Однажды в мае - Ян Дрда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толпа загудела, поддержав Испанца: от спокойной коренастой фигуры Гошека веяло необыкновенной уверенностью. Даже тем, кто его не знал, было ясно, что он человек вполне надежный.
Гошек перевел дух и тихо сказал Испанцу:
— Может, лучше ты, Франта?..
— Тебя здесь знают, Гошек. Тебе доверяют. Это очень важно. И солдат ты тоже хороший.
А ты куда?
— Понятно, при тебе останусь. Буду помогать.
Они больше ничего не сказали друг другу. Да и зачем? Без всяких слов их объединяла общая вера в победу.
Где-то там, за рекой, был враг. Он скрывался в кудрявых рощицах, среди безобидной зелени садов вокруг вилл. Иногда, словно железный дятел, оттуда тюкал невидимый пулемет, и с высоких мачт на мост сыпались осколки фонарей. Пули били и по бетонным перилам, откалывали от них мелкие кусочки, которые летели в разные стороны, барабанили по грязному днищу трамвая.
Мост нужно было превратить в неприступную крепость. Но сейчас, пока было светло, всякий шаг по широкой проезжей части моста грозил смертью. Нацисты сами дали знать об этом: полчаса назад через мост пытался пройти из Голешовиц в Пельц-Тирольку какой-то человек. Он шел с портфелем под мышкой, словно на прогулку.
— Лучше вернитесь, приятель! На мосту вас нацисты убьют! — предупредили его.
— Это почему же? — обозлился он. — Я человек нейтральный, в политику не лезу! — И он вынул из портфеля белый, должно быть парикмахерский, халат, подчеркивая свой нейтралитет.
— Они тут уже застрелили одну кондукторшу… за здорово живешь!
— А вы не трогайте их! Не дразните винтовками! — И он прошел мимо поваленных вагонов, размахивая белым халатом вместо флага, потом ступил на мост.
Он не сделал и сотни шагов, как с противоположного берега залаял станковый пулемет. «Нейтрал» упал на асфальт, словно подкошенный. Он так и остался неподвижно лежать на мосту, прикрытый белым халатом. В трех шагах от него валялся портфель.
Гошек запретил переходить через мост. Надо было дождаться темноты и только тогда укреплять баррикаду.
Наблюдательный пункт Гошек устроил на чердаке двухэтажного дома Марешей, который выходил узким фасадом на улицу, а со стороны реки был прикрыт насыпью предмостья, так что с другого берега Влтавы виднелась лишь крыша. Из круглого слухового окна открывался вид на противоположную сторону реки, и проезжая часть моста была как на ладони.
Через два дома, во дворе трактира «У Здерадичков», был штаб. Гошек и Испанец как раз совещались, где раздобыть хоть несколько винтовок, когда прибежал угольщик с пулеметом. Что могло быть лучше этого неожиданного подарка!
Лойза Адам еще вытряхивал гипс из своей куртки, а на дворе уже дребезжали колеса обещанной двуколки. На ней лежали винтовки, жестяные ящики с патронами и ручными гранатами; кроме того, привезли два ручных пулемета. Всем бросилась в глаза необыкновенная упряжка: тележку с тяжелым грузом тащил полицейский Бручек, а сзади ее толкали два дюжих молодца. Лямка врезалась в необъятное брюхо Бручека, он пыхтел, по жирной физиономии текли грязные струйки пота, но глаза его блестели, как на гулянке.
— Господа, — тут же гаркнул он на весь двор, — полиция прибыла, можно начинать представление!
Гошек поморщился — он не любил полиции.
— Обойдется сегодня и без полицейских, — огрызнулся он, — лучше притаитесь где-нибудь в уголке. Еще наживете неприятности по службе!
Мужчины громко захохотали, а пан Бручек испуганно выкатил глаза.
— Что вы, пан Гошек! Неужто вы меня домой отсылаете? Ведь сейчас все бурлит! Думаете мне нацисты не надоели?
Гошеку очень хотелось как следует отчитать полицейского, но Испанец остановил его:
— Брось, Гошек! Ну и пусть его воюет, что за беда! Сидеть сложа руки мы ему не дадим!
— Раздать оружие! — приказал Гошек.
Бойцы начали хватать винтовки прямо из тележки, вырывать их друг у друга из рук. Тут и ободренный Бручек показал свое усердие и вмешался.
— Отставить! — крикнул он, вытащил из кармана записную книжку, вырвал из нее несколько листочков, присел у садового столика и принялся аккуратно линовать страничку.
— Фамилия, имя, год рождения! — обратился он к человеку, который в это время взял винтовку из двуколки.
— Какие еще фамилии! Мне винтовку нужно!
Бручек строго взглянул и спросил:
— Значит, по-вашему, порядок не нужен? Повторяю: фамилия, имя!
