Некрофил - Габриэль Витткоп

Разные рентгеновские снимки одного убийства. Смерть С., или, раз уж на то пошло, несколько разноречивых смертей. Но все - настоящие.

"Смерть учит жить неисправимых".

...естественно, как Вы и предполагали, поздно вечером в грязном переулке.

С. провел вечер у знакомой пары. Он ушел около полуночи, чтобы вернуться в отель по главной улице, которая, впрочем, была совсем пустынной из-за необыкновенно холодной погоды.

Пять часов пополудни. Зимний муссон - сухой ураган - метет Бомбей, а на краю земли, в полярных широтах, царит ночь. Крутой ветер, который дует по кругу с северо-востока на юго-запад и скоро перестанет - конец января. Смерч поднимает человека над ним самим по восходящей спирали, вызывает душевный подъем. Каждая деталь поражает абсурдной точностью, идет ли речь о статуе Прогресса, стоящей перед вокзалом Виктория, - женщине с воздетой десницей, в которую все огненные стрелы Индры бьют черным летним днем, или же о священной корове арни, агонизирующей в пыли с продырявленной шкурой. Другие коровы, полуживые, жуют пустые конверты, которые валяются в пыли перед почтовым отделением. Грифы хлопают крыльями над лавчонкой, где продают тряпье. Очень светло. Каждый плевок отчетливо виден на земле, словно остров в море, красные острова бетеля или крови, скучные острова из соплей, слизистые архипелаги, мозговые потеки, глазное семя, звезды слюны, млечные пути, молочные струи.

Зимний муссон. Уже скоро наступит жара. Всему штату Махараштра грозит голод, голод костлявый, костлявая тетка, тетка с косой.

С. идет по проспекту, проходит мимо ювелирной лавки - в ней ртутной филиграни вещички - проходит мимо кафе, где тысячи лет цирюльника дожидаются люди. Он проходит мимо базара - цвета хаки все прилавки базара. Он проходит мимо магазина мотоциклеток - никому-то они не нужны, и всеми своими фарами смотрят они на прохожих .

С. Два друга его пригласили на чай. Вот сейчас он за угол свернет. Тень - его зимняя тень - в последний раз плывет перед ним, живого человека тень, человека идущего тень. Если все посчитать, то его предпоследних шагов осталось не более нескольких тысяч.

Длинная тень, огромные ноги, которые вдруг сокращаются и уходят под него, С., который в свою очередь входит в тень подворотни; а скоро осенен будет другими тенями. Скоро С. перейдет в свою тень, будучи тенью сам, С. в собственный свой распад составною частью войдет, в собственный негатив, в запредельный прообраз свой.

Он пешком поднимается на третий этаж. Звонит в дверь, ему открывают. В квартире живут два друга.

А. - небольшого роста, изящный, очень хорошо одет: кремовый кашемир и белая фланель. Он молод и совсем чуть-чуть косит. B., повыше ростом и постарше, носит старый твидовый костюм, во-первых, потому что учился в Оксфорде, а во-вторых, потому что слишком холодно даже для этого времени года.

Квартира состоит из больше (или еще) не существующей декорации, абсурдной декорации, выражающей потерю, отсутствие, отречение. Ничего не останется в памяти - разве что узкий диван, покрытый ковром в зеленых и красных ромбиках - рисунок, который вcтретится еще не раз, - и низкий столик, где лежит крисс - индийский кинжал с волнистым, как вода, лезвием.

Small talk, блюда с закусками. Чай, виски. А. говорит, о том, как трудно отмерить правильное количество чараса - лучшего из сортов гашиша, который продается в Бомбее. В качестве мерки он использует серебряную ложечку, очень маленькую, глубокую и круглую, которую он наполняет до краев. B., скрывшийся за завесой табачного дыма из английской трубки, уставил на С., который много пьет, обсидиановый глаз в розетке из бежевого бархата; он разглядывает С., который смотрит на А., жующего тихо чарас, - А., с отрешенным взглядом, и рот у него как лавровый лист, такой желанный и уже далекий. С. дрожит и трясется. У него удлиненные кисти рук. B. молча наблюдает за ним. Мгновение он прислушивается, потому что на улице нарастает гомон, неясный, грозный, прилив и отлив. Прежде чем гомон утих, раздается крик, пронзительный и одинокий.

Армии живых скелетов приходят из предместий и поднимают восстание. Скелеты с ножами и бритвами в руках кричат, что они хотят есть, и полицейские цвета хаки стреляют в толпу, стреляют в людскую массу. Бедняки Бомбея едят свою руку, а вторую оставляют на завтра.

B. слушает, как утихает гомон. А. забивается глубже в шелковые подушки, на зеленом и красном покрывале дивана. С. внезапно встает, срывает с себя пуловер, срывает с себя рубашку, расстегивает ремень. B. поднимается и кладет трубку в пепельницу. Его лицо сморщивается и бледнеет. Все предметы вмиг преображаются. В один миг, словно чудом.

ЭРТЕБИЗ. Спрячьтесь, здесь крепкие стены, я скажу, что вы путешествуете... уехали...

