«Неотложка» вселенского масштаба - Анна Агатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Машэ, тебе нужно поесть, — сказала я и уселась напротив.
Она долго молча смотрела на свою тарелку, потом перевела серьёзный взгляд на меня и также долго всматривалась в моё лицо.
— Ешь! — строго скомандовала я и первая взяла в руки свою плошку.
Хлебнула бульона. Что ж, на вкус неплохо.
— Да, госпожа богиня, — девочка взяла в руки свою посудину и тоже отхлебнула. И застыла, прикрыв глаза.
— Всёля, ей плохо? – приглядываясь к лицу ребенка и считая дыхательные движения, уточнила на всякий случай.
— Успокойся, всё хорошо.
Я посматривала на Машэ и продолжала хлебать супчик прямо из этой глубокой тарелочки, чувствуя себя дикаркой, которая не умеет пользоваться ложкой. Но так было нужно, и я продолжила демонстрировать знание обычаев родины моей гостьи.
Она быстро опрокинула в себя содержимое, не задумываясь о ложке, и, отражая лысиной свет потолочных светильников, ловко выудила пальцами последний кусочек креветки со дна и мгновенно отправила в рот.
Я только челюстью подвигала. Ничего себе.
— Вкусно? — спросила и улыбнулась.
— Это было для госпожи богини? – она сжалась, а на лице отразился священный ужас.
Ну что за дитя? Как она могла подумать, что съела мою порцию?!
— Нет! — я еле сдержалась, чтобы не закричать.
Заметив мой гнев, Машка зажмурилась и только сильнее вжала голову в плечи. Нет, ребёнок не шутила. А я со своей несдержанностью только испугала её.
— Эта еда была специально для тебя. Ещё хочешь? — я постаралась сказать это спокойно, без эмоций.
Она опустила глаза, чуть шевельнула губами в нерешительности, а потом прошептала:
— Нет, госпожа богиня, Ума-шен сыта.
— Значит, хочешь.
Я встала и пошла к панели за новой порцией. Такой же маленькой, того же супа, в такой же плошке. Только захотела, чтобы ещё пять сухариков плавали в бульоне.
А себе взяла овощи с мясом и кружку парного молока. Вдруг ей тоже захочется?
Увидев новую порцию супа, Маша спрятала блеснувший жадностью взгляд, ручки сложила ладошка к ладошке и зажала между коленками. Губа закушена, лысая голова на тоненькой шейке бликует.
— Ешь, — подвинула к ней плошку.
Она не поднимала глаз и только сильнее кусала губу.
— Ума-шен наелась.
— Слушай, Маша, ешь давай, а то остынет и придётся вылить: холодное в пищу не годится.
— Выбросить еду?
Она глянула на меня и в этом взгляде читалось: «Ты сумасшедшая, богиня!». А я только брови приподняла: а что? Я могу.
Молниеносным движением плошку поднесли ко рту и одним махом осушили. Во рту у ребёнка тут же захрустели сухарики, и удивлённые глаза наполнились радостью узнавания, а потом и удовольствием. Ловкие пальцы вновь выудили со дна скрученный кусочек креветочного мяса и сунули в рот. На лице расплывалось с трудом сдерживаемое блаженство.
Я задавила ком в горле. Её что, вообще никогда не кормили?
— Ума-шен благодарна госпоже богине!
Девочка попыталась встать, но я перегнулась через стол и перехватила её за руку, помешав рвению. Пришлось ей кланяться сидя. Она улыбнулась слабо, неловко, будто извиняясь, и вытерла пальцы о халатик, в который я её завернула, усаживая на транспорт.
— Меня зовут Ольга. Просто Ольга, и всё. Хорошо?
Она послушно покивала, показывая, что всё понимает.
— Значит, тебя звать Маша? — спросила, чтобы отвлечься от мыслей о том, кто и как растит в её мире детей.
— Ума-шен, — сказала она.
Серьёзно смотрели на меня узенькие глаза, ручки спокойно лежали на коленках.
— Давай так, — я всё никак не могла справиться с жалостью, которая сейчас была совершенно не нужна. — Ты останешься Ума-шен, а я звать тебя буду Машэ.
— Госпожа богиня меня купила?
— Маш, я не богиня, — недовольно начала я. – Просто Ольга. Да, я купила тебя у того дядьки, с которым ты выступала. И который тебя уронил. Надеюсь, он не твой отец?
Да, почему я не подумала, что он может быть её отцом?! В голову ударила кровь – я разлучила отца и дочь!
— Нет, — вмешалась Всёля, — вспомни других девочек, что раздобыли доску.
Кровь отлила, и паника отступила вместе с ней – Всёля, как всегда, права. Да и не может нормальный отец так вести себя со своим ребёнком. Даже мои родители, считавшие меня обузой, так не поступали.
— Ольга-се, Ума-шен сама упала, должна умереть, — сказала она, и опять в глазах собрались слёзы.
— Та Ума-шен осталась там, лежит на земле и умирает. А здесь ты живая и совсем-совсем другая.
Широкий нос дрогнул, губы сжались, по щеке поползла слеза. Но фигурка не сдвинулась ни на чуть-чуть.
— Здесь — ты новая. Ты – Машэ.
— Я не умею Машэ, — сказал она с печалью и бросила короткий любящий взгляд на пустую плошку.
— Будем учиться. Я помогу.
— Будет больно? — спросила она. Лицо неподвижно, а из глаз, что так и смотрят вниз, выкатилась ещё одна слеза.
Ну вот! Ничего не знает, а уже сдалась, приготовилась к неприятностям!
Я снова вспомнила Игоря. Иногда у него бывали приступы «бешеной» любви, я после этого не сразу приходила в себя и какое-то время дёргалась от его прикосновений и даже просто от слишком резких движений.
Пожалуй, у всего есть объяснение.
— Тебе было больно учиться? — спросила осторожно. Глупый вопрос — следы в её организме прямо говорили об этом.
— Учиться больно, выступать больнее.
— Больше не будешь выступать, — строго сказала, чтобы девчонка могла расслабиться.
— А как мужа найти? — вскинула она на меня полные ужаса глаза. Опять я промахнулась – расслабленностью тут и не пахло.
— Ольга, в этом мире женщин много, больше, чем мужчин, и нужно иметь талант, уметь его показать, чтобы заинтересовать мужчину и выйти замуж хотя бы второй или третьей женой. И заинтересовать нужно не внешностью, понимаешь? Потому и бреют налысо девочек, чтобы ничто не могло отвлечь, помешать рассмотреть их истинный талант. Потом уже, в браке, волосы отпускают какой угодно длины, а пока девушка на выданье, она должна быть без волос.
Надеюсь, глаза у меня остались на месте, потому что с шоком я справлялась с трудом.
— Человек, у которого ты купила Ума-шен, скупал у бедняков дочерей, учил их всяким фокусам, ловкости, гибкости, и они становились годным