Угольщик Адам громко расхохотался:
— Вот чего нам не хватало — бухгалтерии! Теперь можно не задумываясь начинать сражение!
Человек, которого остановил Бручек, недовольно пробормотал:
— Швец Франтишек… — и протянул руку за ружьем.
— Номер винтовки! — неумолимо потребовал Бручек.
— Тридцать четыре тысячи восемьсот двадцать шесть…
Бручек облизал кончик карандаша, потом записал все сведения в свою книжку.
Гошек молча наблюдал за ним. Он скрепя сердце смирился с тем, что делал полицейский. В конце концов, такой список не повредит. А тут еще и Франта Испанец, лукаво улыбнувшись Гошеку, стал в очередь к столу Бручека.
— Следующий! — официальным тоном крикнул Бручек.
— Кроупа Франтишек! — по-солдатски отрапортовал Испанец.
Бручеку это имя, очевидно, что-то напомнило. Он быстро поднял голову и ошеломленно уставился Франте в лицо.
— Ну-ну, ты не… вы не… тот старый коммунист, а? Не вы это от нас в Испанию махнули в тридцать шестом?
— У вас хорошая память, пан Бручек, — растроганно сказал Испанец. — Немало вы за мной гонялись по Голешовицам.
— Да что старое вспоминать! — смущенно засмеялся полицейский и покосился на палку с резиновым наконечником в руках Франты. — В то время ты еще бегал как заяц! Сколько мне демонстраций приходилось разгонять! И получал-то я гроши! — Бручек с довольным видом послюнил чернильный карандаш и испачкал всю нижнюю губу фиолетовой краской. Тут, словно вспомнив что-то очень важное, он озабоченно хлопнул себя ладонью по лбу. — Дружище, а тебя гестапо не разыскивает?
Франта Кроупа рассмеялся:
— Да шестой уж год, пан Бручек, разве вам в участок не сообщали? — И он загремел затвором автомата, который ему протянули с тележки.
Бручек почтительно отдал ему честь:
— Старый солдат! Сразу видно.
За Испанцем в очереди оказался длинный безусый подросток.
— Властимил Неволе! — назвался он запинаясь.
Пан Бручек оглядел его с головы до пят и невольно сплюнул.
— Тьфу, да ты просто молокосос! Знаешь хоть, с какого конца ружье-то стреляет?
— Не беспокойтесь! — попытался ответить тот мужским басом, но голос у него сорвался, как у молодого петушка. При этом кровь кинулась ему в лицо, и он покраснел как маков цвет.
Гошек пристально смотрел на парня. И вдруг он необыкновенно живо представил себе собственного сына. Да, да, ведь Ярда Мареш, когда принес дорожную сумку, говорил ему что-то насчет Пепика. Кажется, Пепик сбежал. Будто бесследно исчез. И Гошеку показалось, что кто-то безжалостной рукой грубо стиснул его сердце. «И как я пропустил мимо ушей то, что сказал Ярда?» — рассердился на себя Гошек.
Правда, Ярда принес известие в самую неподходящую минуту, как раз в то время, когда эсэсовский пулемет скосил на мосту «нейтрала» с белым халатом. И все же… Гошеку представилось лицо жены, ее невыносимо укоризненные глаза…
— Ничего этому мальчишке не давайте! — приказал он Бручеку.
— Правильно! — согласился полицейский и жирной чертой зачеркнул одну из фамилий.
Подросток, потеряв надежду получить оружие, покраснел еще больше и сказал по-детски жалобным голосом:
— Между прочим, в сентябре мне исполнится уже шестнадцать… Я учился в школе вместе с вашим Пепиком, пан Гошек!
— Сопляки! — сердито сказал Гошек, не желая показать, что он растроган.
Подросток вздохнул и остался стоять неподалеку от столика Бручека, словно надеясь, что очередь все-таки дойдет и до него.
Встревоженный Гошек схватил за рукав Франту Кроупу и попросил:
— Прими командование на полчасика… Надо бы узнать… насчет моего парня…
Но тут прибежали двое из патруля, который стоял под мостом на другом берегу. Тяжело дыша, они обеспокоенно спросили:
— Гошек, это ты распорядился взорвать мост?
— Я? Что за вздор! — удивился Гошек.
— Там какие-то два парня открыли камеру в мостовой опоре и закладывают взрывчатку!
Такой скверный оборот дела заставил Гошека отложить заботы о сыне. Вместе с патрульными он сел в лодку и под защитой мостовых опор переправился на другой берег реки. Действительно, какие-то неизвестные парни в резиновых плащах укладывали в камеры блестящие жестяные банки с тринитротолуолом.
— Что вы тут делаете? — крикнул разозленный Гошек.