ОРФЕЙ. Бесполезно, Эртебиз. Все идет, как должно идти.32

Всё происходит по закону психических повторений, а очистительные ритуалы непостижимы.

С. проходит мимо магазина мотоциклеток, которые никому не нужны и глядят на проходящих людей своими фарами. С. входит в тень подворотни, проходит под аркадой, ведущей во дворик, усаженный банановыми деревьями. Поднимается пешком на третий этаж. Звонит в дверь, ему открывают. В квартире живут два друга. B. нет, он, должно быть, уехал путешествовать. А. - голый под шелковым халатом баклажанного цвета с золотыми кистями. Он улыбается. Он наклоняет голову к правому плечу, точно так же, как склонит, когда придет пора, свою голову С. Улыбка С. - рот нежный, и сильный, и мягкий, и чуть больше приподнят с правой стороны, очертания твердые, но несколько детские, иногда немного кривится во время разговора, - улыбка С. раскрывается, трепещет. У него маленькие зубы. С. - человек, уверенный в себе. Внутренние запреты чужды ему. Его руки сильны, движения быстры. Плечо А. не коричневое, не желтое, не темное, оно золотистое. Золотистая кожа, несказанно мягкая, скользящая.

Но около полуночи неожиданно в замочной скважине поворачивается ключ.

Позволь, я тебе объясню... Выслушай меня, по крайней мере!..

А. убежал на другой конец комнаты, застыл между окном и телефоном.

Низкий столик опрокинут. С голым человеком справиться легко.

А-а-а-а-а-а-а!

С. мыслил свою жизнь как некую игру, snapdragon, блюдо с горящим спиртом, из которого надо пальцами выхватывать изюминки, стараясь не обжечься.

Он проиграл. Проиграл, как проигрывал все остальные игры. Как всегда, в глубине души он знал это. И деньги тоже у него кончились как раз вовремя, и слова прощания с теми, кого он оставил на других континентах, были сказаны, кратко и трезво.

С какого-то времени С. изо дня в день терял опору, его жизнь истончалась. Он часто вспоминал свое первое путешествие в Индию много лет назад, знал, что нужно туда вернуться, что там должно произойти то, чего он не в силах был сделать своими руками. Случай, разумеется, не замедлил представиться. Журналистом. Free-lance.

Есть фотография С. в роли Томаса Беккета на сцене одного из европейских университетов. Фотография нечеткая, по бокам белые пятна, в центре неясная тень, на фоне которой выделяется человек в мантии, в полный рост, лицом к зрителю. Бритое лицо немного запрокинуто, тонкие бакенбарды спускаются вдоль полных щек. Голова, макушка которой теряется в тени, слегка повернута влево, серый свет падает только на ее правую половину. Взгляд устремлен вдаль, рот нежен, нос хрупок. Руки, утонченные, но полные жизни, расцветают на белизне ткани.

End will be simple, sudden, God-given33

О Боже! Что я наделал! Что со мной будет! Прости меня, С.! Прости меня!

А. не произнес ни слова, он принес из ванной комнаты все полотенца, белые полотенца.

Помоги мне одеться и вызови "скорую помощь". Я им скажу всё, что ты захочешь...

А. и B. спешат одеть С. Это непросто. Багровые полотенца липнут ко всему. Всё липнет, всё багрового цвета. Они надевают на него трусы, носки, багровую рубашку, багровые брюки. А. собирает полотенца, кроме одного, которое С. держит у печени. B. направляется к телефону, как автомат.

Пристали двое неизвестных, потребовали кошелек и часы. С. сопротивлялся, позвал на помощь, его ударили ножом. Он смог доползти до квартиры своих друзей, которую только перед этим покинул. Те вызвали "скорую помощь", его отвезли в больницу, где положение показалось настолько обнадеживающим, что С. попросил никому не сообщать о случившемся, но на четвертый день его состояние серьезно ухудшилось, и еще через день наш друг умер.

Он говорил: My death-wish is real enough34. Он говорил: Like the moon, I dwell in my own shadow35. Он говорил: то, что я чувствовал на сцене, когда они все бросились на меня, не было мне неприятно. Он говорил: иногда, когда я купаюсь в море, я хочу, чтобы волны унесли меня... И его особая манера надменно поднимать брови, когда он произносил какой-нибудь софизм.

A burnt-out case, человек в свободном падении.

Он умер с пустыми руками, дитя Гермеса, покровителя путешественников и водителя умерших. Он пролетел, как метеор. Нет, он просочился, как вода. Он не оставил даже книги, лишь несколько статей и незаконченных стихов. Он оставил прощальное стихотворение. Он сделал жизнь вдумчивой подготовкой к смерти, он торопился жить, обжора, сластолюбец, пьяница и весельчак, всегда был в лихорадочном возбуждении, в непрестанном движении, как волна или пламя, как темнеющий и дрожащий огонь или ручей в сумерках, в наступивших уже сумерках, вечно пьяный, вечно окруженный эфебами, вечно один. Один, как феникс, образ души, возрожденной приходом смерти и сгорающей через правильные промежутки времени, чтобы возродиться из пепла. Родина Феникса Индия.