистой и экономически более выгодной, металлургии, первая очередь которого была запущена в 1984 году. Сырье с Лебединского комбината пульпа с величиной твердой фракции менее 44 микрон (!) поставлялось и поставляется туда… по трубопроводу длиной 26 км.

Крупнейшие специалисты крупповского концерна, побывавшие на торжественном открытии комбината, сказали только одно: "Да, это вызов!" Надо знать, каких глубин западной души коснулось это зрелище, чтобы оценить реакцию бундесметаллургов. "Вызовом", по А.Тойнби, является только угроза всему способу жизни западной цивилизации, и не менее того. На "вызов" она дает адекватный "ответ", с напряжением всех сил и даже изменением собственной структуры. То, что истерзанная тяжелейшими войнами, безмерно щедрая ко всем друзьям, порою неискренним и мнимым, опутанная бюрократическим управлением и стареющим производственным фондом, страна оказалась спо- собной на такой технологический прорыв, сравнимый, по сути, с выходом в космос, это, похоже, подействовало не только на немцев.

Их страшила не только конкуренция оскольской стали самой по себе дешевый металл мог уже через несколько лет воплотиться в дешевые и качественные станки, машины, корабли, созданные по имевшимся в СССР передовым проектам. В 1990 году планировалось начать строительство второй очереди электрометаллургического комбината, а с 1993 начать разработку четвертого, Яковлевского железорудного месторождения, ныне включенного в список соглашений о разделе продукции, то есть, по сути, отданного в концессию иностранцам.

“Мы имеем здесь, почти наверное, невиданное в мире богатство, способное перевернуть все дело металлургии”

В.И.Ленин, из письма А.И.Рыкову

от 5 апреля 1922 г.

СЛЕПЫЕ ПАСТЫРИ РЕФОРМ

“Перестройка” поставила крест на этих планах, а "приватизация" поманила "красных директоров" свободой от мелочной министерскогосплановской опеки и возможностью самим решать все производственные и финансовые вопросы в том числе в собственных, личных интересах. Точно так же рвались прочь от "совка" и его ставших "деревянными" рублей миллионы граждан СССР, ослепленные "огоньками", "голубыми экранами", гигантскими тиражами придуманных "аргументов и фактов". Для каждой социальной категории, для каждой "страты" был во всей "демократической" круговерти обозначен свой, очень четкий, интерес. И нереальность, призрачность этих интересов проявлялась и проявляется постепенно, по мере выполнения действительных задач "перестройки" и "реформ". Потом огромные социальные слои поочередно "отваливались", как ступени ракеты-носителя, сгорая в плотных слоях рыночной атмосферы. Похоже, пришел черед и "красных директоров". Как это произошло с Анатолием Тимофеевичем Калашниковым, "хозяином" Лебединского ГОКа с 1988 года.

Судя по всему, он вдохновлялся близкой к утопическому социализму идеей создания "народного предприятия", вроде фаланстера или кибуца. И пользовался, надо признать, нешуточной поддержкой в Москве. За кратчайшие, по сути, сроки пустили комплекс предприятий пищевой промышленности, заработали "подсобные хозяйства" на базе пригородных совхозов, завод по производству тонкодисперсного мела, был выстроен и реконструирован ряд объектов социальной сферы: от дома отдыха и гостиницы "Лебедь" до гигантского, второго по величине в России (после лужковского храма Христа Спасителя) Спасо-Преображенского собора. Ельцина, в самом начале его президентской кампании, привезли не куда-нибудь, а именно к Калашникову, подвижные водные пушки, снятые с карьера, мыли дорогу из Белгорода до Старого Оскола, а “непредсказуе-мый”, прилетевший на вертолете, был так растроган приемом и показанным великолепием, что назвал Лебединский ГОК примером для “обновленной России”. Этот день, 4 апреля 1996 года можно считать днем наивысшего политического торжества Анатолия Тимофеевича.

Калашников не забирал себе, как директор соседнего, Стойленского ГОКа, крупный пакет акций "родного" предприятия, довольствуясь скромной зарплатой под 20 тысяч долларов (в эквиваленте). Он распределил акции между членами трудового коллектива кому-то (“мозгам”-управленцам) побольше, кому-то (рабочим) поменьше. Он назначил всем приличную зарплату (рабочему в карьере начисляют полтора-два миллиона рублей, мастеру три-четыре миллиона, а долги по зарплате при 17000 работающих составляют на сегодня всего-навсего около 43 миллиардов рублей, т.е. сумму, близкую к ежемесячным платежам). Он воспользовался (для ухода от многих налогов) так называемой "толлинговой" схемой, когда вся добываемая руда считалась юридически собственностью зарубежных компаний (не исключено, что созданных исключительно "под интересы" комбината). В 1994 году в швейцарском городе Лугано было открыто официальное представительство комбината, тогда же было принято решение, а через год совместно с немецкими фирмами началось строительство завода горячебрикетированного железа. При этом Лебединский ГОК давал и дает 40% налоговых поступлений всей Белгородщины. Отсюда понятно, что именно Калашникова считали негласным "хозяином" области.

Во всяком случае, когда назначенный после октября 93-го здешним губернатором Евгений Степанович Савченко попытался проверить московские счета комбината, ему, по слухам, было сказано, что этот вопрос находится вне его компетенции. И губернатору пришлось отступить. Не будем вдаваться во взаимоотношения местных "государевых людей", уходящие корнями в брежневско-андроповские времена, но после столь наглядного урока Савченко, видимо, сделал правильные выводы и получил поддержку Калашникова на местных губернаторских выборах, состоявшихся в декабре 1995 года вместе с выборами в Думу. А Калашникову очень понадобился "свой человек" на губернаторском посту, потому что с 1994 года акции Лебединского ГОКа через дочерние структуры стал активно скупать банк "Российский кредит" (РК).

Дело в том, что правительственным решением часть акций, а именно 23,3%, комбинат был обязан выставить на "ваучерный аукцион", который, как утверждают, прошел с рядом нарушений, а победителем оказался как раз "Российский кре- дит", раскинувшийся под сенью МИДа РФ на Смоленской площади в Москве и тесно сотрудничающий с мировыми финансовы-ми структурами, прежде всего американ-скими. По стечению обстоятельств, именно РК получил контрольные пакеты акций меньших по объему производства горнообогатительных комбинатов КМА: Стойленского в Белгородской области и Михайловского в Курской. С захватом кон- троля над Лебединским ГОКом банкиры получали практически монополию на российское железорудное сырье, налаженную сеть внешнеэкономических связей и серьезную собственность за рубежом, не говоря уже о прочих выгодах, связанных с той или иной ориентацией потока руды (46% российского экспорта в прошлом году) и “давальческого” металла (свыше миллиона тонн). О серьезности намерений “Российского кредита” говорит то, что в 1994 году за номинально сторублевую акцию его комиссионеры платили по тридцать-пятьдесят тысяч рублей, а самому Калашникову, по его словам ("Правда-5" от 28 октября с.г.), предлагали ни много ни мало два миллиона долларов, чтобы только не препятствовал “свободной” скупке. И многие рабочие понесли свои акции перекупщикам. А почему бы и нет? Ведь несли продавать вроде бы свое, доставшееся на дареные чубайсовские ваучеры…